Глава 3. Окрас и сила стихии (1/2)
Как ни старайся, Цзян Чэн не может выбросить из головы внушающие опасения странности, произошедшие с ним после поминок. Но он понимает, что чем больше будет акцентировать на них внимание, тем больше вероятность повторения чего-то подобного. Человеческий разум очень восприимчив и, если его подкармливать воспоминаниями и переживаниями о Вэй Ине, он, с радостью ухватившись за такую возможность, опрокинет Цзян Чэна в ещё какие-нибудь явно нездоровые видения.
Поэтому Ваньинь решает, что лучший способ привести свою голову в хоть какое-то подобие порядка — банально отвлечься и закопаться в работу. На следующий же день он звонит отцу и говорит, что хочет помочь в его юридической фирме. Фэнмянь очень радуется такому предложению: ведь последнее время сын занимался делами не слишком охотно, а заставлять и наседать старший Цзян не решался, с пониманием относясь к тяжёлому периоду в его жизни.
Иногда Ваньинь не всерьез думал о том, что ему сильно не хватает жесткой руки матери, которая взяла бы его за шкирку и давно пинком выгнала на работу, слыша в ответ гневные возмущения и отказы. Они бы ругались до хрипа, орали друг на друга как умалишенные, но, возможно, от этих эмоциональных выплесков Цзян Чэну стало бы чуть легче, и он скорее притупил свое горе рутиной.
Но после смерти Вэй Ина поведение матери претерпело некие изменения по отношению к сыну. По каким-то личным причинам она не то, чтобы стала мягче… Смотрела все с той же свинцовой тяжестью во взгляде. Но теперь это была тяжесть не тех туч, что метали гром и молнии, а тех, что поливали землю бесконечными ливнями. Как бы она ни была недовольна появлением Вэй Ина в их жизни, все равно понимала, что он оказал слишком сильное влияние на всю их семью, а его кончина что-то сломала внутри сына.
Тем не менее, собираясь утром на работу, Цзян Чэн так и видит ее ироничную кривую ухмылку, слишком похожую на его собственную, и почти слышит: «Ну наконец хоть что-то полезное решил сделать. Неужели непонятно, что отец уже давно не тянет все в одиночку?»
И Ваньинь падает в работу, как в омут: дни напролёт он сидит в кабинете Фэнмяня и разбирает бесконечные договора и сметы. Ищет ошибки и несоответствия в документах. Назначает встречи и консультации. Порой приходит домой очень поздно и с Лань Хуанем теперь видится вынужденно реже, но тот относится с пониманием. Оставляет на столе ужин, который нужно только разогреть, а ночью заключает вымотанного Цзян Чэна в теплые крепкие объятия, приносящие если не покой, то хотя бы его иллюзию.
В один из последних рабочих дней недели Цзян Фэнмянь выглядит совсем уставшим и, кажется, даже заболевшим, и тогда Цзян Чэн без раздумий говорит, что может провести пару важных встреч, назначенных на понедельник, сам. Улыбка отца, удивленного таким рвением, мягкая и благодарная. Но чтобы достойно показать себя, Ваньиню нужно как минимум забрать из старой квартиры пару свежих костюмов. Поэтому сразу после шести он пишет Сичэню, что будет не меньше чем через пару часов, выходит из офиса и, накинув на голову капюшон куртки, добегает до метро, надеясь не сильно промокнуть под только начавшимся дождем.
Пока под аккомпанемент тяжеляка из эйр подсов Цзян Чэн трясется в вагоне в окружении блеклых уставших людей, которые явно думают только о том, как бы поскорее добраться до дома, он занимается тем, что морально себя настраивает. В их с Вэй Ином квартире, после переезда к Сичэню, Ваньинь бывал всего несколько раз. И каждый из них превращался в испытание. Те стены давно стали ловушкой, которая с остротой ножа, всаженного между ребер, пропарывала нутро свежей болью. Та самая ловушка, из которой не хотелось выбираться.
И уже успевший выгрести из почтового ящика счета и рекламу любимой доставки Вэй Ина, которую до сих пор упорно пихали в жестяную коробку, Цзян Чэн стоит перед массивной входной дверью и вдыхает поглубже. Он сжимает ключи в ладони крепче, чтобы упрочить связь с реальностью, а затем, оглушительно щелкнув замком в тишине этажа, заходит.
Свет в коридоре бьёт по глазам, будто оживляя покойника, в которого успела превратилось эта квартира без жильцов.
Цзян Чэн справится с этим мертвым пространством. Он всего лишь быстро пройдет по коридору даже не разуваясь, достанет из шкафа сумку, закинет туда обувь, несколько костюмов, ремней и рубашек, а после просто уйдет. Потому что если начнет оглядываться — моментально впустит в себя воспоминания о Вэй Ине, пропитавшие здесь каждый метр. И тогда уже Ваньинь вряд ли вернётся домой вовремя.
Покрывшаяся слоем пыли створка большого шкафа отъезжает в сторону, и пустая черно-красная сумка, соскользнувшая с верхней полки, глухо хлопает по паркету, заставляя Цзян Чэна вздрогнуть. Да ну за что ему все это..? Спортивная сумка Вэй Ина, с которой тот постоянно таскался в зал. Только она и осталась. Все, в чем Ваньинь перетаскивал вещи к Сичэню, сейчас покоится где-то в недрах его стерильной квартиры.
Взвизгивает резко и решительно дернутая молния, а руки Цзян Чэна быстро перебирают вещи. Запакованные в чехлы костюмы не слишком аккуратной кучей ложатся на тканевое дно. Сверху летят рубашки и все, что относительно может пригодиться. За рубашками в шкафу висят футболки. Цзян Чэн знает, что там только то, что он сам давно не носит и… Одежда Вэй Ина. Ни одной его вещи Ваньинь, само собой, не смог выбросить или куда-нибудь отдать.
Он чувствует себя насекомым, начинающим вязнуть в паутине, когда понимает, что осторожными движениями передвигает одну вешалку за другой, рассматривая броские футболки, толстовки и рубашки, оставшиеся здесь после переезда Вэй Ина. Тот порывался забрать вообще все, но потом передумал, сказав, что при необходимости купит новое. Конечно… Конечно же, с парнем, выполняющем все его желания, он мог позволить себе какое угодно количество мажорских шмоток любой стоимости.
Вспоминая об этом Цзян Чэн недовольно сжимает челюсти и хмурится, бесконтрольно сминая в пальцах рукав чужой футболки на вешалке. Он невольно вперивается в нее взглядом и, глядя на светлую ткань, чувствует как шестерёнки в голове медленно со скрипом начинают вращаться, выпутывая его из марева воспоминаний, и вселяя в сознание ощущение неправильности.
Футболка однотонная, бледно-розовая с изображением мопса в авиаторах и с сигарой в зубах. Вэй Ин не носил таких расцветок, но эту купил только потому, что Цзян Чэну понравился принт, когда они шатались в торговом центре по магазинам. А Ваньинь, закатив глаза, отказался брать, потому что «ну что за ублюдский цвет».
И эта футболка… Она была на Усяне в ту ночь… Вместе с узкими черными джинсами, красными кедами, и рюкзаком его дурацким с принтом из какой-то компьютерной игрушки… После опознания всё это вернули семье из морга. И отец отказался забирать, хотел оставить всё там, чтобы выкинули, но Ваньинь не смог. Не смог отдать хоть частичку брата, раз уж погребение будет в закрытом гробу, и он больше не сможет даже волос его коснуться, то хоть одежда, хоть вещи…
Чуть позже Цзян Чэн немного успокоился и, оставив большой пластиковый пакет с эмблемой клиники в углу ванной, обходил его десятой дорогой. Не мог заставить себя даже посмотреть в упор, пока однажды ночью не услышал странный шорох целлофана и, ворвавшись в ванную, не обнаружил разбросанную по полу одежду. Тогда Ваньинь списал это на случайность: у него часто барахлила сушка, дребезжа и вздрагивая как припадочная. В ту ночь он как раз оставил её с вещами, видимо, пакет упал, и…
Когда через некоторое время, Цзян Чэн потихоньку начал приходить в себя и стал приводить ванну в порядок, он молча запихал всю одежду Вэй Ина в машинку, словно тот был ещё жив и она могла ему понадобиться. И по рассеянности постирал эту футболку с чем-то синим, отчего на ней появились темные фиолетовые пятна, похожие на большие растекшиеся чернильные кляксы, а сама она стала бледно-лиловой.
Цзян Чэн, как увидел это, около часа просидел на полу в ванной прямо напротив открытой стиралки, сжимая в руках влажную ткань футболки, и не мог остановить перетряхивающих все тело рыданий.
А сейчас футболка, что висела в шкафу, была, как и при покупке, светло-розовая.
— Господи, блять, боже, — сквозь стиснутые зубы выдыхает Цзян Чэн и закрывает глаза. — Только не опять… Ну что за цветастые трипы, как у наркомана…
Он одеревеневшими пальцами на ощупь задвигает неприятно скрипнувшую колесиком по рельсу дверь обратно, и просто стоит и ждет. Слушает свое дыхание и пытается считать вдохи-выдохи, сосредоточиваясь хотя бы на этом, чтобы не думать о происходящем.
Через пару минут, когда липкий страх, почти становится чем-то родным, Ваньинь с опаской медленно открывает шкаф еще раз. Створка стукается о стену и чуть отскакивает обратно от слишком резкого движения под конец. Футболка с мопсом лиловая. С темными пятнами будто въевшихся чернил.
— Твою-то мать…
Цзян Чэн, игнорируя дрожь в голосе, порывисто сдергивает футболку с вешалки, и швыряет в сумку поверх прочих вещей. Застегивает молнию и, едва не забыв выключить свет, как можно более быстрым и твердым шагом устремляется к выходу.
◢◤◢◤◢◤◢◤◢◤◢◤◢◤</p>
Путь по тоннелям метро проскакивает совсем незаметно. Цзян Чэн по-прежнему старается ни о чем не думать и вслушивается в каждое слово песни в наушниках, позволяя звукам басов наполнить черепную коробку, избавляя от ненужных мыслей. Но в какой-то момент, ему почему-то становится очень душно и будто бы не хватает дыхания. Он испытывает невероятную потребность оказаться на воздухе.
До ближайшей к дому Сичэня станции еще пара остановок, но можно дойти и пешком. На улице до сих пор идет моросящий дождь и первый глоток влажного воздуха, расправляющий легкие, кажется живительным эликсиром. Пройти несколько кварталов не составит труда, а вещи, что на нём и те, что в сумке, не успеют сильно промокнуть. Цзян Чэн поглубже надвигает капюшон, удобнее перехватывает широкую лямку на плече и идет по знакомым улицам. Сейчас ему хочется только дышать этим запахом мокрого асфальта, свежестью травы парковых газонов, и озоном.
Даже дождь Цзян Чэн полюбил благодаря Вэй Ину.
Они вдвоем стоят под маленьким козырьком какого-то магазина, а вокруг обрушиваются ливневые потоки. Сильный дождь застал их пока они гуляли по центру после учебы, и тот начался так резко, что вовремя добежать до метро не удалось.
— Знаешь, А-Чэн, меня восхищают дождь и гроза. В них чувствуется мощь и хаотичность сил природы, которые могут нас всех уничтожить, если захотят.
— До уничтожения далеко, а вот до простуды близко! Особенно если простоим тут в мокрых шмотках черт знает сколько!
Цзян Чэн недовольно кривится, чувствуя как мерзко хлюпает в кроссовках, и складывает руки на груди.
— Ну тогда давай выйдем? Какая разница насколько нас зальет, если мы и так мокрые?
— Совсем сдурел? — Цзян Чэн хватает дернувшегося вперед Вэй Ина за запястье. — После такого тебя выжимать раз десять придется! А я не собираюсь развлекаться посиделками с тобой, когда ты заболеешь!
— Пусти! Хочу ощутить это на себе… Никогда не стоял под проливным дождем!
Вэй Ин со смехом вырывает руку и резво шагает на тротуар под сплошной поток, а затем, крутанувшись на месте, поворачивается к Цзян Чэну.