Часть 2. Из обреченного прошлого в беспросветное будущее? (2/2)

— Нет! — коротко и ясно. Я уже понял, что бесполезно, но по-другому ответить не мог, не умел, да и не хотел.

Обладательница холодного тона продолжала стоять не шелохнувшись, и со мной заговорил один из парней, тот что был покрупнее. Хотя до моих мышц ему было ещё далеко:

— Ты осужденный?

— Да.

— Тебя приговорили?

— Да. — Голос сник и как будто стал не мой.

— Так приступай к исполнению!

Если бы он был на шаг ближе, я бы уже отметился кулаком на его физиономии. Я сжался в пружину, когда раздался непонятный треск. Резко перевел взгляд на брюнетку, поднявшую руку в перчатке с электроникой. Она еще раз продемонстрировала электроразряд:

— Или помочь?

Я помню, как рванул на самого щуплого: он стоял аккурат посередине, а за его спиной я видел кухню. А кухня — это нож или хоть что-то. Но пока я летел плечом в худого (кстати реакция у него была прекрасная — успел-таки отскочить) меня и подсекли и успели поймать за робу, чтобы я не распластался по полу. Заломили вдвоем руки, как при аресте, профессионально, и втолкнули в ванную. Я инстинктивно рвался обратно в холл, хотя это было бессмысленно. И вдруг отпустили и даже оба вышли. Вошёл худой парнишка. Это меня обескуражило, однако тот спокойно заметил:

— Бежать здесь некуда, так что заканчивай и лезь в душ, — при этом протянул мне новые боксеры-плавки и отошел на пару шагов.

— Что им от меня надо? — спросил, всё еще не видя в худощавом для себя никакой угрозы. Даже промелькнула мысль взять его в плен, но осмотревшись убедился, что и это не выйдет: никаких тяжелых предметов, полотенец, и даже шланг в душевой отсутствовал.

— Чтобы ты помылся. А потом мы познакомимся. Я кстати Малыш.

— Не сомневался, — буркнул я, переодеваясь. Напрасно я думал, что плавки меня защитят от обозрения и домоганий. В этот вечер лучше бы они мне вообще не снимали повязку с глаз. Ибо после душа, сев в теплое джакузи, я понял, что буду в нем не один: вся странная компания, кроме Малыша, в купальниках опустилась в воду рядом. Круглое пространство не было таким уж большим, и любой, если бы протянул руку, мог до меня достать, как бы я не вжимался в борт. Эта сопредельность бесила. Мне было плевать на тихую музыку, и на шампанское, которое отчаянно пыталась влить в меня брюнетка. Она улыбалась на все мои увертывания подбородка и сжатые губы.

Меня тошнило от всего, что я видел: как горели глаза Влада, кусавшего Викки за вишневый верх купальника (скромность её куда-то улетучилась после шампанского), удерживая при этом под бедра, как отдавала приказы Титул, а Малыш услужливо приносил закуски на изящном подносе. На нем кроме плавок были одеты ещё воротничок и манжеты официанта — и это было также пошло, как то, что она смачно шлепнула его по ягодице, когда наконец разрешила их снять и присоединиться к ней. А он с**ка не стеснялся ее облизывать и нырять к району пупка. Я отворачивался, когда она томно выгибалась, закатывая глаза, но это не оставалось безнаказанным: меня щипали и трогали, заставляя повернуться обратно. Так продолжалось бесконечно, либо мне приходилось тошнотворно смотреть на начинающуюся оргию, либо снова лапали за грудь или зад. Когда перед глазами уже поплыло, я вцепился в край, чтобы не сползти под воду и не захлебнуться. В ушах все слилось в непонятный шум, тело стало ватным и все перевернулось. Очнулся наверно спустя минут двадцать, лежащий на дне уже осушенного джакузи, но хотя бы один, завернутый в плед. Наверно ушли продолжать в спальню, а мне хотелось лишь одного: забыться и все это из памяти стереть.

***

Титул, настоящее время.

Какого хрена все не спят в шесть утра? Один дерганый был, так теперь ещё второй завертелся. Ведь не тронула его вчера, даже наоборот. Придется сменить тактику и вымотать сегодня так, чтобы спал без задних ног. Вишня из-за него же проснулась. Где там мой Малыш? Наверняка тоже слышит как все зашуршали. Да, увидел мой знак рукой, наблюдательный змееныш, несёт халат. Надеваю и ухожу в ванную молча. Распоряжений не даю: все вышколены режимом, а Малыш сам займется кофе — знает какой я предпочитаю после душа. Только вот я, не успев раздеться, слышу стук в дверь и затем вижу в проеме его голову.

— Можно?

Не дожидаясь даже кивка бесцеремонно входит. Это что ещё за новости? Бровь поползла наверх, но в остальном не подаю знаков и стою в ожидании. Подходит, осторожно заглядывая в глаза:

— Помогу расслабиться? Может массаж?

— Если захочу — попрошу! — коротко высказываю неодобрение. Но он не уходит.

— Ну Ти, я же вижу, как ты напряжена. Выспаться не дали, меня ты прогнала на свою кровать. А что Волчонок смотрит на тебя волком — так это у него пройдет…

Мне никогда не доводилось бить Малыша по лицу — всегда считала пощечины признаком неуправляемого внутреннего гнева, который берет над человеком верх. Это не спарринг и не тренировка, где соперник тебе равен, и навесить ему значит защитить свою честь и одержать чистую победу. Совсем другое, когда перед тобой существо младше и слабее, и при этом не только не пытается напасть, а из кожи вон лезет угодить. Но сейчас (хотя он прав, все из-за Волчонка) руки так и чесались. Но я ничему не позволяю брать надо мною верх: ни гневу, ни чувствам, ни кому бы то ни было. Еле сдержав минутный дикий порыв, резким выпадом хватаю запястье Эндрю, выворачиваю почти до хруста, и не жду, пока он вскрикнет от неожиданности, шепчу в ухо, оказавшееся почти у моих губ в его невыгодном положении:

— Не смей делать выводы за меня, — между каждым словом я сделала выразительные паузы. Затем ослабив хватку добавила:

— Я захотела душ, твое дело — приготовить кофе. А потом, когда я выйду, вытереть здесь пол. Всё.

Отпускаю его руку. Он наконец, поджав губы, выходит. Какого хрена все начали отбиваться от рук? Хотят показательное выступление? Сегодня они его получат! — встаю под струи и продумываю наилучший план.