Пролог (2/2)

— Безусловно, — кивок, — но я хочу, чтобы ты понимал, что, если что-то происходит, ты не должен просто встать и продолжать, как ни в чём не бывало. Не думаю, что ты готов воспринять это как обычную заботу, чем это по факту и является, но что, если подумать об этом, как о стратегии? Конечно, получив травму, ты можешь стиснуть зубы и продолжить, но что будет после завершения матча или тренировки? Сколько в таком случае понадобится времени для лечения и восстановления?

— Я…

— О нет, милый, — женщина быстро перебивает и качает головой. — Ты не будешь играть с незажившей травмой. Ни я, ни Ваймак тебе не позволим. Будешь сидеть на скамейке и наблюдать, хотя мог бы играть, если бы сказал сразу, что что-то не так. Ты понимаешь?

В её голосе чувствовалось лёгкое давление, но оно почему-то успокаивало. Нил слушал и понимал, что она права. Безусловно права. Но это настолько шло в разрез с тем, что твердили Натан и Мэри. Между выживание и спортом — огромная разница. Её видно даже невооружённым взглядом. И если Нил действительно хочет отыграть всё то время, что есть перед встречей с Воронами, ему придётся подчиниться.

Пальцы невольно впились в мягкий матриал кушетки, парень опустил голову.

— Я понял.

— Молодец.

Нил не видел лица женщины, но был уверен, что она слабо улыбается.

— Тогда ты не против, если я проведу короткий осмотр? Хочу убедиться, что ты действительно в порядке.

***</p>

Натаниэль с интересом наблюдал за братом, который довольно оживлённо рассказывал о прошедшей тренировочной игре в Малой лиге. Быстро отложив книгу и закинув перед этим в неё закладку, мальчик слегка склонил голову, показывая, что слушает. Натанаиль сделал несколько резких взмахов руками и не убедительно изобразил столкновение, падая после на ковёр и скидывая чёлку с глаз.

— Они такие крутые! Но мы лучше! Представляешь, я смог заблокировать того огромного мальчика, а он — на секунду — почти на голову выше, — восторженно щебетал Абрам, сияющими голубыми глазками глядя на близнеца.

— Сантиметров десять, максимум, двенадцать.

— Что? — удивлённо моргнул мальчик.

— Он выше на десять-двенадцать сантиметров, — спокойной пояснил Натаниэль и слабо улыбнулся на возмущённую мордашку на полу. — Ты хорошо поработал. Уверен, если будешь продолжать в том же духе, сможешь добиться желаемого.

— Не-а, — горько протянул Натанаил. — Помнишь я рассказывал про сынов экси?

— Рико Морияма и Кевин Дэй?

— Угу. Они немного старше, но даже в моём возрасте были такими крутыми! — растягивая последние гласные, восторженно пробормотал он и прикрыл глаза, закидывая руки за голову.

Натаниэль почувствовал то редкое чувство торжественного удовлетворения, которое появлялось, когда он наблюдал за расслабленным братом. Тому нравилось валяться на полу, напрочь отказываясь воспринимать мебель, если старших не было в комнате. Стоило им внезапно появиться, как он тут же отхватывал за неподобающее поведение, но Абрама это мало волновало. Натаниэль быстрым взглядом проверил время, отмечая, что до возвращения матери осталось чуть более часа.

Удобнее устраиваясь в своём кресле, мальчик услышал тихое сопение в районе ног. Беззвучно усмехнувшись, Натаниэль подтянул ноги, устраивая на коленях голову. Кто бы сомневался. Иногда Натаниэлю казалось, что его брату удобно абсолютно везде: кровать, парта, пол. Он даже стоя иногда умудрялся заснуть. Чужие рыжие волосы красиво переливались в лучах заходящего солнца. Натаниэлю пришлось побороть желание коснуться их.

Отражения друг друга. Две разные души в одинаковых телах. В этом было что-то мистическое. Особенно когда Натаниэль наблюдал за чужой мимикой на своём лице. Он искренне не понимал, как у его брата получается так красиво улыбаться и смеяться. В те редкие моменты, когда Нат замечал улыбку у себя, она выходила либо кривой, либо в виде оскала отца. Не то чтобы это сильно волновало. Пусть и близнецы, они абсолютно разные, но проявлялось это, к сожалению, не во внешности. Их путала даже мать, но самым удивительным была возможность различать их отцом. Натан всегда знал, где кто. Мэри же понимала это лишь тогда, когда Натанаил обнимал её. Он всегда тянулся к крупицам любви и нежности, которые она могла дать.

Натаниэль же стал «любимцем» отца. Это было странно. Он даже не понимал, как так вышло. Но что более важно — ему это было противно. В редкие моменты, когда слабость брала верх, мальчик молча задавался вопросом, чем заслужил такое наказание. Маленькое тело пронизывало болью, когда Натаниэль видел, как Мэри — мама — с нежностью быстро отвечала на каждое объятье его брата, в то время как ему доставались только скомканные кивки, стандартные фразы, произнесённые без капли теплоты, да отстранённые взгляды. Однажды Натаниэлю хватило храбрости признаться себе: он хотел бы оказаться на месте Натанаиля, но он ни за что не поменяется с ним ролями. Абраму незачем спускаться в подвал чаще обязательных уроков.

Входная дверь тихо открывается, вырывая из мыслей и лёгкой дремоты — привычки Натанаиля заразны? Вскинул голову, Натаниэль удивлённо смотрит в совмещённый с гостиной коридор и натыкается на взъерошенную мать. Женщина полностью поглощена своими мыслями и не сразу замечает детей. Ей требуется несколько секунд, чтобы понять, что младший опять уснул на полу. Сначала в глазах читается явное удивление, быстро сменяющееся хмуростью, а после и лёгкой улыбкой, ломающей губы в неестественном изгибе.

— Буди его. Натан скоро приедет, — тихо, но строго говорит Мэри, поправляет длинную юбку, что задралась, пока она разувалась, и проходит к лестнице, не дождавшись ответа.

Натаниэль согласно кивает и медленно встаёт, разминая затёкшее тело. Ему требуется несколько минут, чтобы всё-таки коснуться копны мягких волос Абрама, прежде чем легонько щёлкнуть того по носу.

— Пошли наверх. Мэри вернулась.

— Угу…

Натанаил, кажется, даже не просыпается толком, но послушно встаёт и идёт за братом, едва не сбивая со стола вазу.

***</p>

Прохладный воздух в помещении довольно сильно контрастировал с уличной духотой, заставляя кожу мгновенно покрыться неприятными мурашками. Натаниэль неспешно спускался по, казалось бы, бесконечной лестнице, наслаждаясь тихим эхом своих шагов, отскакивающим от стен и лишь нагнетающим атмосферу. Гнездо было, как и всегда, равнодушно в самом мерзком понимании этого слова.

Натаниэль поморщился от гробовой тишины, лишь мгновение спустя вспоминая, что здесь уже была глубокая ночь. Дебильное искажение времени. Короткая сверка с часами подсказала, что на сон было не больше пары часов. Самое оно после изнурительной семичасовой работы и предстоящего дня тренировок, ничего не скажешь.

Дверь не поддаётся на привычный лёгкий толчок, а парень не может не испытывать лёгкого удовлетворения. Замок в этот раз не сломан. Тихое звяканье ключей, столь же тихий щелчок замка и дверь пропускает внутрь. В комнате темной, здесь нет даже того приглушённого света коридора, но Натаниэль не заморачивается. Расположение вещей здесь не менялось уже несколько лет.

Быстро избавляясь от испорченного костюма, Нат успевает натянуть домашнюю футболку, когда включается ночник у соседней койки.

— Ты рано, — хриплый голос Жана звучит до умопомрачения мило.

Натаниэль не может не улыбнуться на это.

— Спи, скоро подъём, — сбрасывая испорченные вещи в мусорку, тихо говорит парень и смотрит на друга.

Моро щурится, внимательно осматривает его на наличие новых ран и удовлетворённо хмыкает, не находя их. Серые глаза то и дело тяжело опускаются и взгляд слишком мутный, но достаточно сосредоточенный.

— Душ? — вновь хрипит Жан и подавляет зевок.

Нат устало качает головой и подходит к другу, чтобы провести рукой по спутанным волосам. В такие моменты Жан — это огромный ребёнок, которого хочется тискать-тискать-тискать, и как бы не был измучен Натаниэль, он никогда не отказывает себе в этом удовольствии. Моро редко бывает насколько расслаблен и открыт, а на нежные прикосновения реагирует более открыто, чем обычно. Вот и сейчас он удовлетворённо мычит, закрывая глаза и наслаждаясь лёгким подёргиванием прядок.

— Тогда спи у себя. От тебя кровью воняет.

Натаниэль не может сдержать тихого смеха. В последний раз проведя по чёрным прядям, он легко целует чужую макушку и выключает свет.

— Это не новость.