VIII. Ли Хисын. (2/2)

Хисын помнил всё размыто: где-то в коридоре упала увесистая вещь, наверное, рюкзак; через какое-то время звенели стаканы, когда он перевернулся на другой бок, послышалась негромкая, но возмущённая японская речь. Он окончательно проснулся и стал различать звуки тогда, когда дверь его спальни открылась с характерным скрипом, а источник шума в этот раз на носочках подошёл к низкой кровати без ножек и прочего рядом, нависая. Этот инфантильный взгляд Хисын не мог не почувствовать на себе, как и проседание в матрасе.

— Хён, ты спишь?

— Угум, — просто ответил Хисын, неудобно изворачивая руку, чтобы ухватить край одеяла и натянуть себе на голову. Не вышло, потому что надоедливый непоседа просто лёг на него и хихикнул на ухо.

— Хён, ты не спишь, — указательным пальцем младший ткнул мужчине в щёку и вздохнул, выпрямляясь. Рики смотрел на своего соседа, который выглядывал из-под одеяла лишь беспорядочной копной чёрных волос и одной голой ногой. — Хён… я хочу есть. Очень. Правда.

— Приготовь… себе что-нибудь, — стараясь говорить чётче, чтобы мозг японца его правильно понял, ответил Ли. Но стоило ему услышать отчаянное урчание чужого желудка, как воздух проделал тяжёлый путь из лёгких и звучно разнёсся по комнате. — Дай мне пять минут.

— Ты обещал мне сегодня… ты… — Рики вдруг стало неловко озвучивать свои желания, так что он отвёл взгляд, смущаясь и надеясь, что старший внезапно обретёт навык телепатии и поймёт без слов.

Хисын, потирая слипающиеся глаза и часто моргая от режущего света, смотрел на сидящего с краю Рики. В школьной форме с серым пиджачком и бежевыми прямыми брюками, в тех же носках, что ему приготовил с вечера старший. Этот ребёнок был бы ему лучшим сыном, если бы не раскидывал по утрам все предметы в доме по противоположным местам. «Ты обещал мне сегодня», — закрутилось у него в голове, словно размешанный шейк. Хисын хмыкнул, припоминая.

— «Тэмпуру»? Она же прямо перед домом, Рики, ты можешь сам сходить.

— Ну… — он неловко замялся, вытягивая ноги и поджимая пальцы на ногах. Хисын понял этот намёк. Тинейджер всегда делал так, когда хотел начать умолять и ему было немного стыдно и неловко, но отступать точно не собирался.

— Ладно. Схожу с тобой. Но с тебя уборка, Ники-сан, — сев, мужчина свесил обнажённые ноги с кровати, и холодные ступни коснулись нагретого пола. Лицо мальчишки тут же озарилось улыбкой.

— Десять минут — и всё будет готово! — пообещал он уже тогда, когда выбежал из комнаты.

Дверь за ним закрылась, оставляя крохотную щёлку, а квартира мгновенно наполнилась оглушающем шумом посуды, мисок, кастрюль, банок, веников и вещей. Загудел робот-пылесос. Грохот. Снова набор японских грозных фраз. Хисын подошёл к двери и заглянул в щёлку — юноша умудрился наступить на свисающий с его руки рукав кофты и упасть на колени, грубо ударившись чашечкой. Но это не сделало его менее активным и вдохновлённым.

Хисын уже одевался в чёрное худи, которое Ни-ки называл «слишком скучным», обычные домашние джинсы, в которых можно было сходить до магазина, и подумал о том, чтобы обуть какие-то тапочки. На телефон ему пришло сообщение, тут же отозвавшись крупной вибрацией в умных часах на запястье, и неугомонный подросток влетел в спальню как раз в тот момент, когда мужчина активно писал что-то в телефоне.

— Пошли, хён!

Нишимура был уже одет в красную футболку с принтом кока-колы, купленную в китайском магазинчике за тысячу вон, и в зелёные спортивные штаны из пумы. Хён продолжал молча печатать, так что Рики заинтересованно подошёл, стараясь удерживать свои силы, и любопытно заглянул в экран. Рабочий чат. Хисын активно писал, чего не доставало в баре и что разбились бутылки.

— Хён, поэтому твои кроссовки такие грязные? — осенило подростка.

Хисын ещё допечатал некоторые сообщения, а затем перевёл взгляд на младшего, помедлив. Он пытался собрать в мыслях отрывки фраз, что слышал недавно. К сожалению, он не мог концентрироваться на двух вещах одновременно, как это делал Джей, и вздохнул.

— Рики, я просил тебя не мешать, когда я занят. Повтори ещё раз.

— Ой, да ничего, забудь, хён, — буркнул тут же младший, почувствовав резкий стыд за своё поведение, но не способный признать это чувство. Хисын закатил глаза и хотел бы удариться головой о стену от безысходности, но не мог. Оставалось только пойти за младшим.

— Чего бы ты хотел из «тэмпуры»?

— Не знаю, — ответил он, завязывая шнурки на конверсах, неуклюже перебирая их пальцами.

Рики обиделся. И тут неважно, на себя или на кого-то ещё, потому что теперь Хисыну придётся вытягивать каждое слово из него насильно, потому что младший в этом плане слишком упёрт и испуган, чтобы говорить. Чем больше трогаешь Рики тогда, когда он в подкошенном состоянии, чем больше вероятности отстранить от себя. В последнее время они часто сталкивались с таким. И Хисын знал, что не мог спросить напрямую, типа «Рики, это ведь гормоны и переходный возраст, да?» — младший воспримет это как укор, ему кажется. Как претензию к нему, основанную только на возрасте.

Хисын не хотел его травмировать сильнее, чем есть, но у него никогда до этого не было детей. Он не знал, что с ним делать. Рики попал к нему в двенадцать лет и перевернул всю жизнь вверх дном.

— Рики… что случилось? Я сказал что-то не так?

— Всё нормально, — снова буркнул он, вставая и выходя в подъезд самостоятельно, спускаясь по ступеням.

Нет, всё точно не нормально. Обычно Рики выбегал, ждал у двери, они спускались вместе, в то время как маленький японец рассказывал ему о своём новом дне в школе. А сейчас Рики, кажется, снова раздувал из мухи слона. Хисын не задумался о своей вине, потому что он уже просил не мешать множество раз. Но ему всё равно предстояло обуть открытые тапочки, взять кошелёк с пин-картой и выйти.

Рики не совсем обиделся. Да, он быстро сбежал по лестнице и вышел на улицу, остановился на парковке перед домом и надуто скрестил руки на груди, но не потому что он не хотел видеть хёна или его действительно задели его слова, а потому что… Рики вздохнул. Может, его и задело немного. Он не любил чувствовать себя ненужным. Он не любил, когда Хисын сидел в телефоне и не слышал его. Рики боялся одиночества. Боялся, что хён променяет его на кого-то. Благодаря таким мыслям неуверенность Рики в самом себе крепла с каждым разом и он находил всё больше причин раскапывать себя изнутри.

Он и так другой. Не только в этой стране, но и в школе, и в фонде. Везде другой.

Когда Хисын вышел, Рики подошёл к нему и они молча направились к соседнему одноэтажному низкому зданию у дороги с синей черепичной крышей. Оно было настолько низким, что Рики и Хисыну пришлось слишком пригнуться, когда они входили через главную дверь. Это было крохотное помещение с едой на вынос. Только кухонька и прихожая.

— Здравствуйте, господин Ван, — Хисын присел на стул и улыбнулся хозяину, что сейчас заправлял фритюрницы новым маслом, выливая из него почерневшее. — Нам как обычно, — Хи посмотрел на молчаливого младшего, что уставился в пол, дёргая заусенцы на пальцах, и тихо выдохнул. — И дайте ещё один дораяки.

Рики оживился и удивлённо поднял голову. Всё, что он встретил в ответ — виноватый взгляд хёна, который так и пытался сказать: «прости меня». Хисын не умел выражать своих чувств словами. Ему всегда не хватало фраз для того, чтобы в полной мере донести до собеседника свои эмоции. Это было его бессилие. Каждый раз не находя возможность донести мысль, он злился или отчаивался. И сейчас был второй вариант.

Рики было жаль. Он всё понял, но тоже не находил слов, так как ему трудно — никто никогда в жизни не говорил ему «прости» и «люблю». И он не знал, как произносить эти слова, не знал, как на них реагировать, этот язык был совершенно чужд и неведом. И не только для него. Для них обоих.

И хисыново «прости» Рики прочёл в булочке дораяки, ведь сладости ему запрещались из-за проблем со здоровьем. Губы Рики дрогнули, когда он с бумажным пакетом вышел на улицу, и его глаза вдруг заслезились, стоило ему посмотреть на выпечку. Он любил их, когда жил в Окаяме. Хисын вздохнул.

— Расскажешь мне, что случилось?

— Ничего… ничего, хён, — Рики помотал головой и вытер лицо рукой, а затем поднял взор, и его глаза так сияли, что взрослое сердце заболело от чувствительности. — Всё честно хорошо. Правда… правда…

— Тогда… можем идти? — и Ли кивнул в сторону парковки.

Они медленно направились к дверям дома, и у обоих немного отлегло от сердца, напряжение медленно перетиралось и превращалось в пыль, недомолвки больше не было. Посмотрев на то, как Рики осторожно укусил запретную в обычные дни сладость, Хисын ощутил режущую боль в горле. За ним давно закрепилось чувство вины.

— Рики, — позвал он у дверей подъезда, и младший остановился, обернулся удивлённо. — Помнишь, ты хотел посмотреть со мной «Дети моря»? — Нишимура глупо моргнул и кивнул, чувствуя, как сердце начало глухо стучать. По его пальцам пробежался ток. — Давай посмотрим? Ты давно хотел… а у меня всё не было времени…

— Правда, хён? — с надеждой спросил Рики, не сдержав улыбку, и вдруг его фигура обвелась ярким белым контуром, волосы замерцали, а глаза отбелились. Где-то на верхнем этаже послышалась ругань старого мужчины.

— Рики, ты опять обесточил дом.

Но в ответ он услышал только глупое детское хихиканье.