Часть 6 (1/2)

25 октября.</p>

— Отвали от меня! Ты просто ненормальная, я не собираюсь с тобой разговаривать. Оставь меня в покое! — Квентин, на грани нервного срыва, пилит дверь взглядом покрасневших глаз, покрепче обняв себя руками. Старается дышать ровнее. Внутри разгорается дикая паника вперемешку с дикой болью, которая кусается хуже дворовой собаки.

— Я выломаю эту дверь, если ты сейчас же не откроешь мне, сынок!

Ричард пытается угомонить тремор из-за подскочившего в крови адреналина. Все тело буквально вибрирует на месте — такое неприятное чувство.

— Сынок, сейчас же открой чертову дверь, я тебе сказа-

— Никакой я тебе, блять, не сынок!

Как говорится: утро начинается не с кофе.

О не-е-ет! Нет, нет, нет.

У Квентина оно начинается с теплого душа, прикосновения махрового полотенца к телу, а также с «аппетитного» завтрака. Легкий омлет с жидким желтком; с материнской любовью пожаренный бекон до золотистой корочки с каждой стороны и розовые аппетитные сосиски. А это все приправлено ароматными матами, пикантными кулаками по лицу, а также ремнем и страшными гематомами на теле, будто холодное молоко с хлопьями. Вот только жаль, что Рай, просвечивающийся между этих строк, просто уходит нахуй в мусорку и закрывается крышкой «родители».

— Отвали от меня, ёбанная ведьма!

Грудь словно сдавило тяжелой бетонной плитой, а острая, как полное ведро кусков стекла, обида застряла поперек горла. Квентин кашляет уже какой год, пытаясь выхаркать хоть что-то.

— Как ты со мной разговариваешь?! Я твоя мать!

— Да какая, блять, ты мне мать? — Дрожь полностью кутает тело, и Квентин уже не контролирует себя. — Ну давай! Будь как отец, который только ступив за порог этой квартиры после клуба, тащил меня за ухо на улицу и оставил прямо вот так. В тонких домашних штанах и майке! Как мокрого щенка за шиворот!

Дыра на сердце больше жерла вулкана. Родители собственными руками пробили насквозь, не заласкали, не вылечили. Точно как щенка за шиворот из своей жизни выкинули.

— Какой клуб? Отец тяжело работал, Квентин! Ты это прекрасно знаешь! — Ее ярко накрашенные губы сложились в плоскую линию, выражая долбанное недовольство. — Ты сам виноват в том, что раздражал его своим поведением!

— Работал? Этот дерьмохеропиздократ* имел работу?

— Я сейчас вызову полицию, Квентин! Выходи!

— Ну так давай! Вызови, покажи им, как мы живем! — Он чувствует, что снова задыхается. Ему нужно забиться в темный угол и успокоиться. — Ох, подожди-и-и! Ты же будешь плести чушь о том, как сильно ты меня любишь. Как после ухода отца, ты бережно хранишь его вещи в его же чемодане. — Желудок снова надоедливо урчал. Еще одна обуза, что мешает просто лежать и бесконечно плакать из-за собственных проблем, — Ждуня ёбанная, — Вздыхает, чувствуя, что готов расплакаться прямо сейчас, — Расскажи им как ты хорошо знаешь, где стоят все мои учебники, потому что принимаешь активное участие в моем обучении, да, Ирен? А не потому что ты там прячешь свои косяки с травкой, а чемодан отца — сплошное наркогнездо для твоих любимых покупателей с немытыми руками и чёрными зубами!

— Не называй меня по имени! Я твоя мама и делаю это, чтобы обеспечить нас деньг-

— Перестань лгать! Я ношу одну и ту же одежду уже 6 год подряд, мама! У меня нет нормального завтрака, ужина и ланча в школу, как у Майкла или Джеймса! — Брюнет всхлипывает, трет глаза рукавами, грязными после ночной прогулки, завтра наверняка вскочит ячмень. — Ты хоть раз в жизни дала мне деньги на дешевый батончик? Только то и делаешь, что подставляешь жопу тем неандертальцам и тратишь все деньги на свои сигареты.

К глазам подступает поток горьких слез. Голова болит, а тело бросает то в жар, то в холод, взывая наконец сделать с этим уже что-нибудь, прекратить ту боль где-то внутри.

Он хватает свой рюкзак и начинает скидывать туда все самое необходимое на ближайшее время, практически никак не укладывая вещи. Ну да, об аккуратности и речи быть не может. Наверное, снова поживет у Кларков или Миллеров, больше ему не к кому идти.

Он понимает, что сейчас делает абсолютную, да и не совсем распланированную (постоянную) хуйню, но глаза боятся, а руки делают на автомате. В голове мелькает примерный план действий: как выйти из этой комнаты и снова не получить по лицу перед уроками.

— А ты нет? Уверена, этот твой Кларк тебе не просто так дает деньги? — Слышит, как что-то за дверью бьется о стену. Возможно, стеклянный стакан, купленный для коньяка недавно. Квентин метается по комнате, сгребая в охапку все, что на глаза попадается. — Ты неблагодарный. Спишь в чужом доме, как непотребная блядь. — На секунду останавливается и вздыхает, поджимая губы. — Этот твой сраный байкер… Если ты собираешься вести себя как блядь, Квентин, то потом не ной, что он изнасиловал тебя на одном из высококультурных мероприятий. Или ты уже этому богатенькому фрику в туалете отсо…

Мальчишка буквально выпрыгивает из комнаты, хлопая дверью об стену так, что дом чуть не покачнулся.

— Закрой рот! Ты не имеешь права говорить так о нем! — Закипает, воздушный шар внутри вот-вот с громким хлопком лопнет. — Благодаря этому фрику я нормально питаюсь, покупаю хотя бы минимум нужной одежды и оплатил себе долбанное лечение зубов. Знаю вкус лазаньи, яблочного пирога, как пахнет чистый хлопок! А ты что? Сколько ты ходила на собрания? Неделю, Ирен, неделю! Тебе напомнить, что ты трахнула поручителя? — Впивается ногтями в ладони до покрасневших отметин, сдерживает слезы, до боли прикусывая губу. — Ты даже не сказала, что у тебя есть ребенок! Тебе напомнить, как он поставил тебе фингал под глазом? Ты смотрелась, как проститутка, мам!

— А то, что ты склонен к неправильным увлечениям, сынок, это нормально? — Выдавливает из себя. — Квентин, думаешь, я ничего не знаю?

— На что ты намекаешь?

— Думаешь, я глухая по ночам? — Женщина аккуратно берёт руки сына в свои. — Я обсудила это с Джином, и он сказал, что такое бывает. Тебе было недостаточно отцовской любви, вот ты и решил найти её в парне.

— У тебя с головой все в порядке? — Квентин вырывает свои руки, откидываясь на пол. — Какая болезнь, какое лечение, я абсолютно здоров.

— Любить парней — это ненормально, — В ее голосе слышны нотки агрессии, — Дэвид больной мальчик, и я запрещаю тебе с ним общаться. — С насмешкой говорит она, а Квентин болезненно жмурится. — Думаю, Джеймс со своей мамой — алкоголичкой такой же фри-

— Серьезно? А раздвигать свою пилотку перед этими больными уродами, избивающими тебя, так это нормально? Я видел, как они трахают тебя, мам! Как они бьют тебя! Особенно твой Джин — трахоме-

Слышится смачный шлепок. Щека парня загорается в ярком пламени от удара.

— Я дала тебе все: крышу над головой, еду, воспитание, образование, а ты вот так отблагодарил меня за это? Как ты смеешь мне перечить после всего того, что я для тебя сделала?! — И смотрит на сына с высока, сжимая кулаки до белесых костяшек.

Квентин смотрит на мать сквозь размытую пелену жалких слез, не меняясь в лице. Внутри все разрывается на куски, дышать так трудно, что все в груди просто горит. Горло саднит так, будто застревает что-то острое и тяжелое, от чего хочется просто сорваться и зарыдать что есть силы.

— И что? Что ты вообще знаешь, щенок? — Шипит, — Я за это получаю деньги, чтобы оплатить наши долги, которые оставил твой папаша! Ты серьезно думаешь, что я буду отпускать тебя ночью с этим больным фриком, который разбил мне стекло недавно? — Совсем не замечает, как мальчишка слишком быстро вдыхает воздух, словно вот-вот схватит астматический приступ. — Квентин, черт возьми, ты должен был стать идеальным ребенком, а не подстилкой, раздвигающей ноги.

Тремор не покидает организм, от чего он старается контролировать эмоции и не показывать их, как и обычно, но из-за этого только сильнее начинает болеть голова, и становится тяжело дышать. Ингалятор. Где ингалятор?

— За что мне такой позор? — Женщина хватает подбородок сына, чтобы тот посмотрел на нее. — Грелка для чужого члена.

— Ты точно больная, — Выкидывает Квентин. Скалится, облизывая новые брекеты, — Слушать противно. Дай я пройду в школу.

Делает попытку встать, но чужие руки резко припечатывают его к стене, не позволяя и шагу сделать.

— Никуда ты не пойдёшь, пока я не буду уверена, что в твоей голове нет этого позора. — Почти что по-змеиному шипит, не понимая, что слишком сильно сдавливает горло сына. — Почему ты мне не даешь эти деньги? Мы же семья, Квентин. Где ты их прячешь, а?

Отвратительно.

Квентин сглатывает еще раз, уже неконтролируемо всхлипывая, стоит ему только вспомнить о вчерашнем вечере. В горле стоит лезвие. Ещё одно движение — оно точно перережет артерии, и кровь потечёт ручьём, но…

Но Квентин скорее отрежет себе язык, чем ответит этой гниде. Насильно проглатывает слова, изо всех сил стараясь сдержать истерику, но она так настойчиво лезет наружу, что слезы и сами без дрессировки капают на щеки.

— Кларки — богатая семья. Как жаль, что вместо Мейсона не сдохла его чертова жена, так-то…

— Заткнись! — Шипит и с точностью хищника цепляет рукой шею «матери», со всей силы впечатывая ее в стену и высвобождаясь из захвата. Голова идет кругом от эмоций. Все тело ужасно трясет. — Заткнись! Заткнись! Заткнись! — И толкает ее, не выдерживая такого поведения со стороны «родного человека», отчего та ударяется боком о стол, — Быстро заткни свой рот, поняла? — Уже задыхался в собственных слезах.

— Да я тебя этими руками вырастила. Понимаешь? Вырастила. — Хватает его за запястье, крепко сжав. Квентин отдергивает свою руку, но высвободиться так и не удается.

Душно, противно, липко.

— Отпусти меня! — Чуть громче произносит брюнет, продолжая дергать своей рукой.

— Да послушай!

— Отстань. Я не хочу ничего слышать от тебя, сука.

За маты ему ни капли не стыдно.

— А я ещё ведь до рождения чувствовала, что сын у меня настоящим ублюдком родится.

— Лучше вообще на свет не родиться, чем иметь такую мать, как ты. — Язвительно выкидывает Квентин

— Ах, вот как? — Женщина перехватывает его за воротник черной толстовки, приближая к себе. — То есть мне стоило отдать тебя в приют? Чтобы ты спал в комнате на двадцать человек, пытался урвать себе покушать, чтобы не голодать, молчу уже об одежде да?

Квентин впивается в нее глазами, полными боли. «Мать» всегда умела задеть его, сделать больно — но никогда, еще ни разу, она не задевала самого болезненного.

— Из дома моего полностью выметайся, вещи свои можешь хоть завтра забрать, только когда меня дома не будет, понял? Видеть тебя сил моих больше нет.

— В который раз ты выгоняешь меня из дома? Потом что, будешь возвращать назад, потому что социальные службы резко вспомнили о твоем позорном существовании? — И отталкивает от себя «маму», проводя рукой по своей шее, — Иди на хуй.

— И чтобы больше я от тебя ни слова не слышала, понял?

В ответ лишь звук захлопнувшейся двери и распахнутое от сквозняка окно.

Капюшон тонкой толстовки намокал от моросящего утреннего дождя, а ноги хлюпали в едва живых кроссовках. Но на это Квентину было все равно. Ему было просто тяжело даже думать о проблемах, не то чтобы их как-нибудь решать. От и плетется пешком до знакомого дома.

— Что ты здесь делаешь?

Мальчишка не оборачивается на голос, прекрасно знает, чей он, даже не удивляется. Зато чувствует не вельветовую, а кожаную куртку на своих плечах, привычно пахнущую сигаретами. После той вечеринки Кларк редко надевал свою вельветовую. Не хотел затмить запах вишни уродливым запахом сигарет и пота.

— Ты чего сидишь тут? Загораешь? — Кларк улыбается уголками губ, но стоит тому поднять на него лицо, как улыбка медленно поползла вниз, — Опять она? — И Квентин кивает.

Блондин заходит обратно в дом и возвращается уже с пакетом льда, прикладывая холод к покрасневшей щеке Ричарда. Кулаки снова навязчиво чесались.

— Мне пойти и снова разбить машину ее кавалеру?

— Не надо. Думаю, когда он наезжает на ямы, то встряска такая сильная, что мозг с головы падает в задницу. — Зажевывает губу, пробираясь гусиной кожей. Это надо было еще забыть носки «дома»? — Страшно подумать, как ему удаётся обманывать естественный отбор. Или на него действительно есть план Божий.

Дэвид хмыкает и отдает ему лед.

— Его снова интересует твоя девственность? — Садится рядом и достает пачку сигарет с зажигалкой из кармана штанов. — Педофил проклятый. — И кладет возле парня на лестницу.

— Вчера хотел отвести меня в больницу, чтобы проверить ее. — Разглядывает белую пачку. — Мама рассказала ему, что я из гомиков, и теперь его слишком сильно волнует судьба моей задницы. — Квентин сильнее прижимает пакет к щеке. Он поворачивает голову к Кларку, спрашивая: — Я трус?

— Я бы назвал тебя глупым, но твои оценки и знание алфавита в год будут с этим не согласны. — Достает две сигареты из пачки, прикуривая себе и Квентину.

— Я не могу больше там жить, — Хмыкает, пристраиваясь к боку парня, — В последние время у нее появилась идиотская привычка раздавать мне советы и учить жизни. А когда я ответил, что не нуждаюсь в них так же, как и в отце, она меня бьет. — Квентин вздыхает, откидывая лед за спину. — Прости, что снова приперся. — Стряхивает пепел в какой-то любезно поданный Кларком стаканчик, смотрит на длинные пушистые ресницы и губы, обхватывающие сигаретный фильтр.

— Похуй. — Прикусывает нижнюю губу и также тушит сигарету в стаканчик. — Джеймс скоро подъедет. Надо собраться в школу.

— Джеймс? Ты сегодня не на байке?

— Мы, кажется, хотели в Мак поехать. — Прижимает Квентина ближе к себе, зарываясь пальцами в мягкие кудрявые волосы. — Кажется, отек быстро спал.

— Скоро годовщина, да? — Прячет нос в его плече, отворачивается, чтобы Дэвид не так сильно злился. Наощупь ищет его ладонь, накрывая своей. — Хотел поехать с тобой, чтобы поддержать. Не знаю, стоит ли, но мне на твоем месте было бы очень одиноко.

— Говоришь, что трус, а мне вон какие вопросы не боишься задавать. — Скалится, опять прикусывая губу. — Вдруг я тебе фингал добавлю?

— Врешь, — Шепотом, — Не обидишь меня, парнокопытное.

— Вставай, нам нужно собираться. — И дергается от него немного в сторону.

— Дэвид.

— М, что?

— Ты все еще думаешь о том парне? — Внезапно спрашивает, ковыряя заусенцы на пальцах.

— Да, — Кларк отвечает без колебаний, — А что? — И засовывает руки в карманы свободных шорт. Опять смакует его имя на своих губах.

— Да так… Ничего. — Смотрит на крем-брелок, торчащий из кармана его вельветовой куртки. Помнит, как на уроке истории, Дэвид на задней парте собственноручно делал его для ключей — сначала иглой, а после украденным у учителя дыроколом пробил пустой тюбик. — Думаешь, он еще вернется?

— Не знаю… — Подает свой бас Дэвид и тянет маленькую улыбку. Квентин решает промолчать, ибо боится сказать что-то глупое. — Идем. — Переводит взгляд на дверь, — Я слышу шум на кухне, мама проснулась, — И наклонившись, указательным пальчиком пунькает его по носу, от чего тот сразу чуть вздрагивает от неожиданности и поджимает ладони, как лапы к груди. Квентин мнется, облизывает губы и тупит взгляд в траву. — У нас сегодня блинчики.

— Квентин? — Женщина удивляется, слегка приглаживая торчащие в разные стороны светлые волосы пальчиками. — Что-то случилось?

— Ма-а-а-ам, — Закатывает глаза и целует мягко женщину в щеку, — Как будто ты не знаешь.