XVIII. (2/2)

Плевать. Он не может, потому что он старший ребёнок в семье. Не может, потому что должен помогать и оберегать свою семью. Будь он младшим сыном, возможно, и сдался бы. Или не пытался и вовсе. Ещё с подросткового возраста он понял, что просто сидя на шее у матери, он потянет их на дно. Луи чувствовал себя отстранённым. Будто был наблюдателем в своей собственной жизни, а потому хотел всеми силами доказать обратное. Исключительно самому себе. Джоанна Томлинсон же видела в нем только трудолюбивого, доброго, искреннего мальчишку. От этого становилось ещё более тошно, потому что сам Луи не считал себя таким. Он не был честен даже сам с собой. И тогда ему до дрожи хотелось одного- отдохнуть. Отдохнуть от самого себя, от постоянных мыслей и воспоминаний, которые забираются в голову перед сном. Это больно. Но самое ужасное- скрывать всю эту боль за маской счастья. Каждый из нас надевают эту маску находясь в компании людей. Лишь наедине с собой мы такие, какие мы есть на самом деле. Нам не нужно притворяться другими людьми, чтобы угодить обществу. Но есть же и другая сторона медали: люди, которые заврались настолько, что неспособны отличить настоящего себя от сотканного из лоскутов «идеала». Мы запутались в себе настолько, что не замечаем, как создаём себе больше и больше новых проблем. Они накапливаются огромным снежным комом за нашими спинами.

Но в определенный момент становится невыносимо носить этот груз лжи и новый мир, которые ты сам построил, рушится. Снова.

Жизнь- фортуна. Никогда не знаешь, что от неё можно ожидать. Ты оглянуться не успеешь, как она мокнет тебя лицом в пучину горя и страданий, как котёнка в ссанные тапки.

Томлинсон запрокинул на плечо бордовый пиджак с золотой оборкой (слишком уж царская рабочая форма для такого непримечательного местечка) и, захватив грязную одежду, направился прямиком в прачечную для сотрудников, молясь про себя, чтобы не наткнуться на директора. Его опухшую рожу с усами, точно забором, он все так же на дух не переносил. А его постоянный запах табачного дыма изо рта… Луи и сам любитель перекура, но тот тип на сто процентов из табака и никотина состоит. Томлинсон готов поклясться, ей-богу! Пол и стены первого этажа безустанно дрожали от толпы людей, все прибывающей и прибывающей на вечерний спектакль. Затерявшись в непрекращающемся гуле, голова стала идти кругом, а уши слегка закладывало. Попытавшись заполнить голову хоть какой-то более яркой и выделяющейся мыслью, он задумался о вчерашнем вечере… «Carpe diem». Гарри и впрямь знает латынь. Или хотя бы ему известны какие фразы. Не столь важно. Самого Луи это интересовало предельно давно. В детстве он много времени проводил в больнице- вовсе не из-за того, что тот часто хворал- там работала мама. Весь он пропитался этой стерильной атмосферой: белые халаты, которые, на первый взгляд, полностью защищены от какой-либо заразы; у каждого стационара своя униформа, отличающая врача от младшего персонала; довольные лица пациентов, которые идут на поправку благодаря людям с добрыми сердцами, что дали клятву спасти чужие жизни. Сам же мальчишка хотел быть похожим на них: читал много литературы на эту тему, а однажды Джей и впрямь подарила ему новый стетоскоп, которым мальчик слушал детский стук сердечка у Шарлотты и Фелисити. Порой его ухо цепляло странные слова врачей, что-то обсуждающих между собой. Слова даже отдаленно не напоминали английский, хотя сомнений никаких не было, работники- англичане. Тогда-то мама и рассказала сыну о мертвом языке, что благополучно жил и процветал в медицине. В свои двадцать Луи и под прицелом пистолета не вспомнит то, что учил с Миссис Томлинсон, но заумные, философские фразочки по-прежнему знает на зубок. В голове так же ураганом носился вчерашний диалог, а перед глазами расплывчато стоял Гарри. Такой мягкий и небрежный, улыбчивый и чуткий. Он являлся полной противоположностью парня, с которым Луи чуть ли не подрался за лежак ранней осенью. Да, тот Гарри был грубым, эпатажным и смотрел на голубоглазого свысока, что бесило Луи и по сей день. Надо же было возомнить из себя бога! Либо человека с синдромом бога. И вот в чем парадокс. Луи по-прежнему плохо понимал Гарри. Он запомнил его привычки, странности, увлечения, но… совсем мало знал его, как человека. Ни одна часть прошлого Стайлса не просочилась наружу. Ни единая. Это огорчало, ведь Луи и впрямь считает его своим другом.

И вот холодный свет прачечной и металлический запах, смешанный с сыростью, притупили мысли и без того вымотанного Луи. Парень решил долго не возиться со стиркой и не проводить в этом месте лишние пару минут, отчаянно оттягивая время до начало работы. Но от его продуктивность зависит доход и то, будет ли он вообще здесь работать, так что, в очередной раз вздыхая от безысходности, он закинул испачканную вещицу в железный, кряхтящий ящик. Кнопки стиральной машины были настолько липкими и грязными, что и смотреть противно, не то что трогать! Он растерянно огляделся по сторонам, питая надежды найти хоть какую-то завалявшуюся бумажечку и наконец включить машину. Выбор пал на помятый чек от проезда в автобусе, который тут кто-то ранее обронил. Луи ненавидел, когда кто-то не доносит ненужные вещи до мусорного бака и кидает их где попало, но сейчас он был готов поклониться в ноги человеку, который спас его от учести касаться этих заляпанных кнопок.

Чертов чистюля.

Обернув подушечку пальца шелестящим чеком, он настроил таймер стирки и нажал на кнопку включения, удовлетворенно выбегая из комнатки и выкидывая мусор в серебристый контейнер, установленный неподалёку. Засунув руки в карманы жакета, юноша развязной походкой направился к массивным дверям зала, прикидывая в голове, что ещё осталось доделать до начала представления. У входа стояла Бриана в точно таком же атласном жакете, стуча стопкой либретто по ладони. Она выглядела скучающей и немного поникшей. Джангвирс никогда не любила приветствовать толпы зрителей, вручая им в руки программки, оттого ее улыбка всегда выглядела очень неестественной и порой агрессивной, что настораживало даже ее коллег. Томлинсон проскочил в зал, приветствуя девушку, что сразу же собиралась накинуться на него с объятиям. Но Томмо не так прост, как кажется. Он был готов к этому жесту:

—Бри, не мешай моему личному пространству мирно сосуществовать со мной,— Луи вскинул руки вверх, пытаясь воссоздать невидимую преграду между ними.

Тот факт, что он позволяет Гарольду нарушить его правила не значит, что каждому дано переступать через них. Или ещё хуже- потоптаться сверху.

Бриана недовольно закатила глаза. Все в ее лице выдавало обиду и раздражение: искривлённые губы, напоминающие вспышки молний, суженный, уставший взгляд, а вечно шелестевшая стопка либретто начинала действовать на нервы, а не успокаивать их.

Девушка то и дело тяжело вздыхала и цокала языком, стараясь всеми силами отвлечься от предстоящей встречи с образом, притянутого за уши, счастья.

—Хочешь я постою с программками, а ты поможешь ребятам с декором?— услужливо предложил Томмо.

Он и сам не очень то любил это дело, но человек, отвечающий за приём гостей, заболел за день до спектакля, так что отдуваться надо бедным декораторам, что и сцену украсят, и зал после шоу уберут. А теперь еще и зрителей встретят.

Счастье Джангвирс не знало границ, а губы, дёрнувшиеся в улыбке, чуть ли не ослепили Томлинсона. Девушка запрыгала на месте, все же обременяя Луи объятиями.

—Спасибо! Спасибо, любимый Луи!— защебетала Бриана.

—Что-то внутри моего сжатого тела просит меня отказаться от этой идеи,— пробубнил Луи куда-то в волосы блондинки, морща нос от слишком яркого запаха карамельных духов.

—Не капризничай,— Бри чмокнула Луи в щеку с весьма громким хлюпаньем, от чего Томлинсон сразу начал тереть щеку, мысленно молясь не почувствовать на ладони чужие слюни.

На прощание Джангвирс разлохматила и без того взъерошенные волосы, после быстро мча за сцену, чтобы подготовить рождественский реквизит.

Луи оставалось лишь томно и устало вздыхать, заправляя челку набок, чтобы выглядеть опрятно. Хотя, честно говоря, у Томлинсона прекрасно получалось совмещать легкую неряшливость с ухоженностью. Даже в старых лохмотьях он выглядел прилично и особо не выделялся. Этакая приземленность, граничащая с богемностью. Даже прическа ежика, когда его чуть завитые локоны топырились в разные стороны, смотрелась весьма забавно. По-детски. А мешковатость одежды не придавало ему вид пубертатного подростка. Скорее, просто развязного паренька, для которого важно удобство, а не стиль. В нем все смотрелось гармонично: начиная с утончённых и мягких, но по-прежнему мужских черт лица, заканчивая его непоседливостью в двадцать. Самого Луи это, конечно, умиляло, но все же ему порой хотелось выглядеть с иголочки, потому что он сам от себя этого требовал.

Томмо частенько бросал взгляд на сцену, что постепенно усеивалась бутафорским снегом, что так по-новогоднему формировался в небольшие сугробы, медленно сползающие в белый ковёр; где-то в углу стояли две сосенки, размашистые ветви которых были чуть припорошены белой пылью. С колосников на тонкой веревочке свисал желтоватый полумесяц. Снизу кто-то неаккуратно ляпнул пятно болотного цвета, которое позже оформили как кратер луны. Луи так хорошо знал подробности, потому что именно он и капнул то пятнышко…

С Рождеством мальчика и впрямь связывают лучшие воспоминания: большой стол, полный вкусной еды. Ее было настолько много, что он почти что трескался; веселая музыка, доносящаяся из старого радио. Оно было весьма старым, от чего звук был скрипучим, а слова было тяжело расслышать, но это придавало особенную, уютную атмосферу празднику. Луи всегда хотел помочь маме с готовкой, но он оказался еще тем поваром, так что много продуктов было переведено зазря. Зато он вместе с Фелисити искусно крал мандарины из железной корзинки так, что Джоанна и вовсе не замечала следов двух мелких воришек.

Но вместе с семейным праздником приходило и взросление Томлинсона, чего он не очень любил. Прекрасное далеко жестоко насиловало не окрепший разум паренька.

Юноша хотел навсегда остаться молодым и безрассудным. Ответственность тяготила его, но, увы, именно она и формирует человека таким, какой он есть. Это своего рода горькая таблетка от простуды. Она полезная и поможет тебе, но настолько противная, что ты не в силах ее проглотить.

Иронично, не правда ли? В детстве люди фантазируют о будущем, а достигнув его, мечтают о прошлом.

Луи вынул телефон из заднего кармана джинс, отключая звук боковой кнопкой, чтобы лишний раз ничего не отвлекало от работы. Но тут было так тоскливо и одиноко, что не написать кому-то, считалось преступлением.

Луи: о боже мой, она меня поцеловала Т_Т

Гарри: ???

Луи: Бри вылизала меня Т_Т

Гарри: о мой бог. не вылизывай ее в ответ

Луи: это так странно. девушки такие спонтанные

Гарри: ты ей нравишься, лол

Луи: если в следующий раз она меня отблагодарит через пастель, я уволюсь

Гарри: скажи, что тебе нравятся члены в заднице

Луи: …

Гарри: ???

Луи: без гомосятины

Гарри: без гомосятины?

Луи: без.

Гарри: :—

Луи: :—?

Гарри: он оскорблён:(

Луи: :———

Гарри: :———0

Луи: без гомосятины.

Гарри: без

Луи: спасибо за кофту. мне надо чаще прибедняться и воровать твои вещи

Гарри: :D как работа?

Луи: сегодня я раздаю либретто:(((

Гарри: :((( приезжай потом ко мне

Луи: чтобы я тебе спел колыбельную? я буду поздно:(

Гарри: я в мастерской до ночи. так что колыбельная понадобится тебе, малыш Лу

Луи: надеюсь, ты едешь лепить меня

Гарри: есть сомнения?

Луи: :) я привезу тебе тыквенный латте

Гарри: удачного вечера, Лу :)

Луи: :)

Гарри: :) :—

Луи: я тебя заблокирую.

Гарри: :)*

Прозвучал первый звонок, оповещающий о скором начале спектакля. Зрители медленно начали подплывать ко входу в зал, получая в руки небольшие бумажки с описанием представления, и уже стали занимать свои места. Сегодня все же пришло много людей поглазеть на «Щелкунчика» и зарядиться новогодне-рождественской атмосферой. Начало декабря в Англии толком не ощущается. Разве что город погружается в безобразный холод. Улицы же почти не покрыты снежным пушком, так что только праздничная атрибутика в силах справиться с людской хандрой.

Через каких-то двадцать минут раздался третий звонок, а это значит, что до начала представления остались считанные минуты. Мандраж начал проходить и по телу самого Луи, хоть и видел он спектакль не один раз. Но все равно, каждый раз, когда по залу расползается медленный, тягучий зов клавиш, словно окутывающий тебя вуалью. Такой манящей. Такой искушающей.

Томлинсон жадно наблюдал за пианистом, плавно перебирающим клавиши, и за тем, как грузный инструмент начинает оживленней рождать музыку. Он часто отвлекал себя в перерывах от работы, играя какие-то простенькие мелодии, которым его научил Гарольд. В ушах нарастающим гулом «пело» скерцо, волнуя и влюбляя с каждым переходом на более стремительное звучание.

На сцену выбегали актеры и танцоры в пестрых костюмах. Вторые буквально парили над землей, взмывая в воздух и элегантно и невесомо, приземлялись обратно.

Усталость медленно покидало тело Луи. Все же его работа хранила в себе какие-то прелести, и он мог позволить себе ненадолго отдохнуть, с конца зала наблюдая за тем, как дочери Штальбаума подарили деревянного Щелкунчика (на самом деле, это был танцор лет двенадцати, которого разодели в причудливый костюмчик с манжетами и золотым воротничком, подчеркивающим изгиб шеи, и того же цвета заклёпками на груди. На голове красовалась цилиндрическая шляпка, но ребёнку она была, кажется, немного великовата).

Сбоку от Луи сидели мужчина с женщиной, а между ними милая девчушка с двумя большими хвостами. Будто заворожённая, она не отрывала глаза от сцены, охая и ахая, когда балерины крутили фуэте. Она частенько дёргала маму за длинный рукав вечернего платья, указывая пальчиком на волшебство, творящееся прямо перед ней.

На мгновение, Томлинсон отвёл от счастливых людей взгляд и шмыгнул носом, жалея о том, что со своей семьей не выбирался ни на какие новогодние шоу. Наверное, ему также хотелось одернуть маму за рукав, даваясь диву, при виде армии танцующих мышей. Но на деле, он скучающе стоит в сторонке, проецируя свою крохотную мечту на жизнь восьмилетней девочки, что явно будет ещё долго выпрашивать у родителей Щелкунчика на Рождество.

Когда Луи вернётся в Донкастер- его родной город- он точно сводит своих младших сестёр и мамочку на балет. На любом, какой пожелают.

Из приятных размышлений его вытолкнула незаметно подкравшаяся девушка, постукивающая пальчиком по плечу.

—Пойдём покурим,— шепотом устало предложила Колдер, заманивая Луи к выходу.

—Сейчас спектакль. Я не могу уйти с поста,— Томлинсон сам удивился тому, что так ответственно подходит к работе. Он и впрямь очень большой трудяга. Тем более ему за это платят, так что отлынивать- не его конёк.

—Скоро конец первого акта,— пробормотала Элеонор, уже утягивая упрямца за собой.

—Да, и надо будет поменять реквизит,— кто-то из зрителей шикнул на шушукающуюся пару, заставляя Луи залиться краской от неудобства, чего не скажешь о Элеонор, которая мигом юркнула за дверь, добавляя:

—Он никуда не убежит, если мы опоздаем на пару минут.

Поколебавшись ещё несколько секунд, Луи все же двинулся вслед за девушкой. Ему и впрямь хотелось немного побаловать свою зависимость и передохнуть от постоянного шума на свежем воздухе, мучительно долго затягиваясь горькой сигаретой, пока запах ментоловых сигарет повисал в воздухе, растворяясь, а никотиновое облако неумолимо бледнело на глазах, снимая пленку с краснеющих,из-за едкого дыма, глаз и открывая взор на оранжево-фиолетовое небо, звёзды которого почти что полностью смешались со светом фонарных столбов и мигающих фар автомобилей. Красный пепел на кончике тонкой сигареты чуть потрескивал, когда тонкие губы обхватывали фильтр, а лёгкие вытягивали новую порцию «дыхания смерти», а после, ударом пальца по основанию, он уносился ветром.

—Ты видел тех сладких голубков на втором ряду?— Элеонор сильно закашлялась, подавившись дымом.

Сигареты и впрямь были тяжелыми и горькими.

—Там была девушка в серой шинели с оперением по краям, да?— призадумался Томлинсон, делая ещё одну тягу, наблюдая за маниакальными киваниями розовощекой девушки.

—Ты видел у мужчины рядом какую-то коробочку в кармане штанов?

—С чего ты взяла, что это коробочка?

—Это точно коробочка от обручального кольца! Я уверена, что это именно она, а внутри тонкое колечко. Коробка то совсем небольшая,— воодушевленно рассказывала Колдер, крутя тонкую сигаретку между пальцами.

—Ты единственная девушка в мире, которая может даже с расстояния увидеть в кармане у мужчины украшение. Это верх меркантильности,— издевательски подшутил Томмо.— И вообще, зачем делать предложение на людях?— призадумался мальчик.

—Какой ты циник! Он же собирается сделать ей предложение!

— Личное- не публичное, но что-то грани давно стёрлись.

—Как ты будешь спать с таким презрением к радости других?

—В одиночестве на холодных простынях,— очевидно ответил Луи, выпуская тяжелый дым изо рта. Его лицо было расслаблено и спокойно; полно умиротворения. Пожалуй, он впервые действительно расслаблялся на работе, не считая ее каторгой.

— Ты в принципе ограничишься компанией себя? Я бы свихнулась, будь на твоём месте,— запнулась девушка, бросая догоревшую сигарету на тротуар и притаптывая ее носком тряпичных кед,— честное слово.

—Прискорбно, что ты находишь компанию себя такой утомляющей. Наверное, поэтому я разделю жизнь с самим собой, а не с тобой,— Эль закатила глаза, крутя головой из стороны в сторону, как бы спрашивая у самой себя «почему я все ещё не врезала по твоей самодовольной роже?».

—А если серьезно?— по лицу Эль было ясно, что ее и впрямь волнует этот вопрос. Кажется, что у неё сейчас настроение пофилософствовать. Тот момент, когда ты остаёшься наедине с собой и рефлектируешь.— Что насчёт будущего?

Carpe diem.

—В том-то и дело, что это заботы будущего меня. Не хочу строить планы, которые размажутся соплями по стене по велению судьбы,— досадно пробубнил Луи, на секунду поднимая глаза к небу, будто что-то и впрямь заинтересовало его внимание. На деле же, он не знал, куда деть потерянный в панике взгляд.

Вот же ирония. Все люди, как ни крути, живут будущим: «позже», «завтра», «сейчас Луна не в той фазе». Они торгуются с настоящим, а по итогу заканчивают одинаково- умирая пустышками, а позже их имена мелькают только в кругу семьи. Дивная особенность человеческой натуры.

Томлинсон распахнул края жакета, поправляя горловину кофты и чуть съёживаясь из-за резкой прохлады, пробегающей по шее. Луи не шибко любил мороз и все, что с ним связано, потому что всегда быстро замерзал, но кофта, которую дал Гарри, действительно оказалась достаточно теплой, чтобы он мог позволить постоять на улице с расстегнутым верхом.

—Новые обноски,— заинтересованно воскликнула Эль, трогая материал горловины, что заставило Луи поджать губы (что он делал только когда начинал сильно злиться; уж больно уважал он своё личное пространство).— Где украл?

—Не украл, а одолжил,— честно признался Луи, кладя руку на сердце.

—У кого же?

—У одного очень услужливого друга,— юноша отворил железную дверь, которая, по его мнению, держалась чуть ли не на соплях, потому что вечно ходила ходуном, и, пропустив Колдер внутрь, направился прямиком на второй этаж к прачечной сотрудников, чтобы забрать постиранную вещь, —Может он и украл ее? А всех собак на меня пустила,— захохотал Томлинсон,—В следующий раз проверяй информацию тщательней, а то страдают законопослушные граждане.

—Ты заезжал к Гарри?— восторженно воскликнула Эль.

—Я оставался у него на ночь.

—Святые воробушки! Вы делили с ним кровать на двоих, а потом он отдал тебе свою вещь? Мамочки, что за «броманс»,— показала игривые кавычки Колдер, пока Луи закатывал глаза.— Осторожно! Ты так часто их закатываешь, что они скоро застрянут.

—Мы спали на разных кроватях,— Элеонор схватилась за сердце, изображая печаль.— Мы максимум друзья, Эль. Можешь забыть про броманс, романс- да про что угодно. Надеюсь, я не разбил тебе сердце.

—Нет, ты всего лишь на него клал,— Томлинсон подавился воздухом.

—Как грязно.

—И часто ты носишь его вещи? Уже, небось, выкрал весь его гардероб.

—Одолжил пару кофт,— Эль поиграла бровями, одобряющие кивая Луи.— Что? Они большие и удобные. А ещё у него весьма неплохой стиль. Мне правда нравится все, что он носит,— на одном дыхании проговорил Томлинсон и не соврал. Ему нравилось сочетание в одежде Гарри: что-то пастельное и спокойное, но при этом весьма сильно граничащее с чем-то сексуальным.

—Чем займёшься после работы?

—Собираюсь поехать к нему,— в душе Луи очень радовался тому, что Гарри хочет с ним увидеться. Ему импонировала общество Кудряшки Сью.

—Я смотрю, ты уже намереваешься с концами к нему переехать? Сам Гарри так часто у себя не бывает,— парировала Элеонор, заходя следом в «стерильную» комнату. Она только казалась чисто белой, на самом же деле, ещё пара влажных стирок, и по стене поползёт плесень.

—Мне надо вернуть ему кофту,— тяжело вздохнул Томмо, потому что не сильно то и хотел это делать. Ему нравилось носить его вещь. Или же ему нравилось, что Гарри иногда разрешает ему носить его вещи.

—Почему-то она кажется меня знакомой,— подметила Эль, закусывая нижнюю губу, будто отрезая выбегающую мысль.

—Ну да, она принадлежала его бывшей,— Томлинсон наклонился к маленькой стиральной машинке, заранее закатив рукава новой обноски, чтобы ненароком не намочить ее, и достал влажную, скомканную толстовку.

Повисла неловкая тишина, разрезаемая только лишь кряхтениям Томлинсона, вешающего толстовку на батарею. Луи посмотрел на неё с недоумением на лице.

—Бывшему,— поправила его Эль.— Точно, это же кофта Тома,— радостно защебетала Элеонор, вспоминая владельца вещички.

—Ты опять за своё, Эль?— раздраженно пробурчал Луи. Он и сам до конца не понимал, что конкретно с ним происходит, и почему он так закипает,— Он сказал, что это кофта его бывшей девушки.

—Он, видимо, не до конца отошёл от расставания. Знаешь,— Колдер запрыгнула на одну из стиральных машин, что жутко прокричала под ней из-за старости металла,— они не очень красиво разошлись. Гарри был настолько зол, что отказался возвращать Тому его вещи,— девушка размахивала ногами вперёд- назад, не отводя глаз от Луи.— Не думала, что он до сих пор их хранит у себя.

—То есть эту кофту носил его парень?— сконфуженно переспросил Томлинсон, заканчивая со своей вещью и обратно расправляя рукава кофты.

—Ты чертовски прав.

—Подожди, почему он не сказал мне правду?— виски начало покалывать из-за вздувшихся венок, а тембр голоса больше походил на рык.— Зачем ему нужно было врать?

—Наверное, потому что ты неадекватно воспринимаешь информацию, Луи,— жестко отчеканила Элеонор.

—Я воспринял бы, если бы он сказал,— взбешённый юноша сделал акцент на «он». Ему действительно было важно услышать это не от кого-то другого, а именно от Гарри.

—Да Господи,— Эль закатила глаза, боясь повторения вчерашней ситуации,— в чем твоя проблема?

—В том, что мы друзья, а он нагло врет мне в лицо.

—Странная у вас дружба, если ты так бесишься из-за этого, Луи. Он не обязан тебе что-то говорить, если не хочет,— Эль спрыгнула с машинки, облокачиваясь на дверной проем.

—Это не странность, а банальное доверие,— Томлинсон постоял минуту в тишине, стараясь успокоиться, ведь ничего страшного не произошло, но его задевало абсолютно все в этой ситуации.— Странная дружба- это когда ты разбрасываешься такими фактами о нем без его же одобрения.

Элеонор разинула рот, а ее глаза стали больше центовой монеты. Она осуждающе упёрла руки в бока и нахмурила брови.

—Послушай, если он не рассказал тебе, значит посчитал это слишком личным. Ты до безобразия драматизируешь ситуацию.

—Если это личное, то почему об этом знают все, кроме меня? Он же не скрывается! Не сидит в шкафу,— глаза начинало припекать.— Он, в конце концов, мог не говорить, что это вещь его бывшей. Он просто обводит меня вокруг пальца.

— Хватит цепляться к каждому его действию. Он не собачка на привязи, которая должна радостно реагировать на каждого мимо проходящего человека.

—Я не мимо проходящий человек, Эль,— что-то внутри скукожилось и сильно заныло от ее слов.

—Если нет, то почему же он обводит тебя вокруг пальца, м?— Элеонор вызывающе взглянула на него, оборонительно скрестил руки на груди. Ее губы были сжаты в тонкую полоску.

У Луи начинала кружиться голова от того, насколько часто и глубоко он дышал из-за возрастающей то ли тревоги, то ли агрессии. Ему было тошно от слов Колдер, потому что она была права. Обида разгорелась внутри и парализовала здравое мышление; кончики пальцев будто расплавились и разорвались по швам. В горле же, казалось, открылся кирпичный завод, потому что из приоткрытого рта не вылетело ни одного слова. Ни единого.

Противный треск металлических конструкций и ужасная вонючая влажность только ухудшали ситуацию, потому что Томлинсону казалось, что у него скоро взорвется голова. Он дернулся с места, за пару шагов долетая до двери, где все ещё стояла поникшая Элеонор. Она чувствовала вину за то, что наговорила минутой ранее.

—Луи, прости. Это не совсем то, что я имела в виду,— нет, это было то, что она имела в виду, но ей было тошно от того, что она натворила.

Почему-то именно агрессия затуманивает человеческое сознание сильнее каких-либо препаратов. Из наших чертогов сознание выползают самые страшные и колкие мысли, что раньше были на привязи рядом с Цербером.

Ярость же спускает их с поводка.

—Я в порядке,— как и всегда повторил Луи, застегивая жакет и выбегая в зал со звонком.

***

Юноша небрежно запихнул кофту в небольшой рюкзачок, сменяя ее на уже высохшую толстовку, от которой сильно разило порошком и какими-то химикатами. Похоже, придётся перестирать ее дома. Луи взглянул на себя в заляпанное зеркало, зачесывая волосы набок, потому что те весьма сильно взъерошились после уборки зала; кончики слегка намокли из-за пота и липли к коже, так что Томлинсон натянул поверх головы конюшен, дабы не простыть на холоде. А погода и правда была мерзкой: ветер резко поднялся и бросался крошкой снега, пыли и песка прямо в лицо, царапая покрасневшие от мороза щеки, от чего те начинали покалывать даже после онемения кожи.

Луи стоял на остановке, растирая икры ног друг о друга, минимально согреваясь. Он уже успел проклясть конструкторов остановки за то, что те не установили защиты от дождя и ветра по бокам, и ему приходилось терпеть эти издевательства над собой вот уже пятнадцать минут. Он взглянул на время в телефоне- половина одиннадцатого,- и вздохнул, желая поскорее попасть под горячий душ, смыть с себя проблемы сегодняшнего дня, вместе со всей обидой и грязью, потом приземлиться на мягкую постель и зарыться в пуховое одеяло. Но прямо сейчас он хочет поехать к Гарри, чтобы просто поговорить с ним обо всем. Он не хотел, чтобы между ними была пропасть из обмана и непонимания; простой разговор, который расставит все точки над i. Его по-прежнему поедала горечь обиды. Луи ненавидел находиться в центре чьей-то лжи. Он чувствовал себя дураком, которого можно развести на все, что угодно, если тщательно продумать схему обмана. Ещё обиднее было из-за того, что это затеял Гарри.

«Специально или нет- неважно»,— подумал Луи, присаживаясь на местечко у окна в уже подъехавшем автобусе. Двери закричали, сообщая о закрытии и начале его долгой поездки… Для Луи это была и впрямь вечность. С одной стороны он хотел во всем разобраться, а с другой- он до сих пор был на грани срыва: слёзы стояли в глазах, а воздух будто душил горло. Он же давил и на грудную клетку. Так сковывающие.

На миг он задумался, а что, если бы Гарри сказал ему правду?… Ах, нет, снова сожаление! «Что бы было», «а если бы»… проклятая частица! Это самые изводящие мысли на свете. Томлинсон не любил делать выбор, но его нужно делать каждую секунду жизни. Выбор без сожалений, потому что времени на них совершенно не остаётся.

Луи натянул рукава легкой ветровки до самых кончиков пальцев, растирая онемевшие конечности и шипя от потока холодного воздуха, просачивающегося через щель хлипких дверей. Сейчас начало декабря казалось ему весьма агрессивным, недоброжелательным и коварным. Вновь кто-то решил поиграть на его нервах. В глубине души это очень раздражало Луи. Бесило. Рвало на части. Но только создателем проблем был именно он.

Страх удерживает человека внутри лучше любых стен. Но пока что Луи не готов вырасти и перешагнуть через них…

Несколько фонарей раздражающе мигали на оживленной улице. Страх эпилептика во всей красе. Томлинсон опустил взгляд в пол, потому что голова начинала кружиться из-за постоянно появляющегося и исчезающего света. Он свёл стопы вместе, потому что тканевые кеды сильно промокли, а ноги дрожали от холода, что ещё больше давило на Луи. Он пару раз шмыгнул покрасневшим носом, из которого, как он зашёл в тёплое местечко, стекала жидкость. Наконец, автобус со скрипом подъехал к нужной остановке, и Луи нужно было ещё около десяти минут идти по легкому коврику снега к дому Гарри, мучая себя предстоящим разговором. Он еле перебирал ногами, шаркая по местами голому асфальту, а холод потихоньку начал сводить челюсть, да так, что ему было тягостно даже потрещать зубами. Он с надеждой всунул руки в карманы, но и те успели промёрзнуть в первые минуты, как только он выскочил из автобуса, так что Луи, собрав оставшиеся волю и тепло в кулачки, мчал к дому Гарри, где тот сидел в своей тёплой мастерской, весь перепачканный в глине, или Бог знает, из чего он лепит все свои скульптуры, и не мучал себя чужими словами, сказанными не подумав. Перекручивание этих мыслей все больше сводило с ума, но Томлинсон расслабился и выдохнул клуб пара с облегчением, заприметил слегка обшарпанную крышу дома Гарри, а значит, осталось совсем чуть-чуть. С каждым новым шажочком окаменелых,- то ли из-за холода, то ли из-за злости и обиды,- ног он приближался к той самой двери, что разделяла два параллельных мира, которым однажды все же случилось пересечься. Всего лишь один стук кнокером и он встретится с тем, чего боялся, лицом к лицу, а назад дороги уже не будет. Некуда бежать. Тупик. Луи решил не ломать комедию и поступить по велению своего воспалённого, затуманенного злобой, разума.

—Луи!— защебетал Гарри, выставляя руки для объятий, приманивая к себе.

Луи нравилось, что Гарри не накидывается на него, как голодный зверь, а весьма вежливо и учтиво просит разрешения войти в его личное пространство.

И Томмо поддался этому. Он сделал шаг вперёд, чувствуя тот самый момент блаженства, когда тебя не обнимают, а обволакивают с таким трепетом и нежностью. Луи чувствовал тепло, окутывающее Гарри и его дом. Оно прямо-таки веяло отовсюду. Сам же Стайлс казался ожившей печкой, потому что, кажется, Луи вновь начал ощущать свой носик.

—Вижу, кофе ты не принёс,— подметил Гарри, закрывая дверь за Луи.

—Уже все закрыто, так что, видимо, придётся давиться какой-то ржавой гущей, приготовленной дома,— это заставило Луи чувствовать себя убого, потому что Стайлс стоял перед ними такой уютный и счастливый. Гоготал над шутками, будто и впрямь были неплохими. Этот миг настолько хрупок,- одним взмахом тонких ресниц можно было расколоть его на части.

Стайлс явился к нему, будучи в длинном, хлопковом фартуке и неглиже; на талии был небрежно повязан поясок, а вот бантик сзади больше походил на какой-то взрыв на фабрике одежды, чем на аккуратный узелок; он собрал передние длинные прядки в короткий хвостик, чтобы не мешали при работе.

Луи терзало то, что одним своим разговором он размажет счастье Гарри по стенке, а потом, скорее всего, оставит одного подтирать его остатки.

—Ты, может, голоден? Проходи на кухню,— скомандовал Гарри, уже начиная стягивать с себя заляпанный фартук,— я сейчас уберу инструменты и…

—Гарри, не надо,— Луи вытянул из рюкзака помятую кофту, нехотя всовывая ее в руки остолбеневшего Стайлса.— Спасибо за это,— он кивнул головой, указывая на вещь.— Вообще я зашёл на пару слов,— его лицо чуть побледнело, а губы приняли форму устрашающего зигзага.

—Что-то случилось?—понуро спросил Гарри, перебирая ткань руками.

Два оленьих глаза прожгли в Луи огромную дымящуюся дыру. Она сильно болела и ныла, отдаваясь спазмами по всему телу. Томлинсон стоял, почти не дыша, лишь слегка вздымающаяся грудная клетка напоминала ему об этом. Гарри уменьшился в размере. Захотел слиться с окружением, будто предчувствуя надвигающуюся бурю. Но буря стихла. Луи струсил.

—Эм… Нет, ничего,— сухо вымолвил Луи, разворачиваясь на цыпочках.— Я пойду, пожалуй,— он почесал затылок не из-за того, что тот сильно зудил, а чтобы соскрести с себя все это убожество, что каждый раз сковывало его.

—Может останешься? Уже поздно и…

Не успел он закончить, как резкое «нет» обрезало его монолог и поставило точку в разговоре. Вновь эта точка была заранее поставлена кем-то другим. И тогда Луи больше всего хотел поскорее сбежать оттуда. Все вокруг словно выдавливало его из дома.

—Спокойной ночи, Гарри,— для приличия вкинул Луи, переступая порог дома и со стуком запирая за собой дверь, не давая Стайлсу и шанса попрощаться и оставляя его в полном замешательстве, наедине с тягучим, сырым запахом вокруг.

Но вроде бы он и не один. В мастерской по-прежнему стоял незаконченный гипсовый бюст человеческой головы.

***

Все та же вьюга кружила над Томлинсоном, сидящим на скамейке у остановки. Пожалуй, даже ее компания ему сейчас казалась безумно надоедливой. Хотелось бы побыть только одному. Исключительно одному. В тот момент он возжелал, чтобы даже мысли в голове утихли и сошли на нет. Едкий дым- вот, что сейчас ему нужно было почувствовать. Горечь на языке и в горле, что отравляет и заставляет морщиться с каждой новой затяжкой. Порой ему кажется, что эта тоненькая сигарета уже является продолжением его руки. Один удар пальца по пламенеющему основанию и рассыпающийся пепел покатился вниз на тротуар, тут же растворяясь потоком бушующего, неугомонного ветра.

***

Сильный металлический запах и громкие скрипы и хлопки дверцами шкафчиков сводили уставшего, полусонного Луи с ума. Он предельно плохо спал этой ночью, вечно ворочаясь и почти что скуля от того, что сон никак не хотел погружать его сознание во что-то тихое, мирное и блаженное. Вместо этого он безуспешно считал овец, надеясь, что ещё парочку и он уснёт, но это длилось битый час, а та самая парочка все не прискакивала к нему. Окончательно сдавшись, Луи ничего не оставалось, кроме как загипнотизировано смотреть в потолок, будто там и впрямь было что-то, от чего нельзя было отвезти взгляд. В ту ночь его согревала только лампа у кровати и мигающая гирлянда, что устроила планетарий по комнате с подсчетом звезд-светлячков. Луи включал ее время от времени, чтобы поддерживать в крохотной комнатке хоть какой-то уют, обволакивающий и по-матерински согревающий его маленькое холодное сердце.

Луи сделал несколько глотков воды, чувствуя, как жидкость резким напором давит на пустой желудок, а горло немеет и чуток стягивает. Томлинсон поморщился, заранее проклиная этот день, потому что сзади кто-то постучал пальцем по его плечу и окликнул по имени.

Гарри топтался на месте, помахав Луи ручкой, вместо столь недопустимых объятий. Хотя Луи бы и не отказался сейчас вновь почувствовать, как Гарри аккуратно, не напористо обводит его руками, почти что не давя и не сковывая все его тело. Эти объятия были приятными и, наверное, даже нравились Луи.

—Привет,— неуверенно начал Гарри, суетливо водя глазами и получая в ответ один приветственный кивок от Луи, чьи щеки были наполнены водой. Стайлс подчеркнул, что он чем-то походил на бурундука или хомяка, когда они так надувались.— Все в порядке? Ты какой-то бледный,— встревоженный Гарри подступил ближе к Луи, поднося ладонь к холодному и влажному, словно лед, лбу.

—Что ты делаешь?— раздраженно буркнул Луи, отводя от себя руку Гарри и оставляя второго в полном замешательстве.— Чего хотел? Мне бы идти уже,— он облокотился спиной о ребристую дверцу шкафчика, шипя от того, как острые края впились в кожу.

—Прости,— Стайлс гонял языком нужные слова, оттягивая время, чтобы их сказать, пока Томлинсон вызывающе глядел на него.— Мы так и не поговорили вчера. Я хотел узнать, ничего ли не случилось. Ты просто так быстро ушёл, что я и места себе не находил,— Луи был готов поклясться, что у него отвалилась челюсть. «Не находил себе места»? Гарри настолько сильно переживал за него, а Луи не осмелился даже выслушать его и сбежал. Теперь он, кажется, чувствует себя виноватым. —Мы могли бы это обсудить сейчас?— с надеждой, ускользающей из-под пальцев спросил Гарри.

Луи молчал мучительно долго, терзая себя сомнениями насчёт разговора. Может, он и хотел этого, но не сейчас. Точно не сейчас, когда одним только своим появлением Гарри пощекотал ему нервы.

—Нет,— резко отрезал Луи, поправляя рюкзак на плече и уже собираясь трусливо сбегать от уязвимого взгляда Гарри.

—Почему?— возмущённый Стайлс преградил путь.—Луи, я не хочу, чтобы между нами были недосказанности. Я твой друг; если тебя что-то тревожит, то ты можешь со мной этим поделиться.

—Гарри,— Луи прервал его монолог, жестко обрезав все попытки Стайлса исправить ситуацию. «Друг». Как же! Спасибо, что соврал, дружок!— помнится мне, у нас был уговор на З дня. Один ты у меня украл ещё вчера, так что, черт возьми, дай мне немного гребанного свободного времени, хорошо?!— Луи яростно смотрел на огорченного, но сдавшегося под пылким напором, Гарри.

—Как скажешь,— сухо буркнул Стайлс, отходя от Луи и убегая за угол коридора вверх по лестнице, где он мог спокойно затеряться в толпе студентов, чья жизнь, похоже, не была столь трудной и драматичной.

***

Луи сам не до конца понимал причину, по которой весь день шарахался от Гарри, постоянно глупо отводя взгляд на безумно чарующий, измазанный грязью пол под ногами, будто он совершенно случайно не заметил Стайлса, а не не хотел его замечать. Но Луи отчасти это раздражало, ведь Гарри вряд ли заслуживает такого отношения к себе. Даже после вранья. Но затем это здравое зерно притаптывали мысли: «—Нет, я был всегда с ним честен! Я бы не стал обводить его вокруг пальца, потому что это и есть самое гнусное насилие над человеком! А игнорирование- наказание! Пусть так же помучается!».

Из-за этих мыслей Томлинсон чувствовал себя ещё большим скотом, но продолжать общаться с Гарри он не мог. Не мог он закрыть на все глаза и мило улыбаться ему в лицо.

Но похоже придётся, потому что избегание Гарри превратилось в постоянную встречу с ним.

Тихий перекус в компании Лиама и Зейна, напевающих песни Queen и стучащие в давно знакомом ритме по деревянному столу, превратился в настоящую катастрофу, когда к столу, словно акулы, незаметно подкрались Гарри и Найл. Луи чуть не подавился на выдохе, когда Стайлс сел напротив, виновато смотря на Томлинсона, как забитая собака.

Колючая тревога пронеслась по позвоночнику Луи так, что ему было почти что больно разогнуться и встать со стула.

—Ты куда?— негромко подал голос Гарри, но Луи все же его услышал.

—Оу, я, э-эм,— глаза Луи беспорядочно заметались, а сам он впопыхах схватится за живот, выдавливая из себя жалобные стоны и корча рожу от боли,— желудок заболел. Я отойду ненадолго.

Гарри устало покачал головой, потирая переносицу и выдыхая так, чтобы всем свои нутром показать, как же ему все это надоело.

Но просто отсиживаться в сторонке все же не стал.

— Схожу проверю, как он,— оповестив остальных, менее заинтересованных парней, Гарри рванул к университетскому туалету, настроившись все обсудить здесь и сейчас.

Заглянув через щелку в двери, он удостоверился, что Луи все же внутри; стоит и промывает лицо холодной водой из заляпанного краника.

—Все в порядке?— Луи аж дернулся, подняв взгляд на отражение обеспокоенного Гарри в зеркале, что исподлобья глядел на парня.

—Да,— отмахнулся Луи,— наверное, съел что-то не то. Все хорошо, можешь идти, я скоро подойду.

—Ну и сколько это ещё будет продолжаться?— Гарри оборвал его монолог, скрещивая руки в возмущенном жесте.

—Ты о чем?— Луи готов был поклясться, что его нервы вот-вот сдадут окончательно.

—Ты игнорируешь и избегаешь меня целый день, Луи,— обречено напомнил ему Стайлс.— Что случилось? Пожалуйста, давай поговорим.

—Я же попросил дать мне З дня, Гарри,— ядерная война внутри Томлинсона дала о себе знать поражающим все живое черно-бурым грибом.— Этот мир не крутится вокруг одного тебя! Людям тоже иногда нужно отдохнуть, а потом со свежей головой выяснять отношения. Перестань, меня преследовать и донимать своими тупыми расспросами!

—Прости!— перебил его Гарри, вскидывая руки в подчиняющемся, проигравшем жесте.

—Что?— обомлел Луи, стоя к нему лицом к лицу.

—Прости за…— Стайлс то открывал, то зарывал рот, думая, что бы сказать.— Прости за то, что обидел тебя! Я не хотел тебя ничем донимать и… И я не преследовал тебя! Я лишь хотел удостовериться, что все в порядке. Прости, Луи. Если ты хочешь, то мы обсудим это позже, конечно же, просто,— воздуха стало совсем мало, потому что Гарри делал вдох почти через каждое слово, а лёгким хоть бы хны,— скажи, я сделал что-то не так? Я тебя как-то огорчил?— Гарри походил на нашкодившего ребёнка; он опустил взгляд в пол, не желая сталкиваться со звериным оскалом во взгляде Луи.

—Ты ещё и спрашиваешь?— кажется, что тот черно-бурый гриб уже никак не остановить, и эта радиационная плесень разошлась по всему его телу.

—Я не понимаю.

—Поверь, я тоже ничего не понимал, когда пытался разобраться, почему ты мне соврал,— Луи говорил тихо и размеренно, не желая срываться на крик, но невинное лицо Гарри усложняло ему задачу. У него создавалось ощущение, что Стайлсу это было до лампочки.

—О чем ты? Лу, я правда не понимаю, что ты имеешь в виду,— Гарри сделал рассеянный шаг навстречу, отчего Томлинсон ошарашено попятился назад, сторонясь кудряшки, как огня.— Давай, не знаю,— Гарри замешкался, топчась на месте, а голос будто проглатывался сам собой,—давай спокойно поговорим.

—А мы не спокойно говорим?— с претензией спросил Луи, противореча самому себе и уже чувствуя, как грудь начинала гореть из-за агрессии, а из ноздрей будто начал идти пар.— Я же должен постоянно догадываться о том, что у тебя на уме! Так сделай то же самое сейчас!— глаза заливались кровью от злости, кипящей внутри, а виски начинали пульсировать ровно тогда, когда Луи повышал голос, срываясь на жалобный крик.

Гарри стоял, как вкопанный: ноги приросли к полу, а кровь окаменела так, что конечностями не пошевелить; Стайлс разинул рот, собираясь что-то сказать, но он впал в ступор, пытаясь вспомнить, когда и что пошло не так. Но ответ в голову все никак не приходил.

—Ты, похоже, и правда сейчас не в духе. Давай поговорим через пару дней,— Гарри замешкался, стараясь сохранять спокойствие, в надежде, что это не усугубит ситуацию.

—Нет уж! Теперь мы поговорим сейчас! Хватит откладывать все на потом. Меня это достало, Гарри! Просто достало! Я ни черта о тебе не знаю. Ты закрываешься от меня при любом удобном случае!

—Это не так,— защищался Гарри.

—Ты делаешь это прямо сейчас, Иисусе,— Луи потёр руками лицо, желая привести себя в нормальное состояние.—Почему ты мне соврал о том, что ты гей?— он поймал два мигающих оленьих глаза напротив.

Луи тяжело вздохнул, набирая полную грудь воздуха, чтобы продолжить пулемёт своих мыслей, но его прервали.

—А вот это уже не твоё дело,— низким тоном прошипел Гарри, обрывая их диалог.

—Ты прав,— сдался Луи,— не мое. Но я твой друг, Гарри, и я имею хоть какое-то право узнавать это напрямую от тебя, а не от окружающих!

Луи очень злила эта ситуация, но ещё больше его злил он сам. Гарри не должен быть козлом отпущения только из-за того, что он постоянно скрывается от друга. Но разве это дружба? Черта с два! Луи никогда от него ничего не скрывал. Он был честен с ним во всем, так почему он не может получить эту честность в ответ? Он недостаточно хорошо? Он не друг? Или он «всего лишь новый зритель»?

—Ты сам не знаешь, о чем говоришь,— негромко подал голос Гарри.— Я никогда тебе не врал. Я ничего от тебя не скрываю. Ты- мой друг,— честно сказал Гарри, поднимая огромные стеклянные глаза,— но это значит, что я обязан просвещать тебя во все тонкости своей личной жизни. Не бери на себя слишком многое.

—Меня бесит, что ты не видишь очевидного,— рявкнул Луи. Он сильно сжал кулаки, впиваясь пальцами во все ещё покалывающую от онемения кожу, оставляя красноватые полумесяцы на ладони.

—А меня бесит, что ты видишь то, чего нет!— он ещё никогда не видел Гарри настолько разъяренным; ещё немного и у него буквально повалит пар из ушей и ноздрей.

Грудь резко вздымалась, а нижняя челюсть ходила ходуном, скрежета зубами.

—Почему ты меня обманул?— ещё немного и Луи сломается. Он это почувствовал.— Почему ты заставил меня думать, что у тебя была какая-то девушка, что эта кофта принадлежала ей, м? Я чувствую себя таким идиотом, Гарри! А все из-за того, что ты тупо не набрался смелости мне все рассказать,— уголки глаз слегка припекало, но Луи и сам не мог себе объяснить, были ли то слёзы от обиды или от ярости. Наверное, уже все накопилось и давило на него неподъемным грузом.

—С какой стати я должен отчитываться перед тобой? Почему тебя так колышут подробности моей личной жизни? Тем более это давно в прошлом!— Гарри скрестил руки на груди и подал тело вперёд, нападая на Луи во всех смыслах.

—Потому что я, черт тебя подери, хочу знать, с кем остаюсь в одном доме!— выпалил Луи.— Вчера я поспал на вашей с ним кровати, сегодня поносил его вещи, а завтра что, должен буду лечь под тебя?!— Луи прикусил язык от двусмысленности фразы и мигом оглянулся через плечо, поверяя нет ли рядом кого-то, кто любил бы погреть ушки.— Не хотел узнать мое мнение на этот счёт, прежде чем делать из меня замену?

—О чем ты вообще говоришь, мать твою! Ты никогда, повторюсь, никогда бы не стал ему заменой. Он добрый, проницательный и учтивый, то есть, твоя полная противоположность. Даже не вздумай заикаться об этом, ясно?— Гарри ткнул ему в грудь, будто желая продырявить насквозь.

—Ясно,— оскалившись, ответил Луи, отбивая его палец от своей груди.— Все, чего я когда-либо требовал от тебя- говорить мне правду. Просто говорить со мной,— разочарование, словно нефть, окутало Луи тонкой, но прочной пленкой, сквозь которую не проступало ничего, зато вреда она излучила с удвоенной силой.

—Я не готов с порога посвящать тебя во все. Мог бы дать мне время!

—Я давал тебе время. И много. Но ты его потратил на придумывание лжи для прикрытия своей пидорской задницы,— рявкнул Томлинсон, получая мысленную пощёчину от Гарри, чьи глаза мгновенно покраснели, а нижняя челюсть будто и вовсе отпала.— Нет, погоди, это не то, что я имел в виду,— начал судорожно искать оправдания Луи, подходя ближе к Гарри, но кто-то вечно вставлял ему палки в колёса, усложняя задачу.

Стайлс опасливо сделал шаг назад, выставляя перед собой палец и угрожая, сказал:

—Даже не вздумай приближаться ко мне, —его всего трясло от гнева, а голос и подавно дрожал от злобы.

Луи сглотнул ком, засевший в горле, и, не проронив ни слова, кивнул, согласившись с предложением Гарри; в тот момент у него ушла земля из-за под ног, а все тело словно сковало тяжелыми титановыми цепями, пока осиновые прутья жестоко хлестали его по щекам так, что те начали кровоточить и гореть пуще огня. Обогнув Гарри, он стыдливо опустил взгляд вниз и вылетел из туалета, громко хлопая дверью и ловя ее шумный, грозный крик на другом конце коридора.

В тот момент хотелось закричать до боли в легких, но его бы все равно никто не услышал.

***

Безостановочный поток горьких слёз уже полностью смешался с жутко горячим душем. Теперь кожа Луи больше походила не на пергаментную бумагу, а на картон с пролитой красной гуашью. Плечи сильно щипало и припекало, но эта боль утешала и успокаивала его в равной степени с отвратительным дискомфортом. Пар осел на стеклянной кабинке, а капли неумолимо скатывались вниз так же, как и его дух. Он полностью поник и разрушился. Луи отрывисто и часто дышал этот сжатый, спертый воздух, который только и делал, что драл его горло и отягощал легочные мешки. Он счесал затылок, продолжающий бешено зудить вот уже тридцать минут, в кровь. Из-за шума разбивающихся капель он полностью перестал слышать жалобные и беспомощные всхлипы. Луи только лишь чувствовал, как мышцы у рта начинало сводить, как они сильно болели и ныли из-за обезображенной гримасы во время плача. Томлинсон звонил Гарри несколько раз после того разговора, но трубку так никто и не брал, а сообщения оставались подвешенными в воздухе. Он так сильно жалел, что наговорил ему все это. Так жалел, что поддался на провокацию Стайлса и начал с ним спорить. Он же хотел, чтобы все прошло иначе. И Луи вовсе не собирался говорить ему те мерзкие слова, которые позже дошли и до Лиама. Пожалуй, это их первая крупная ссора, когда каждый его друг пожелал больше не видеть Луи рядом. Но это далеко не первый раз, когда Луи считают отвратительным человеком. Он так устал. Просто хотел бы исчезнуть ненадолго, чтобы хоть чуть-чуть отдохнуть от всего. Больше всего ему страшно терять дорогого ему человека. А сегодня он потерял четырёх. И он презирал себя за это.

Было много моментов, когда он жалел о своём скользком языке, но о молчании ни разу. Почему же не промолчал и сейчас?

В нем поселилось такое странное и пугающее чувство, хоть он и не раз испытывал его. Кто-то будто бы воткнул ему нож под рёбра, резким рывком вспорол легкие, задевая все артерии по пути, медленно пуская кровавые ручьи, пока порванные мешки резко сокращались, пытаясь жадно вдохнуть новый запас кислорода; разочарование в себе таким набатом стучало по опухшей голове, что начало казаться, будто он аккуратно, почти ювелирно ходил по краю крыши и сделал вид, что оступился, а на самом деле, лишь ждал подходящего момента, чтобы почувствовать как плотный холодный воздух бьет лицо, стараясь привести в сознание перед неминуемым столкновением с мокрым, жестким, колючим асфальтом. Его составляющие- единственное, что объединяло их в тот момент.

Голова ходила кругом от высокой температуры в комнате, но ощущалось это так, был он упоролся какой-то дрянью. Луи чувствовал, как тугой узел внизу живота начинает скручиваться, посылая сигнал в воспалённый мозг, прося прекратить мучать себя.

И он прекратил. Уже огненный острый кончик лезвия бритвы одновременно защекотал и заколол кожу на бедре Луи. Не долго решаясь, делать это или нет, он сильно зажал его между пальцами и надавил на распаренную кожу, которая почти моментально поддалась на это вопиющее безобразие. Резко дёрнув руку вниз, он почти что заскулил от точечной боли, иголками расползающейся по всей длине пореза. Луи закусил нижнюю губу, чтобы не пискнуть, и та сильно побледнела. Душ моментально разбавил бордовую жидкость, что полностью растворялась, не успев сползти и до колена.

Он не хотел бы этого делать, но так и впрямь стало легче. Пусть даже проблема и не испарилась, но зато испарилось насилие над собственным мозгом. Луи однажды воспротивился этому порыву мгновенной и успокаивающей боли. Он успешно боролся с желанием причинить себе вред, но судьба все шла за ним, как сумасшедшая, и с лезвием в руке…