XIV. (1/2)
***</p>
Луи долго ворочался в кровати, не имея возможности найти удобное положение, чтобы провалиться в сон. Она казалась каменной и такой неудобной.
Этот полнейший беспорядок в жизни сводил его с ума. У него даже не было сил, чтобы расправить спутавшееся одеяло, что начинало выводить его из себя. Даже чертово одеяло было в беспорядке.
Он ударил подушку и сильно сжал ткань в руках. Уткнувшись в неё лицом, он негромко простонал, а затем выбрался из спутавшихся простыней и размеренным шагом подошёл к окну, раздвигая шторы, чтобы воочию посмотреть на круглый яркий шар в небе.
Кристально белая, в некоторых местах в крапинку, луна сияла наверху и дарила всем покой и уют. Всем, кроме Луи.
В голове, как по щелчку, всплыли воспоминания, как он лежал на крыше, окрылённый странными чувствами, и был загипнотизирован двумя искренними глазами.
В ту ночь над ними воссиял месяц. Спутник словно подглядывал за ними, боясь спугнуть. Он потряс головой и вновь взглянул на неё, но уже с какой-то тоской и сожалением.
— Господи, — вымолвил он на одном дыхании, — дай цветку раскрыться, — он потёр опухшее лицо руками и тихо вышел на кухню, стараясь особо не шуметь.
Они живут с Найлом довольно давно, но ему крайне не хотелось, чтобы друг видел его в таком состоянии.
Не выспавшийся, уставший, растрёпанный и расстроенный — он был воплощением беспорядка. В таком состоянии он вполне мог играть смерть с косой на детских утренниках. Хотя, учитывая внешний вид, смерть бы испугалась и отправилась бы в преисподнюю.
***</p>
Тусклый свет ламп отбрасывал бледную тень парня, тщательно пересчитывающего рис за кухонным столом. Он хотел, чтобы хоть где-то в его жизни присутствовал порядок: крупинка за крупинкой перекочёвывала из одной миски в другую.
— Триста один. Триста два, — бубнил он себе под нос, чувствуя, как веки потихоньку смыкаются.
Он часто поглядывал на часы, издающие тикающие звуки, что раньше успокаивали его. Но сейчас они скорее капали на нервы.
Во всех наших начинаниях присутствует дьявол, что переворачивает все вверх дном. Мы впускаем этого ублюдка в свою жизнь, позволяя ему руководить ею, испытывая терпение. А если дьявола все же не существует, то мы придумываем его сами.
Луи бросил взгляд на выключенный экран телефона и ещё раз включил его, проверяя, пришёл ли ответ на ранее отправленное сообщение.
Пусто.
Он шумно выдохнул и резко отодвинул блюдце с рисом, отчего несколько десятков крупинок высыпалось на стол.
Вновь беспорядок. Томлинсон начинает часто и прерывисто дышать, а руки неистово трястись.
В уголках глаз скопились слёзы, отчего он запрокинул голову назад, не давая им упасть, и крепко зажмурил их.
Душевный покой важен для человека как воздух. Если умиротворение растекается внутри тебя пряным теплом, то в какой-то момент это спокойствие начинает тебя душить, доводя до пика. Везде нужна та самая золотая середина, чтобы не давать мыслям путаться, а ситуации выходить из-под контроля.
Все должно лежать на своих местах, точно книги в библиотеке. Ты можешь ходить вдоль стендов, не спеша оглядывать потрепанные временем корешки; достать одну понравившуюся, прочитать ее и вынести главное.
Положить обратно и через много лет она все также будет стоять на месте и ждать, когда же ты всё-таки ее поймёшь.
Сейчас же жизнь Луи выглядела как парк аттракционов.
Все движется слишком быстро, ты утопаешь в эмоциях только во время чего-то действительно захватывающего. Живешь моментом, не успевая подумать о том, что ждёт впереди.
Яркая купа чувств, перерастающая в эйфорию, а через время в антиутопию. Все меркнет; вывески уже не мигают столь ярко, а вещи, приносящие тебе удовольствие, доставляют только мрак и запутывают все, словно американские горки, накручивающие кульбиты по парку жизни.
Он пододвинул блюдце ближе к себе и провёл ладонью по столу, смахивая крупицу в руку. Обратный отсчёт от мыслей начинается сейчас.
— Один. Два. Три…
***</p>
— Открывай глаза, Спящая красавица, — Найл ещё сонным, слегка прокуренным голосом пропел на ухо уснувшему за столом Томлинсону.
Второй издал протяжённый стон, борясь с силами, чтобы не ударить блондина по лицу. Хотя, о каких силах может идти речь, когда последние пару дней сонное время Луи длилось не более трёх часов? Он оторвал лицо от скрещённых рук и убийственным, как он думал, взглядом взглянул на счастливого Найла.
— Я уж понадеялся, что ты решил приготовить мне завтрак. Ты этим всю ночь занимался, рисовод? — Хоран облокотился о столешницу и начал жадно пить воду из бутылки.
Луи следил за тем, как кадык парня дергался с каждым глотком. Шатен закусил нижнюю губу и отвёл взгляд в пол, потирая глаза, что отчаянно молили его заснуть обратно.
— Не спалось, — пробубнил голубоглазый. — И если ты захочешь сказать, что это из-за какого-то там Гарри, то нет. Заткнись. Понял? Мне просто не спалось, — подытожил Луи и подошёл к раковине, чтобы плеснуть прохладной водой в лицо.
— Знаешь, твоё «какого-то там Гарри», — блондин показал кавычки в воздухе, — говорит само за себе. Луи бросил гневный взгляд на собеседника и брызнул на него водой, отчего тело парня согнулось пополам. Томлинсон подбежал к Найл и запрыгнул на него со спины, начиная взъерошивать волосы.
Ирландец недовольно запищал, что только больше раззадорило Луи, и тот слегка укусил его за плечо.
— Фу! Боже, слезь с меня! — Хоран начал извиваться под шатеном и брыкаться, чтобы стряхнуть наглого парня с себя. — Теперь надо делать прививку от бешенства!
— Не переживай, Найлер. Максимум, что ты от меня подхватишь — это мою бесподобную внешность, совершенное чувство юмора и…
— Только не это. Не хочу стать таким же самовлюбленным идиотом, чтобы дрочить на своё отражение в зеркале. Лучше бешенство! — Луи наградил друга смачным хлопком по заднице и добавил: — Кому-то надо помыть ротик с мылом, не так ли?
— Ой, чьё-то эго пошатнулось? — Найл изобразил подобие сострадания на лице и подмигнул растерявшемуся Томлинсону, который уже потянулся за чем-то острым в выдвижной ящик.
Услышав звук металла, Хоран дернулся с места и быстро забежал в ванную, попутно закрывая дверь на замок.
— Тебе нужно что-то делать с твоими приступами агрессии, чувак. Ей-богу, я такими темпами не протяну до конца семестра, — блондин стоял, плотно прижавшись к двери, и держал ручку, опасаясь того, что Луи все же откроет запертую дверь.
— Твои издёвки сведут меня в могилу раньше, — громко выкрикнул Луи, продолжая дергать за деревянную ручку. — Да мать твою, открой! Мне надо отлить…
— И между делом вспороть мне брюхо. Вас понял, — Хоран повернул дверной замок и дверь резко распахнулась, показывая выглядывающего из-за угла Томлинсона. — За убийство дают семерку. Твоя задница весьма аппетитна, так что за мылом наклоняйся с особой осторожностью, — Найл поднял руки вверх, показывая, что он сдаётся.
Шатен закатил глаза от недовольства, но все же издал единичный смешок и проскользнул в пространство между Хораном и стеной.
— Часто засматриваешься на мужские задницы? — голубоглазый присел на край стиральной машинки, скрестил руки на груди и двусмысленно подмигнул шокированному Найлу. — Что? Ты сказал, что у меня привлекательный зад. Тебе явно есть с чем сравнивать, — и снова подмигнул.
— Я постараюсь проигнорировать твои слова на этот счёт, но рассмотри мое предложение…
— Секс с тобой? — Луи схватился за сердце и издал изумляющийся звук. — Какая честь, мистер Хоран!
Ирландец скривил лицо и сделал вид, словно его тошнит от представленной картинки.
— Оу, я настолько плох? Попахивает лицемерием, — Луи продолжал язвить, бегая глазами от нелицеприятного выражения лица собеседника до тикающих часов на кухне, что едва виднелись за дверью.
— Предложи это Лиаму. Уверен, они с Зейном не откажутся от тройничка, — Томлинсон разразился громким смехом, что эхом отдавался от керамических стен комнаты.
— Я не знал об их темной стороне! Вот же извращенцы! Спаивают меня на каждой вечеринке, чтобы затащить в пастель. Умно, — Луи цокнул языком и закусил щеку с обратной стороны.
— Кстати о твоих вечеринках и алкоголе: у нас сегодня отходняк после вчерашней вечеринки, после которого потребуется еще один отходняк. Ты с нами и это не вопрос, — Найл подошёл к озадаченному другу и похлопал его по плечу.
Луи соскочил с насиженного места и пошёл вслед за выходящим из комнаты Найлом, хватая того за запястье и разворачивая к себе.
— Там же будет Гарри, — звучало больше как утверждение, нежели вопрос. Луи почувствовал как в горле образовался огромный ком, а дыхание чуть сбилось. В глазах стояла мольба, чтобы Найл вошёл в его положение и оставил эту глупую затею, на что блондин лишь ухмыльнулся и добавил: — Он не подводный монстр, готовый выпрыгнуть на тебя из глубины и разорвать на кусочки, а всего лишь человек, у которого выдался не совсем удачный день, — парень вновь похлопал Томлинсона по плечу и продолжил идти в свою комнату.
— В конце концов, ты не сможешь избегать его вечность. Позвони и поговори, — Хоран говорил так, будто это было самой легкой вещью в мире.
Просто позвони и поговори с человеком, который одним своим мягким голосом пропускает миллион электрических импульсов по всему телу. Что же может пойти не так?
***</p>
Луи взял телефон в руки и еще раз проверил отправленное сообщение. Синие стрелочки, мигающие сбоку, давали знать, что Гарри прочёл текст, но ответа все также не следовало.
Томлинсон единожды посмотрел на изображение телефонной трубки и провёл рядом с ней пальцем, но нажать все же не решился. Изнутри его съедали мысли о том, что когда они порознь, шатен не чувствует себя столь же полноценным.
Будто потерять человека, с которым тебя связывали воспоминания — это потерять счастливые моменты жизни, что казались столь непоколебимыми несколько дней назад.
***</p>
Напиток янтарного цвета изредка блестел под светом дневного солнца. Яркие огоньки плавали в пузатом бокале, ребристые края которого переливались радужными цветами. Горячее содержимое приятно обжигало горло, а язык вяло пробегался по зубам, собирая остатки горького виски.
Стол покрывала кружевная мягкая скатерть, чьи края часто перебирал Луи, оглядывая взглядом комнату, ища пьяными глазами успокаивающие кудри.
Прошло около двух часов с того момента, как помещение наполнилось едким запахов алкоголя, громкими разговорами и смехом. Полупустую комнату наполнял звук меланхоличной музыки, доносящийся из старого проигрывателя.
Шатен откинулся на кожаную спинку стула и запрокинул голову назад. Из-за количества выпитого разум немного повело, а окружающее пространство начало кружиться, переливаться; цвета смешивались в единое целое; извилистые золотисто
зелёные цветы, выгравированные на изумрудных обоях, точно в калейдоскопе, мигали и блестели с каждым переводом глаз из одного положения в другое.
Томлинсон без особого интереса улавливал разговор друзей, иногда поглядывая в окно, следя за янтарно алым шаром света, заливающим улицы ализариновыми красками.
Неожиданно в голову ворвалось осознание того, что кого-то все же не хватает. Луи сел в прежнюю, более удобную позу и окинул комнату взглядом.
Лиам сидел в другом конце помещения перед прямоугольным холстом с разноцветными пятнами. Кареглазый размахивал кисточкой в разные стороны, часто с силой ударяя ей по испачканному полотну, оставляя яркие кляксы.
— А где Гарри? — голос звучал более надломленно, чем хотелось бы, но своё беспокойство парень замаскировал единичным кашлем.
— Не знаю, — подал голос Пейн, не отвлекаясь от росписи. — Он не отвечает на звонки, но это нормально. Он часто пропадает с радаров: просто нужно побыть одному, — Луи чуть скривился в отвращении.
Почему они говорят об этом столь поверхностно, будто не видели вчерашнее состояние парня?
— В каком смысле часто? — Томлинсону показалось, что он начинает трезветь, будто не разделил с Зейном бутылку высокоградусного напитка. Он поджал пальцы ног от волнения. Его очень настораживало столь резкое исчезновение.
Обычно Стайлс никогда не пропускал их посиделки со старой музыкой и литрами алкоголя, но именно после вчерашнего конфликта он решил пропасть, будто и не существовал.
— Стабильно раз в месяц. Все в порядке, можешь не переживать за него. Он определенно скоро вернётся, — Зейн подошёл к Лиаму, взял баночку темно-синей краски и обмакнул в ней палец, а затем провёл кривую линию через весь холст.
— В прошлый раз, когда ты сказал мне то же самое, он решил, что является главным героем сериала «H2O: Просто добавь воды» и отправился отращивать себе хвост, — Малик одарил Луи непонимающим взглядом, на что Томлинсон лишь отмахнулся, не придавая сказанному особого значения.
— Лу, — шатен сразу откликнулся на это прозвище: оно звучало в более предупреждающем тоне-не в том, к которому привык голубоглазый. От этого он закусил обратную сторону щеки и скрестил пальцы в оборонительной позиции. — Поверь мне, Гарри нужно время, чтобы что-то обдумать, прийти в себя — да для чего угодно! Он делает так не в первый раз и мы…
— И вы не предприняли никаких попыток, чтобы выяснить причину его мистических исчезновений? — Луи начал нервно щёлкать пальцами, чувствуя, что начинает злиться на ситуацию.
— Кончено мы пытались во всем разобраться! Мы знакомы с ним сто лет, но он никогда не раскрывал карты. Мы просто дали ему ту свободу, в которой он нуждался, — Пейн отвлёкся от рисования и развернулся на табурете, чтобы видеть Луи, попутно вытирая тряпкой грязные руки.
— В конце концов, он не ребёнок, Луи, и сам волен решать, что ему делать, — подытожил брюнет, расхаживая по комнате и раскручивая в руке бокал с виски.
На долю секунды в комнате повисла оглушающая тишина, отдающаяся громким набатом в ушах. Томлинсон потёр звенящие виски и закусил нижнюю губу, чтобы отвлечь себя, а затем облизнул ноющее место, чувствуя на кончике языка металлический вкус крови.
— У вас есть что перекусить, — неожиданно подал голос Найл, сидящий вразвалочку на кресле. Он лениво почесал бок, а свободной рукой указал на изголодавшийся рот.
— Конечно, пойдём посмотрим, что у нас тут завалялось для твоей прожорливой натуры, — Зейн подошёл и ущипнул блондина за щеки, отчего те издали крякающий звук и Хоран шлепнул Малика по руке, чтобы он отстал от него.
Луи со скрипом отодвинул стул и, чуть шатаясь, направился к выходу из комнаты. Шатен достал из заднего кармана пачку сигарет и потряс ей в воздухе, добавляя:
— Надо перекурить.
Парень выбежал на балкон и облокотился о перилла, чуть шипя от того, насколько сильно ударился поясницей о деревянные балки. Шатен достал телефон из кармана джемпера и дрожащими пальцами начал набирать номер Стайлса.
Он нервно глотал холодный воздух, а с каждым выдохом изо рта выходили огромные клубы пара. Луи шмыгнул покрасневшим носом и услышал исходящие из телефона гудки.
— Возьми трубку, возьми трубку, — как в бреду повторял парень, вышагивая круги по навесу. — Ради всего святого, Гарри, возьми чёртову трубку.
Луи уже сбился, какой по счету слышался гудок, после которого наконец послышался чей-то голос:
—Привет, это Гарри, — Луи уже было выдохнул и открыл рот, что начать расспрашивать о том, куда он пропал, но звук динамика перебил его. — Вероятнее всего, что-то случилось, если вы решили мне позвонить. И возможно, если вы слышите это, я сейчас не могу ответить… Но вы можете оставить голосовое сообщение и, обещаю, я постараюсь вам перезвонить. Да, именно обещаю постараться, потому что, я могу забыть об этом. Но это не значит, что ваш звонок мне безразличен. Нет. Нет… Эм, ладно, удачного дня тебе, кто бы ты ни был.
Вслед за этими словами последовало три протяжных гудка, свидетельствующие о том, что можно записать сообщение.
Шатен сбросил вызов и отключил телефон, ещё какое-то время пялясь в чёрный экран, отражающий сафлоровое небо. Он прокрутил его в руках и чуть ухмыльнулся, вспомнив запись, оставленную Стайлсом.
Томлинсон оперся локтями о витиеватый забор и окинул взглядом пустующую улицу.
Осень — пора расставаний, сложных этапов в жизни. Все вокруг потихоньку прощается с жизнью и скидывает с себя радужные наряды, обнажая истинную сущность.
Природа желтеет, окутывая все шизофренической вуалью. Листья тускнеют и опадают, а человеческие ноги лишь выдавливают из них последнее дыхание жизни. Яркие переливы цветущих растений вянут на глазах, становясь все более тусклыми и обреченными на погибель.
Луи с хрустом заламывал пальцы и царапал кожу на руках; отрывал заусенцы и подковыривал ногтевые пластины. Он надеялся, что пассивная агрессия успокоит его и вернёт в прежнее состояние, но кажется, что он только больше копил все это в себе.
Мысль о том, что ты все сломал своими руками и больше ничего не достоин — величайшее из утешений в жизни, но временами тебе хочется быть счастливым.
Осень — пора снятия масок.
***</p>
Тысячу лет назад людей душили те же три вещи, что и сейчас — любовь, ложь и одиночество. Именно в таком порядке: ты чувствуешь зависимость от человека, ныряешь в эйфорию с головой; буквально захлебываешься переизбытком эмоций; давишься коктейлем из чувств, когда находишься рядом с нужным тебе человеком.
Но ведь у всех нас есть скелеты в шкафу, которые мы храним там до последнего.
И действительно, ложь похожа на то, будто ты прячешься в шкаф. Заползаешь глубоко-глубоко внутрь, где тебя поджидает опасный монстр-одиночество.
Никто не вправе разделить твою боль, ведь только тебе дано знать, насколько мучительным был твой опыт. Но только вдумайтесь в то, насколько глупо это звучит
— опыт.
Его нет: ты просто набиваешь себе кучу шишек, шагая по извилистым тропинкам жизни. Вечно спотыкаешься, падаешь, скулишь от боли, и только потом поднимаешься, стряхиваешь с себя всю эту грязь и не допускаешь повторения этих глупых ошибок.
Именно, опыт — это ошибки.
Гарри лежал на траве, колоски которой приятно щекотали пылающие щеки. Он зажмурился и повернул голову набок, чтобы получить те же ощущения на кончике носа. Ладонью он водил вдоль зелени, что моментально сгибалась и мялась от его легких прикосновений.
Солнце потихоньку пряталось за горизонтом, зарываясь лучами в мягкую копну волос; оно оставляло томные поцелуи на его пухлых, обветренных, чуть приоткрытых губах. Он облизнул и поджал их, словно пытаясь сохранить подаренное тепло.
Вдалеке чёрным контуром выделялся чёткий силуэт одинокого, пышного, ярко-желтого подсолнуха, который раскинул свои листья, точно для крепких объятий. Лепестки были пряно желтого цвета, а его кончики мягко перетекали в оранжевый. В тот момент, он понял, насколько уютными и домашними выглядят эти цветы.
Они рождаются со светящейся улыбкой и держатся вместе, чтобы ослеплять собой все вокруг. Но никто не уделяет этой природной красоте должного внимания. Они все также продолжают расти в полях, подальше от людских глаз, но дарить миру нужную любовь и изливаться чистым гедонизмом, окрашивая его в свои тёплые тона.
Идиллию прервал вибрирующий в кармане телефон. Гарри лениво оторвался от открывшейся картины и присел, облокотившись на одну руку. Взглянув на экран, он увидел высветившуюся надпись «Лу» и улыбнулся одним уголком губ. Тем самым уголком, который формировал очаровательную детскую ямочку на его щеке. Он долго смотрел на надпись, а затем кинул короткий взгляд на тот самый, покоривший его душу, подсолнух.
Кудрявый невесомо провёл большим пальцем по экрану и сбросил вызов, не имея сил вымолвить хоть что-то. Зеленоглазый отложил телефон в сторону, лёг на помятую траву и взглянул на уже посиневшее небо. Оно казалось слишком пустым без его вечных спутников-звёзд, что сейчас мирно спали, прячась за тугими облаками. Гарри прикрыл уставшие глаза, стараясь вобрать в легкие как можно больше воздуха и на выдохе, будто секрет, прошептал ушко звездам:
— Подсолнушек…
***</p>
Луи шёл по тротуару, застланному опавшими сухими листьями, что формировали плотный огненно-желтый ковёр. Ногами он пинал его «лоскутки», поднимая на воздух, а ветер плавно переносил их к краям дороги. В ушах играла успокаивающая музыка, перебивающая звуки с улицы: кричащие люди, проезжающие мимо автомобили, поющие поодаль птицы — все заглушала песня в наушниках.
Изредка до слуха юноша доносилось его же шарканье ног по сухим листочкам.
Они надламывались в разных местах и хрустели; столь умиротворенная атмосфера.
В не застегнутую ветровку задувал прохладный ветер, обнимая парня за талию; обволакивая его тело, отчего голубоглазый невольно вздрагивал. Луи любил холода.