XIII. (1/2)
***</p>
Луи не помнит как вернулся домой и в каком он был состоянии, когда прислонился уставшим и счастливым лицом к мягкой усыпляющей подушке. Кажется, она пела ему колыбельную, потому что голубоглазый спал как убитый. Или как младенец. Точно, как убитый младенец.
На нем все также была надета вчерашняя одежда, что изрядно помялась ото сна. Он сел на кровать и откинул скомканное одеяло на другой край.
Его взъерошенные кудри уже не выглядели так идеально: некоторые прядки спутались и образовали колтуны, а некоторые и вовсе выпрямились.
Он опустил уставшую ватную голову вниз, потирая заспанные глаза и услышал неприятной запах пота, доносящийся от одежды.
Юноша скривил лицо и помахал рукой перед носом, который чуть опух с одной стороны. Томлинсон нехотя стянул с себя водолазку и кинул ее на пол. Вслед за ней полетели и джинсы, запылившиеся сзади из-за лежания на крыше.
Очень медленно, постанывая от каждого движения, он слез с кровати и нашёл в шкафу спортивные шорты и заношенную футболку, по которой плакала помойная яма, но Луи бережно продолжал хранить ее в своём гардеробе.
Голова слегка кружилась из-за похмелья, а резкий свет из окна давил на глаза, что не делало это утро самым лучшим в его жизни.
Парень, пыхтя, наклонился за грязной одеждой и, тихо приоткрыв дверь, на цыпочках пошёл в ванную комнату, чтобы кинуть ее в корзину для белья.
Он проверил карманы джинс на наличие важных в них вещей, чтобы вновь не постирать пять баксов до кристально чистого состояния.
Онемевшая рука шатена все же нащупала некую бумажку внутри. Он достал сложенный вдвое состарившийся лист, недоумевая, как он там оказался.
Лист был обвязан красной тонкой верёвочкой, формировавшей бантик сверху.
Если бы не его вечное любопытство, то эта вещица уже давно полетела в помойку.
Кое-как справившись с верёвкой, он развернул листик, содержание которого окончательно добило его этим утром:
«Я веду свои сражения в голове.
Никто не вправе мне помочь в них победить.
Ты всего лишь новый зритель. Прошу, тогда не лезь.
Не гори желанием исправить все во мне.
Никогда не отдамся чувствам
И никого к себе не подпущу.
Все будут знать меня прекрасным и добрым человеком,
Но вся соль в том, что я склоняюсь перед бесом и сам являюсь тем же.
При всех аристократичен. Я загадка для мыслителя.
Таким, наверное, и останусь для ведомого смотрителя.
Ваше равнодушие для моей души губительно.
Задумайся об этом, когда зальёшь в сердце керосин.
Я храбрый, смелый принц,
Терпеливо ждущий своего спасителя.
Окажи услугу-, проникни глубже и проверь, сможет ли забиться хрупкое, поношенное сердце,
Когда я посмотрю в глаза вещам, которые предали мою верность».
Как улыбка, что даже не появлялась на его лице, могла скатиться в преисподнюю к Сатане? Его тело словно пробило ударом электрошокера. Руки сильно тряслись, но он уже сомневался, что это из-за выпитого алкоголя.
Луи ещё несколько раз пробежался глазами по написанным строчкам, будто боялся упустить что-то важное, а затем потряс головой, пытаясь избавиться от навязчивых мыслей.
Шатен облокотился спиной о стену и потёр гудящие виски. В таком состоянии было весьма сложно что-либо воспринимать.
Он судорожно вспоминал, когда ему могли подложить записку, и, неожиданно даже для самого себя, вспомнил, как Гарри помогал ему спуститься по лестнице с крыши, постоянно держа за талию и часто дотрагиваясь до джинс.
Ещё один крик о помощи или банальная проверка того, действительно ли Луи хочет во все это ввязываться?
Ему, даже при всем желании, не хотелось говорить об этом вживую. Но стоять в стороне, когда Стайлс продолжает свои игры- не самая лучшая идея из возможных.
Но он был таким счастливым и открытым вчера. Ничто не выдавало боли внутри него, и даже глаза не врали- они всегда выдают испуг в человеке.
Луи любил вглядываться в чужие очаги правды; радость, грусть, ложь- все показывают только они. Но, кажется, только эти изумруды искусно все скрывали от него. Сложно узнать сущность человека, когда он привык врать.
Он мертв изнутри. Он просыпается утром уставшим, засыпает ночью вымотанным. Носит чёрную одежду, подстать душе. Натягивает на лицо маску и траур. Траур по человеку, которым так боится стать.
Эти размышления ударили парня под дых. Он растёр лицо руками до покраснения, но создавалось ощущение, что он наоборот втирает этот ужас в себя- в каждую частичку своего тела; в каждую пору кожи. Хотелось бы согреть надежду остывшим огнём, что это всего лишь глупые предположения.
Но вся соль в том, что надежды нет. Люди выдумали это понятие, чтобы обмануть себя. Подарить веру в то, что что-то можно исправить. Но как можно починить сто раз поломанную вещь, которая доживает своё, тупо гоняя воздух по альвеолам. Когда у тебя нет веры и некуда идти, единственное, что тебе остаётся-разлагаться.
Но ведь вера и страх-две грани одного целого. Ты можешь до конца быть уверен в своей правоте, но бояться оступиться в самый важный момент. Именно это не даёт Луи покоя. Даже, когда он понимает, что все идёт как надо, то все равно боится рано или поздно потерять, что имеет. Это сильно бьет по нервам.
И вот его снова окутывает тревога: подушечки пальцев немного покалывают, руки моментально становятся холодными, сердце сжимается до боли, а легким не хватает воздуха.
Ещё вчера он из подземелья поднялся на вершину и чувствовал прилив счастья, что словно тёплый шоколад, разливался по телу. Но на деле грусть всего лишь ждала подходящего момента, чтобы ударить в больное место.
Он ещё раз посмотрел на трясущийся лист: его края были чуть изогнуты, а на сгибах виднелись белые прожилки стершейся бумаги. Каждое слово, каждая буква была аккуратно выведена чёрными чернилами. На последних строчках они чуть стёрлись и растеклись по листку, но этот почерк не был похож на почерк человека, что писал стихотворение в панике. Все окуналось в умиротворение и спокойствие, прерываемое содержимым.
Грязным, холодным, мертвым содержимым.
В уголках глаз начали скапливаться горячие слёзы, которые юноша быстро сморгнул. Он испытывал настолько яркий спектр эмоций в тот момент, что было весьма сложно контролировать и сдерживать их.
Он сложил листок вдвое, положил в карман штанов и подбежал к раковине, чтобы брызнуть холодной водой в лицо и привести себя в порядок, расслабить и отвлечь.
***</p>
Луи сидел на пуфике, приятно шуршащем под тяжестью тела, каждый раз, когда он начинал ерзать на нем.
Он запрокинул голову назад и наблюдал за серыми тучами, медленно блуждающими по небу. Правой рукой он легонько поглаживал близ растущую траву, задевая хрустящие мертвые листья.
Изредка до него доносились разговоры девушек, хихикающих у веранды. Элеонор надела строгий чёрный костюм, в штаны которого была элегантно заправлена рубашка. Колдер постоянно поправляла длинные блестящие волосы, сдуваемые ветром. Луи показалось, что она излучает позитивную энергетику каждым своим тихим смешком, прикрывая рот ладошкой.
Рядом с ней стояла невысокая девушка с вьющимися светлыми волосами, завязанными в высокий хвост.
Перри всегда была мила к нему, а ее небольшая добрая улыбка могла за секунды украсить этот день своей яркостью. Девушка стояла, облокотившись спиной о забор беседки, и скрестила ноги, часто поглядывая за игрой парней, сидящих под крышей.
Лиам, Зейн и Гарри играли в покер- одну из тех вещей, что так раздражала Томлинсона. Его никогда не привлекали азартные игры: по большей части из-за того, что они действуют на тебя как наркотик. Ты пробуешь один раз ради развлечения, второй кон бросает тебе вызов, третий уже приковал тебя наручниками к картам и ты больше не в праве остановиться.
Ну, ещё ему не хотелось сидеть там и материть каждого, кто крыл его карту комбинацию более сильной. Он сегодня слишком пассивен для этих дешевых развлечений.
Он мельком поглядывал за размеренными движениями Стайлса. Черты лица юноша были расслаблены и сосредоточены на действиях остальных участников.
Шатену так раздражало то, что Гарри сегодня такой молчаливый. Он не обращал на Луи никакого внимания и вёл себя также, как в доме родителей Зейна.
Томлинсон долго размышлял над тем, чем заслужил такое отношение. Он ведь не просил его присылать это стихотворение и не вытягивал из него информацию насильно.
Это было желание Гарри, а крайний Луи?
Чтобы отвлечься, шатен встал с насиженного места и непринужденно направился к беседке, обходя ее по кругу, и смотрел через плечо карты парней.
Он остановился у спины Зейна, ехидно улыбаясь и закусывая губу.
Азарт.
Малик заметил краем глаза присутствие человека сзади и недовольно промычал:
— Отвали, Томмо. Сейчас взрослые дяди решают очень важные вопросики, — Зейн махнул ему рукой, приказывая пойти прочь, точно служанке.
Луи схватил его за запястье и наклонился, чтобы прошептать на ухо:
— Я видел их карты. Ты вполне можешь победить, взрослый дядя, — шатену стало немного противно от сказанных слов. — Если ты, конечно, доверишься такому малышу как я.
— Как грязно… Я в деле, — одними губами проговорил Малик, а в его глазах уже загорелся победный огонёк.
Первым сходил Лиам, что особо не поглядывал на стоящего рядом Луи. Его взгляд был сосредоточен на оппонентах, что зверским взглядом вцепились друг в друга.
Пейн выложил пару карт, тяжело вздыхая из-за выпавшей комбинации, что сулила ему проигрыш.
Стайлс победоносно облизнул губы, но вскрываться пока не спешил. Он просчитывал варианты развития событий и часто поглядывал на фишки, что выглядели для него весьма привлекательно. Настолько привлекательно, что кудрявый аж слюни пустил.
Зейн подал тело вперёд, дабы сделать ход, но Луи остановил его, рукой показывая притормозить и подождать решения Гарри.
Лиам сидел в развалку, теребя край полушки, которой подпирал спину. Парень заметил телодвижения Томлинсона и громко и недовольно вскрикнул:
— На нашем корабле крыса! Луи, какого черта! Отойди оттуда, — Гарри вышел из транса и перевёл взгляд на застигнутого врасплох юношу, что сделал такое выражение лица, будто вовсе не причём.