IV. (1/2)
***</p>
У кого-то утро начинается с бодрящего горячего напитка, прогоняющего остатки сна. У кого-то с быстрых сборов, суматошного собирания вещей и, тянущегося вечность, ожидания автобуса.
Кто-то просыпается от нежных касаний заботливого солнца, но не Луи.
Его утро началось с переборов струн.
С самого начала идея жизни в одном доме с гитаристом не казалась ему хорошей, но только услышав чудный, завораживающий звук инструмента, эта идея не
стала нравиться ему больше, потому что сейчас чертовых десять утра (будь они прокляты).
Свой последний выходной он планировал провести, закрывшись в комнате наедине со скаченным фильмом, коробкой пиццы и одиночеством. Хоран немного изменил его планы.
Лениво потягиваясь и похрустев косточкам, Томлинсон медленно встал с кровати, открыл окно нараспашку и взял с подоконника пачку Marlboro; поднёс сигарету ко рту и, прокрутив колесико зажигалки, дал терпкому, горькому дыму поселиться в его легких. Они явно не скажут ему «спасибо» в старости. Но сейчас он молод и глуп, а значит, к черту переживания!
Прохладный утренний ветер обдувал его шею, гладил прилизанные волосы, а музыка, заполонившая квартиру, нежно окутывала его. От удовольствия Луи прикрыл все ещё сонные глаза и затянулся, выпуская клубок дыма, уносимый потоком воздуха.
Ладно, он признаёт, что такое утро ему даже по душе. Кажется, только этот ирландец может напиться до беспамятства, а уже через несколько часов сидеть и бренчать на своей «подруге».
Выкинув бычок, шатен открыл дверь комнаты и увидел соседа, приветливо улыбающегося ему.
— Доброе! Как спалось, Томмо? — Найл продолжал перебирать струны, сидя на стуле у барной стойки.
Комната тускло освещалась через не зашторенное окно. Утренний свет ложились на взъерошенные волосы парня, придавая моменту незабываемую атмосферу умиротворения и спокойствия.
— Пока ты не начал играть — спал как младенец! — врунишка оперся о дверной косяк, скрестив руки на груди и запрокинув голову на бок.
— Ты же сказал, что не против.
— Я говорил, что не против Кобейна, а это что за колыбельная для офисных клерков? — Луи вздернул бровь и услышал приятный смех соседа.
— Понял, завтра проснёшься под своего Кобейна!
— Научишь меня? — Томлинсон подошел чуть ближе, осматривая инструмент.
Найл передал гитару в руки шатена, уступая место у стойки.
Луи знал пару-тройку аккордов: его мать водила его на несколько занятий в музыкальную школу, которую он в скором времени бросил, не преуспев в этом деле.
Зажав струны в нужных местах и проведя по ним изящными пальцами, комнату заполонил грубый, резкий плачь гитары, отразившийся гримасой на лицах парней.
Луи тяжело вздохнул, зажмурив глаза, и провёл ладонью по грифу гитары, всматриваясь в инструмент.
Заметив смущение друга, Найл погладил его по спине круговыми движениями, а затем начал:
— До Курта тебе ещё как до марса, но, как мы говорим в Ирландии: мы не отступаем-мы наступаем в другом направлении, — Хоран подошел ближе к Луи, зажимая пальцы на нужных струнах, а другой рукой руководил на переборах.
Музыка обернула кухню приятной пеленой звуков, и Луи обнажил ряд белых зубов, расплываясь в яркой улыбке.
***</p>
Холодная бодрящая струя воды плавно стекала по телу Луи, обводя изящную фигуру его тела.
Мокрые волосы прилипали ко лбу, а глаза, под напором, закрывались сами собой. Перед ним была только манящая темнота, полная загадок, а вокруг танцевали мерцающие огоньки, то сталкиваясь, то отдаляясь друг от друга.
Томлинсон провёл руками по влажным волосам, зализывая их назад, вдыхая тяжелый, из-за поднявшегося пара, воздух.
Стены ванной комнаты были отделаны белой мозаичной плиткой, чередующейся с мелкими голубыми квадратиками.
Серый глянцевый пол отражал яркий свет ламп, погружающей помещение в холодную отрешённую атмосферу.
Покинув запотевшую душевую кабинку, Луи привел себя в порядок, зачесал волосы набок, надел чёрные скинни-джинсы и белую кофту с чёрными рукавами, на которой красовались кисти скелета с радугой, вместо пальцев.
Выйдя из ванной комнаты, Томлинсон увидел в дверях Найла, смотрящего в зеркало и поправляющего солнцезащитные очки.
— Бога ради, если ты опять бухать, то пообещай, что твоё пьяное тело не принесут два непонятных парня, ладно?
— А? Не, нет, я не на вечеринку. Она в среду. Сейчас, Томмо, я собираюсь пойти и закупить причиндалы для учебы, а потом в кафе. Составишь компанию? — Хоран повернулся к шатену, подзывая того к себе.
— Ты платишь? — Томлинсон сощурил глаза, лениво поворачивая корпус к соседу.
— Разумеется. Для вас все, что угодно, Луи — я хочу пообедать за чужой счёт -Томлинсон, — Найл сразу расплылся в улыбке, попутно завязывая узлы на кедах.
— Буду рад составить компанию, мистер богатая ирландская задница! — также язвительно ответил Луи, шагая к выходу.
***</p>
Стены кафетерия были отделаны чёрной корой дуба и в некоторых местах небрежно покрыты золотой краской.
Она будто сыпалась с дерева. Та, что оставалась на нем, создавала красивые картинки, манящие глаза.
Это все равно, что смотреть на облачное небо и видеть то крокодила, уходящего под воду, то собаку, играющую с мячом.
В детстве Луи любил лежать на траве вдали от дома и наблюдать за сюрреалистическими картинками.
Они всегда успокаивали и вдохновляли его.