Том 1. Глава 14. Тетива лопается, а стрелы начинает подтачивать жук (1/2)

Отношения между учениками Бай Цзы Фэна были подобны натянутой тетиве лука, грозящей оборваться в любой момент. Являясь выходцами из лучших родов клана, они люто ненавидели друг друга, ибо их семьи издавна соперничали меж собой за лишнюю крупицу власти в Бай Лао Ху.

Однажды Глава рода Си, отец Юя, вложился в торговлю тайянским шёлком[1] и вскоре прогорел, потеряв большую часть сбережений. Когда это произошло, некоторые соученики начали относиться к Си Юю гораздо лучше, чем прежде, ибо обедневший род более не составлял конкуренцию их собственному.

В отличие от Си Юя, Цао И Цзин был не просто беден, а откровенно нищ, но с ним обращались совершенно иначе, ибо бродяга-девятнадцатый, не имеющий за душой и погнутого медяка, в первую же встречу произвёл на наставника благое впечатление, с лёгкостью проложив себе путь в резиденцию Бай, тогда как их родителям пришлось долгое время настойчиво уговаривать Бай Цзы Фэна, упрашивать и умолять.

Мир соучеников и соучениц Цао И Цзина неизменно зиждился на богатствах и положении в обществе. Им было совершенно ясно, что коли у девятнадцатого нет ни того, ни другого, то хорошее отношение к нему Бай Цзы Фэна можно оправдать лишь жалостью учителя, который попросту не смог бросить его умирать у дороги.

Узрев последствия своего скудоумия, обнаруживший Цао И Цзина в тот злополучный день Си Юй, был готов волосы на себе рвать от досады: он и представить себе не мог, что больной оборванец, о котором он из жалости сообщил Бай Цзы Фэну, в скором времени поселится с ним под одной крышей.

Ощущая всю враждебность старших, направленную на него, девятнадцатый не стал даже пытаться поладить с ними. Вместо этого, он внимательно наблюдал за каждым со стороны, ибо за всё то время, что он провёл в Инь Чжу, Цао И Цзин научился двум вещам: избегать подножек и терпеливо ждать.

В скором времени девятнадцатому стало совершенно очевидно, что учитель уж очень сильно благоволит седьмой Тан Юэ Ин, которая всегда открыто выражала своё недовольство чем-либо, порой – в чересчур грубой и неуважительной форме.

Если Цзы Яо с Си Юем язвили по любого поводу и без него, мгновенно надевая маску обожания при виде Бай Цзы Фэна, то седьмая со всеми была одинаково нахальной и вздорной, не делая совершенно никакого различия между наставником и остальными.

Заметив, что Бай Цзы Фэн не только не пресекает седьмую в её речах, но и всячески им потворствует, Цао И Цзин снова почувствовал сильный приступ тошноты. Всякий раз, когда чудище внутри него просыпалось, девятнадцатый был близок к тому, чтобы согласиться с его правом на существование, а иногда ему даже хотелось самому стать чудищем, утратив всякую способность сдерживаться. Он злился на Тан Юэ Ин и одновременно завидовал ей. Он хотел быть с учителем таким же честным и настоящим, как седьмая, но не мог позволить себе подобную роскошь и был вынужден наблюдать со стороны за чужой искренностью, поселившей в его душе страх.

Заметив неожиданный интерес Цзы Яо к своей скромной особе, девятнадцатый, зная о её вспыльчивом нраве, решил, что это прекрасная возможность нанести упреждающий удар Тан Юэ Ин, пока её влияние на дорогого учителя не стало куда сильнее, и, подойдя к седьмой, предложил ей попрактиковаться вместе, стараясь вести себя как можно любезнее.

Отношения между дочерьми семей Цзы и Тан всегда складывались хуже некуда. Как единственной наследнице, Цзы Яо надлежало в скором времени возглавить семью, тогда как Юэ Ин не могла составить конкуренцию своим старшим братьям и благовоспитанным сёстрам.

Отец избрал её на роль ученицы Бай Цзы Фэна лишь потому, что внешность Тан Юэ Ин была весьма посредственна, а характер ещё хуже, чем у норовистой лошади. Обучаясь вместе с другими сёстрами каллиграфии, живописи и рукоделию, Юэ Ин держала иголку и кисть подобно острому мечу. Надо ли говорить, что её уточки-мандаринки, вышитые на тончайшем шёлке, больше напоминали демонов и были столь уродливы, что ими можно было пугать ребятишек?

Совсем отчаявшись найти дочери подходящего жениха, Тан Фэн Чжи потратил немало сил и средств, чтобы устроить её на обучение к Главе клана. Отправив Тан Юэ Ин в Лоян, он тем же днём вздохнул от облегчения: теперь, когда его головная боль перешла к другому, он мог спокойно заняться делами, не опасаясь того, что Юэ Ин натворит какую-нибудь глупость.

Если бы кто-то в тот год сказал Тан Фэн Чжи, что Юэ Ин в поместье Бай окажется в опасности, он всласть посмеялся бы над говорящим, потому что его сильная и выносливая доченька могла разобраться с любым, кто осмелился бы протянуть руку в её сторону. Кроме смерти.

Седьмая была не чета одиннадцатой. Она презирала Цао И Цзина с того самого дня, как он появился в резиденции и отнюдь не собиралась сменить гнев на милость. Похорошевший девятнадцатый по-прежнему оставался в её глазах убогим и безродным, но Тан Юэ Ин польстило, что она может вырвать из рук младшей соученицы то, что ей явно пришлось по вкусу, ибо не раз и не два Цзы Яо охотно подшучивала над ней самой, явно намекая на то, что батюшка Тан Юэ Ин выпроводил её из родного дома, дабы избавиться от позора.

Каждые три дня все ученики Бай Цзы Фэна посещали занятия, на которых он обучал их владению мечом. В перерывах между общими практиками, Бай Цзы Фэн вызывал к себе каждого по отдельности, уделяя приличное количество времени рассмотрению отдельных техник, которые подбирались им в зависимости от способностей учеников.

Как и все остальные, Тан Юэ Ин полагала, что Цзы Яо слишком слаба и жалка. На общих занятиях одиннадцатая не могла даже как следует поднять меч, уже не говоря о том, чтобы отразить им хотя бы одну атаку. Её тщедушное тело было восприимчиво к хвори, от которой она страдала с завидной регулярностью, и Тан Юэ Ин никогда не видела в её лице того, кто мог бы представлять собой угрозу.

Со злорадством улыбаясь не столько Цао И Цзину, сколько Цзы Яо, наблюдавшей за этим со стороны, Тан Юэ Ин немного позанималась с девятнадцатым, внимательно следя за тем, чтобы не научить его чему-нибудь полезному, а когда учитель зачем-то подозвал его к себе, начала отрабатывать один из приёмов, пока к ней не подошла одиннадцатая.

– Понравилось? – тихо спросила Цзы Яо.

Тан Юэ Ин будто бы ненароком перевела взгляд на Цао И Цзина, который в этот момент улыбался учителю.

– Что именно? – деланно уточнила она. – Кажется, ты неправильно меня поняла, шимэй.

– Вижу, ты и дальше собираешься испытывать свою судьбу, – одиннадцатая нахмурилась. – Мне бы очень не хотелось, чтобы с тобой вдруг что-то произошло её чаяниями.

– Ты мне угрожаешь, А Яо? – надменно произнесла Тан Юэ Ин. – Уж не собираешься ли ты вызвать меня на поединок из-за нашего шиди?

– Вовсе нет, – одиннадцатая покачала головой. – Это всего лишь дружеский совет. Прислушайся к нему и перестань забавляться с огнём, ибо ни к чему хорошему это не приведёт.

Седьмая негромко рассмеялась.