Глава 52. Это росы вскипают от ненависти (1/2)

Кричер и Добби пили. Пили уже неделю, беспробудно и беспросветно, пугая своим видом и неаккуратной аппарацией обитателей Гриммо. Останавливались они лишь на несколько часов для того, чтобы повыть над Поттером, лежащим с перебинтованной головой в кровати, мол, не уберегли любимого мастера. Гермионе стоило немалых трудов удержать их от самоистязаний. А ещё волшебников и родителей Гермионы пугали ножи и «беретты», заткнутые за пояс двух домовиков. Кричер пучил глаза, в которых горела ненависть, и нервно реагировал на любое упоминание Волдеморта и пожирателей в доме. В лапках маленького домовика «Ка-Бар» смотрелся действительно страшно. Драко, как бывший обладатель метки, так и вовсе старался не выходить из комнаты, а если приходилось, то передвигался тихо и по стенке.

Дэн, нечаянно их подслушавший, сказал обезумевшему старому эльфу:

— Кричер, Гарри обязательно поправится, а вот вы с Добби можете кое-что сделать для него.

Эльф с трудом сфокусировал вопросительный взгляд на мужчине.

— Ну, я заметил, что вы везде носите эти свои ножи, и пришёл к выводу, что, наверное, кроме как готовить еду и убирать дом, вы можете быть бойцами, воинами.

Взгляд Кричера стал заинтересованным.

— А Гарри нужны воины, много воинов, ведь идёт война!

— Старый Кричер знает, где взять воинов! — проскрипел он. — Старый Кричер и Добби научат их всему, что сами знают, и поведут в бой, помогая мастеру Гарри!

Оба домовика, вскинув свои ножи, исчезли с нечленораздельными воплями. У них появилась ЦЕЛЬ!

— Где ты был, дорогой? — спросила мужа Эмма, отрываясь от чтения медицинского справочника по черепно-мозговым травмам.

— О, да так, всего лишь положил начало созданию армии домовых эльфов, — деланно небрежно ответил Дэн и на вопросительный взгляд жены пояснил: — Так вышло, что я случайно подслушал наших маленьких друзей…

***</p>

Гермионе же на время временного выбытия из строя Гарри пришлось взять на себя обязанности командира. Понимая, что от безделья все впадут в ещё большее уныние, она распорядилась усилить тренировки и особенно сконцентрироваться на защите друг друга. Сама же она тренировалась наравне со всеми. Нет, девушка не забыла про Гарри, но прекрасно понимала, что её ежесекундное присутствие рядом не требуется. Все необходимые меры были предприняты, и парень должен был со дня на день прийти в себя.

И хотя в этот раз ситуация была не такой серьёзной, как с тёмно-магическим проклятьем, полученным им при вылазке в Хогвартс, но лично ей было тяжелее. Ведь тогда её не было рядом, и винить можно было кого угодно: зазевавшуюся Джинни, не успевших вовремя среагировать Невилла и Луну, но сейчас она, находясь там, в паре футах от него, тоже не смогла ничего сделать. Это неимоверно бесило. Она чувствовала злость на себя. Не предусмотрела, не предполагала, не среагировала. И сейчас она понимала, что должна стать сильнее, чтобы в следующий раз оказаться куда более полезной. Поэтому и изнуряла себя тренировками, а в относительно свободное время продумывала планы дальнейших действий. Без Гарри это плохо получалось, ведь во всём, что касалось военно-боевых аспектов, он был главным.

Она постоянно прокручивала в голове тот день, каждый раз зарекаясь больше этого не делать. И каждый раз переживала леденящий душу страх, когда на пару секунд, показавшихся целой вечностью, она подумала, что потеряла его. И только собравшись с духом, нашла в себе силы кинуть диагностические чары, которые сигнализировали, что он жив. Жив! На какой-то миг она испытала облегчение, но почти сразу вновь впала в отчаяние, ведь дорога была каждая не то что минута, а секунда. А дальше всё как в тумане: почти физически ощущаемая вокруг ненависть крестража, что-то кричащий Невилл, гортанные выкрики на гобледуке, спешная эвакуация. Но те мгновения, когда она подумала, что… Те мгновения она точно никогда не забудет. Этот страх поселился где-то под ложечкой и вряд ли когда-либо покинет её. Она не хотела думать, что бы делала, если бы… Да, думать не хотела, но эти мысли сами лезли в голову. Все эти почти семь лет Гарри всегда был рядом, стал не просто частью её жизни, а какой-то константой, без которой весь мир просто рухнет. Даже осенью, когда они не общались друг с другом, она не теряла его. Знала, что несмотря на всю его отдалённость, он рядом и жив. Представлять, как бы изменилась её жизнь, исчезни из неё Гарри насовсем, было больно. Почти физически больно…

И вот с такими мыслями она каждый вечер отправлялась в их с Гарри комнату и ложилась рядом с ним, при этом сил на то, чтобы раздеться и принять душ, не всегда хватало. Она уже привыкла засыпать под мерное дыхание парня, считая не овец, а его вдохи. Это немного успокаивало. Это значило, что он жив. Жив! Этой ночью она досчитала до семисот шестидесяти двух (правда, несколько раз сбивалась и начинала заново), прежде чем погрузиться в сон.

***</p>

Гарри проснулся и обнаружил рядом с собой любимую девушку. Она свернулась калачиком поверх одеяла и напоминала маленького пушистого котёнка, сходства с которым добавляла грива непослушных каштановых волос, до этого собранных в хвост, а теперь разметавшихся по подушке. На ней была простая маггловская клетчатая рубашка, рукава которой были закатаны почти до локтя, и джинсы. Такая родная. Такая домашняя. И такая беззащитная. Глядя на неё, Гарри понимал, что сделает всё возможное, чтобы уберечь свою ведьму. А ещё он поймал себя на мысли, что хочет каждый раз просыпаться вот так. Чтобы рядом была она. Никакой войны. Никакого Волдеморта. Никаких проблем волшебного мира. Только он и она. Ну и ещё пара маленьких Поттеров, конечно.

Предприняв попытку устроиться на кровати поудобнее, парень перевернулся с бока на спину, и Гермиона тут же, даже не просыпаясь, юркнула к нему на плечо и сквозь сон пробубнила что-то неразборчивое. Гарри улыбнулся, убрал с лица девушки выбившуюся из хвоста прядь и приобнял её за плечо, пальцем вычерчивая узоры поверх рукава рубашки. Гермиона от этой невинной ласки проснулась и сонным взглядом уставилась в зелёные глаза, в которых сейчас читались нежность, забота и любовь.

— Гарри! Ты наконец-то очнулся! Надо сообщить всем… — она уже порывалась вскочить с кровати, но парень уверенным движением вернул её на своё плечо.

— Думаю, это потерпит до утра. Сейчас только всех перебудим, — остановил её парень.

— Но тебя надо обследовать, и вообще… — не сдавалась она.

— Разве то, что я с тобой говорю, не значит, что я здоров? Но если хочешь, можешь проверить меня диагностическими чарами.

Девушка молча потянулась за своей волшебной палочкой, оставленной на прикроватной тумбочке, что оказалось не такой простой задачей, так как отпускать её из своих объятий парень явно не собирался.

Когда все возможные диагностические чары были наложены (и не по одному разу!), Гермиона наконец со спокойной душой положила палочку на место и вернулась на такое родное плечо.

— Знаешь, я ведь в какой-то момент подумала… — девушка так и не смогла закончить фразу, боясь её озвучить вслух и борясь с подступающими слезами. — Никогда больше так не делай, вот!

Сейчас она боролась с желанием наброситься на Поттера, чтобы точно убедиться, что он жив. И то рациональная часть её натуры удерживала её от такого необдуманного поступка.

— Ты от меня так просто не отделаешься! Я уже один раз вернулся с того света ради тебя. Если бы это потребовалось снова, вернулся бы и во второй, — серьёзно ответил Гарри.

— Д-дурак! — маленький кулачок легонько ударил Гарри по груди, но тут же удар сменился лёгким поглаживанием. — П-прости.

— Всё хорошо, — успокоил её он. — Ну, рассказывай, что было, пока я валялся в отключке?

Пару минут Гермиона собралась с мыслями и не могла начать рассказ, так как ей вновь пришлось оживить такие болезненные воспоминания. Впрочем, эти воспоминания никогда и не умирали. Но всё же она взяла себя в руки и, борясь с подступающими слезами, поведала о том, как его доставили на Гриммо, про пьющих домовиков, о своём решении усилить тренировки, что вызвало одобрение парня. Как ни странно, рассказывая обо всём Гарри, она потихоньку успокаивалась, ведь если они говорят, значит, он жив. А вдруг ей всё это сейчас снится и на самом деле он так и не пришёл себя и до сих пор без сознания или чего ещё хуже. Она уже хотела выдать какую-то банальность вроде «Ущипни меня, чтобы я знала, что это не сон», как почувствовала, что рука парня, всё это время гладившая её по плечу, лёгким движением легла на её грудь. Значит, ей всё точно не снится! Не то чтобы у неё никогда не было сновидений подобного характера, но вряд ли бы её подсознание в таких обстоятельствах стало бы подбрасывать такую картинку. Да и ощущения во сне никогда не бывают настолько реальными. Поэтому она была неимоверно рада такой активности парня. И дело не только в приятных ощущениях, которые она испытывала сейчас, и даже не перспектива чего-то большего, а осознание, что с ним всё в порядке. Иначе стал бы он тогда? Но на всякий случай она решила перестраховаться и попробовала тихонечко возразить:

— Гарри, ты уверен? Ты же ещё… — Гермиона запнулась, так как пальцы Гарри начали ласкать её сосок через рубашку.

— Я ещё что? — улыбнулся он, когда девушка слегка выгнулась ему навстречу. — Разве не ты ли совсем недавно проверила меня всеми возможными чарами и постановила, что я здоров?

От слов Гарри она испытала облегчение, смешанное с эгоизмом, ведь несмотря на всю предосторожность, о которой твердил разум и который она без зазрения совести заткнула, ей необходимо было сейчас ощущать его прикосновения, чувствовать тепло его тела, слышать его дыхание, ведь это значило, что он жив, а всё остальное сейчас такое несущественное. И сейчас она нуждалась не только в чувственном проявлении любви, но и физическом. И если что-то нельзя выразить словами, это можно сделать действиями. Поэтому Гермиона отринула все возражения, они оба теперь не имеют право на сомнения. И она будет рада каждой минуте, проведенной со своим возлюбленным.

Гарри действовал неторопливо и даже несколько лениво, заставляя её с каждым новым поглаживанием тихо стонать, шептать его имя и дарить свои ласки в ответ. Тем временем руки добрались до её пуговиц на рубашке, всё также медленно расстёгивая одну за другой, не забывая при этом ласкать обнажающиеся участки тела. Ей всегда нравилось, когда он так лениво и методично раздевал её. Никакой спешки, никакой сорванной руками или заклинаниями одежды. Это помогало перестать думать и сосредоточиться на своих чувствах, на том, как лёгкой истомой свело низ живота, как кожа начала слегка покалывать под его прикосновениями, и не вызывали жар, наоборот, были сравнимы с прохладой, заставляя мурашки разбегаться по рукам и спине, а вот жар накапливался в ступнях. Её ощущения вовсе не сосредотачивались в одном месте, как обычно пишут в дешёвых женских романах, а наоборот, растекались по всему телу. Она даже не замечает, как слегка приподнимается, чтобы освободить руки из плена рукавов, а рубашка за ненадобностью отбрасывается в сторону, а чашечки самого обычного белого бюстгалтера спускаются вниз. Руки же Гарри продолжают свое путешествие вниз, всё больше и больше распаляя ведьму. От джинсов Гермиона освобождается сама, стягивая их вместе с бельём, из-за чего им приходится ненадолго прерваться, что вызывает разочарованный стон парня.

Когда же пальцы Гарри добираются до самого сокровенного места, срывая при этом с губ девушки уже громкий и даже какой-то требовательный стон, доводя её почти до бессознательного состояния, она перехватывает инициативу, она не хочет, чтобы всё так быстро закончилось. Она хочет, чтобы ему тоже было хорошо, и это желание заводит её даже больше, чем его самые откровенные ласки. Поэтому она перехватывает инициативу, и они меняются местами.

— У тебя постельный режим, — слегка охрипшим голосом произносит она невпопад. Гарри не возражает.

Гермиона находит его губы и впивается в них поцелуем, после её губы перемещаются на его шею, слегка покусывая её. Ей нравится, когда его дыхание так сбивается. Её губы спускаются всё ниже и ниже. Так же медленно, как он делал до этого. Когда же она добирается до резинки его боксеров, Гарри судорожно вдыхает, чем вызывает её одобрительную улыбку, и девушка поцелуями спускается ниже. Томительно медленно. Томительно нежно. Когда с его губ срывается полустон-полувдох, она вновь одобрительно улыбается и… замедляется. Ей нравится доводить его почти до изнеможения, осознавать, насколько ему сейчас хорошо, понимать, что сейчас этот сильный волшебник в её полной власти. Именно на неё он так реагирует, только она может с ним делать такое, только с ней ему так хорошо. Физические ощущения отходят на второй план, уступая место чувствам и эмоциям, ведь доставлять удовольствие даже приятнее, чем получать его.

В какой-то момент Гарри всё-таки не выдерживает и мягко тянет её за плечи вверх.

— Иди сюда…

На этот раз она даже не думает возражать и оказывается сверху. Сейчас ей жизненно необходимо ощущать его полностью. Целиком. Слиться в едином потоке эмоций и чувств. Раствориться в нём. Осознать, что они оба живы и едины. У них бывало по-разному: и неуклюже в первый раз, и страстно, и ненасытно, и торопливо, временами даже грубовато, но вот так нежно и медленно — впервые. Они будто вновь узнают друг друга, но уже без этого юношеского задора, а… По-взрослому. По-настоящему.

— Да, это точно не сон, — тихо шепчет Гермиона перед тем, как оказаться в объятьях Морфея.

Этой ночью она впервые после возвращения на Гриммо засыпала не со страхом, что могла потерять его, а с осознанием, что он жив и теперь она его точно не отпустит и не подведёт. Будет всегда рядом, если потребуется — буквально каждую секунду.

Гарри же, обнимая свою девушку, сейчас сопящую на его плече, дал себе слово, что сделает всё возможное, чтобы защитить свою любимую. Если потребуется, убьёт ради этого хоть десять Волдемортов. Главное, чтобы она была в безопасности.

***</p>

В последнее время Эдгар Ларссон часто думал — когда же всё пошло не так? Когда его детские мечты и фантазии превратились в то, про что говорят: бойтесь своих желаний, ибо они имеют свойство сбываться! Казалось бы, его детство абсолютно не предвещало ни того, что они сумеют осуществиться, ни того, чем это обернётся.

Ларссоны были по-настоящему древним родом, чья британская ветвь была основана кормчим драккара одного из бесчисленных ярлов, чьи хирды грабили всю западную Европу, и который на старости лет решил обосноваться на землях Шотландии. А вот даже с формальной чистотой крови, то есть хотя бы с тремя, не говоря уже о шести-девяти поколениях чистокровных предков, на протяжении большей части их истории дело было откровенно плохо. Шетландские острова, куда под давлением англичан почти семьсот лет назад перекочевал их род, были достаточно редко заселены магглами, а уж о магах-то и говорить нечего. Подбирая невест то из других магических родов, то из полукровок, а то и из магглов, род худо-бедно, но прожил до сороковых годов двадцатого века.

Шетландский автобус, как называли тайную эвакуацию людей из оккупированной немцами Норвегии, многое изменил. Европа магическая в те годы чётко разделилась на сторонников и противников Тёмного Лорда, и те, кому построение маго-маггловского государства нового, а точнее, как всё новое — забытого старого, типа было не по нутру, бежали из неё во всех доступных направлениях. Кроме востока, разумеется, ибо там, с их точки зрения, было ничуть не лучше.

В те годы, как и во многие века до этого, Ларссоны, естественно, занимались рыбной ловлей — ну а на чём ещё можно построить своё дело на тех островах? И однажды на одной из их рыболовных шхун на острова прибыла девушка, ведьма, ставшая невестой, женой и матерью детей главы рода. По британским меркам она была очень сильной волшебницей, а сила, унаследованная её детьми, привела их в куда лучшие брачные союзы, чем многие века до этого. Вот так и вышло, что родившийся в 1969 году Эдгар имел за плечами целых два поколения чистокровных предков и не страдал от магического бессилия. И, как многие и многие мальчишки с магическими способностями, мечтал об одном — вырваться в большой мир, поступить в Хогвартс и устроиться на работу в Министерство. А уж предел мечтаний — не работа, а служба в одном из подразделений по обеспечению магического правопорядка.

Вот тут-то, наверное, всё и началось — шляпа. Точнее Шляпа. Распределительная. По-настоящему древний, относительно чистокровный — Слизерин. Дальше всё шло по накатанной колее, как будто по рельсам Хогвартс-экспресса. С одной стороны — углублённое изучение как защиты от тёмных искусств, так, втихомолку, и самих искусств. Высший балл по зельеварению. Унаследованные от предков телосложение и позиция загонщика в факультетской команде. Аврорат оторвал его с руками. Детские мечты осуществились. А с другой — это же был Слизерин. И вокруг него были дети тех, кто был с Тёмным Лордом в его первую попытку прихода к власти. Они были рядом с ним в школе, они же — в аврорате. Так что практически полный переход на строну Лорда он воспринял вполне естественно, полагая, что дальше будет только лучше.

Не было.

А несколько лет спустя всё это превратилось в кровавый кошмар.

Который закончится скоро, куда скорее, чем он думал ещё этим утром.

Сил больше не было. Даже он, потомок древних викингов, не мог одновременно тащить на плечах тяжёлое бессознательное, но живое тело и держать магический щит, отражая хоть и редкие, и предельно неумелые, но всё же боевые заклинания преследователей. Один на один, на двое, даже, наверное, против всех троих он бы не то чтобы отбился, он бы сумел победить. В его загривок вцепились пара магов и ведьма, которые явно не имели ни малейших следов боевой подготовки, да и на двух последних курсах Хогвартса, судя по применяемым заклинаниям, тоже не учились. Им не хватало ни сил, ни умения, в избытке было лишь одно — ненависть!

Эдгар чувствовал её, практически любой маг в той или иной степени эмпат, а уж столь сильное и всепоглощающее чувство сложно было не заметить. И он прекрасно понимал, откуда она взялась. Если уж началось правление нового Тёмного Лорда с нагнетания презрения и ненависти к грязнокровкам и полукровкам, причём если к первым они были всегда, то полукровки раньше были почти, да, почти равными членами магического сообщества, то с началом сопротивления и полноценной гражданской войны маховик взаимного ожесточения раскручивался на полную.