28. Аквамарин (Слепой, Кузнечик) (1/2)

— Я бы предпочёл пойти спать.

— Ты всегда предпочёл бы спать.

Кузнечик злится. Вернее, злился бы, не вытяни великая сила подаренного Седым амулета все негативные эмоции. В такую ночь нельзя спать! Ведь ночи, как эта — они для покорения крыш, для историй, улетающих по холодному воздуху, чтобы больше не быть рассказанными, никогда и никому. Как Слепой этого не понимает?

Хотя, он же пошёл за ним.

Кузнечик боится подходить к краю крыши, поэтому замирает на месте. Смотрит дикими глазами на ясное, не завешенное тяжёлыми тучами небо. Отсюда видно наружность, но она далеко. Она где-то там, за высоким забором и несколькими этажами ниже.

Украшенное бесконечными звёздами небо куда ближе.

Слепой зевает во всю пасть, подходит ближе и неустойчиво встаёт рядом. Трёт разодранную в недавней драке щеку. Простояв с минуту в каких-то своих размышлениях, он садится и поднимает голову.

— Сядь, а то навернешься.

Кузнечик морщится, но снисходительно кивает. Слепой просил за него, но сам он не говорил с Седым о силе, не получил великого дара от бесконечно мудрого старшего. Он не знает, что сегодня нельзя спокойно и лениво сидеть на месте, не знает, что сегодня нельзя спать. И всё же он тоже здесь, хотя ведь он никого никогда не слушает, только Лося. А значит, что-то чувствует в этой ночи и он.

— Небо синее-синее. Такое светлое, как будто днём, — завороженно говорит Кузнечик и послушно усаживается рядом, позволяя Слепому навалиться на его плечо. — Аквамарин. Знаешь такое слово?

— Не-а, — мотает головой Слепой и снова протяжно зевает, пряча лицо в ладони.

Кузнечик задирает голову вверх, едва не теряя равновесие, удерживаемый только чудом и вцепившейся в воротник чужой ладонью. Он расплывается в пьяной улыбке человека, оставившего где-то там, на нижних этажах, все свои страхи и неудачи.

— Даже небо считает, что этой ночью спать нельзя. Светлое и синее-синее. В крапинку и с луной, — шёпотом говорит Кузнечик. — А бывает ещё ультрамариновое, это когда небо тёмное, словно… — он запинается, вспоминая обещание говорить Слепому только про то, что видит здесь и сейчас, не представляя того, что могло бы быть.

Слепой вдыхает холодный ночной воздух полной грудью в своей попытке разглядеть это его синее-синее небо. Кузнечик ставит подбородок на колено, скручиваясь в какой-то неудобной позе, но даже ей не под силу оказывается его приземлить.

— Всё теперь будет так, как должно быть, — с уверенностью заявляет он.

— Нас ведь всё равно не перестанут гонять, — с философским спокойствием пожившего эту вашу жизнь человека отвечает Слепой.

— Не перестанут. Но теперь… — он делает глубокий вдох, задыхаясь словами, спутанными в его голове. — Теперь…

— Теперь, — тут же соглашается Слепой, и Кузнечик радостно улыбается.

Он приучился уже понимать Слепого без слов, потому что иначе Слепого вообще нельзя понимать. Слепой, оказывается, тоже так умеет. Умеет понимать его, Кузнечика, даже когда он сам себя не понимает.

Кузнечик опускает голову, ждёт, когда та перестанет кружиться. Смотрит перед собой на расплывающиеся в аквамарине отблески позднего летнего заката.

— И всё-таки я не понимаю, почему Спортсмен гоняет новичков, — бормочет он безнадёжно.