22. Тишина (Лось, Ральф, детишки) (1/2)

— Эти дети — самое странное, с чем я в жизни встречался.

— Значит, не такая уж плохая жизнь у тебя была до Дома.

Ральф стряхивает пепел, протянув руку через подоконник. Недовольно хмурится на снисходительную реплику Лося. Ральф начал работать в Доме раньше, чем Лось, но таких же любви и доверия у этих детей завоевать не смог. Да и не пытался, честно говоря.

Он снова подносит сигарету к губам.

— Завтра мне ехать к остальным, — напоминает. — Останешься со своими дикарями один на один.

Лось в ответ лишь едва заметно мотает головой, кутается в пиджак: лето выдаётся прохладным здесь, в стенах не согретого ласковым солнцем Дома.

— Этот засранец завалил бумажной работой, — Ральф недовольно косится на входную дверь, будто начальство в лице директора выпрыгнет из-за неё, прекратив подслушивать. — Так бы сразу уехал со всеми. А теперь придётся своим ходом, до самого санатория.

— Могу тебе занять, — щедро предлагает Лось.

Он-то на все лето остаётся в Доме. С несколькими детишками, которые по обычаю не ездят с остальными. Ни в лагеря, ни в санатории. С теми, для кого тишина и холодные стены приятнее тёплых волн моря и песен под гитару у костра.

В этом году их даже на одного больше, чем обычно.

— Что ты мне займешь, — Ральф ухмыляется. — Мы на равных условиях с тобой, я знаю, что у тебя за душой так же ни гроша.

Он тушит сигарету о подоконник.

Лось тихо смеётся над справедливым замечанием.

Ральф прислушивается.

— Твои уснули, что ли?

Лось достаточно долго работает с детьми, чтобы перестать верить в чудеса.

— Нет, конечно, — улыбается он. — Я им велел быть в постелях к десяти. В горизонтальном положении и с закрытыми глазами. Про сон и речи не было.

— Не знаю, что хуже, работать с мелочью или с подростками, — выдыхает Ральф и смотрит на часы на запястье. — Ладно, мне вставать рано. Возьму пример с твоих малышей.

— Я с тобой, — кивает Лось. — До спальни, проверю их заодно. Не переживай, контролировать, принял ли горизонтальное положение ты, я не собираюсь.

Комнату наполняет негромкий смех.

Лось провожает взглядом Ральфа, удаляющегося по тёмному коридору. Провожает луч фонаря, беспечно прыгающего по разрисованным стенам. Ральф здесь работает дольше, ненамного, конечно, но всё же — достаточно. И к детям он относится, наверное, правильнее, чем Лось. Новый воспитатель привязывается к ним, как к потерянным щеночкам. Не может, хотя и обещал, не выделять себе любимчиков — да брось, Ральф, старина, ты бы сам не смог выдержать преданный взгляд кошачьих зелёных глазёнок. Он не имеет на это право, честно говоря. У него — целая толпа смотрящих честными восторженными глазами ребятишек, которых невозможно любить и не любить в равной степени.

Он толкает дверь, у которой остановился, впускает в комнату лёгкий ветер, прошуршавший сквозь надписи в коридорах. Тишина в Доме своя: она полна дыхания, сопения, тихих бормотаний. Лось выглядывает через порог, отмечает, что свет фонарика угулял прочь.

Проходит в комнату, поправляет свисающее с пустой кровати одеяло. Шакал Табаки — кажется, теперь остальные его зовут так — слишком торопился перед отъездом. Так сильно, что в итоге забыл всё: заправить постель, собрать в рюкзак все свои пуговки и бусинки, попрощаться с друзьями и — уехать. На памяти Лося это первый раз, когда он остаётся. Может, новое имя резко повернуло его образ жизни в другое русло, хотя он только накануне вечером поймал негодника, орущего на весь коридор какие-то явно подслушанные у старшеклассников песни.

Он хмурится, поднимая одеяло и не находя под ним ребёнка. Велел же всем лечь в свои постели. Выпрямляется, выискивает в темноте пропавшего.

И отмечает перестановку в комнате. Сдвинутые в углу кровати и огроменную кучу из одеял, подушек, свесившихся рук и ног. Подходит ближе, пытается сообразить, где чья голова. Отлично, похоже, вся комната — как они там себя сейчас называют, дохляки, вроде, — решила собраться в один большущий клубок и спать так. Разве ж это удобно?

Он тихо усмехается, когда клубок, почувствовав на себе взгляд, начинает шевелиться.

— Мы спим, — раздаётся очень честный голос из-под одеяла.

— Охотно верю, — отзывается Лось.

Лось качает головой и многозначительным молчанием — тем самым молчанием взрослого, которое дети воспринимают обычно лучше любых слов — намекает, что никуда он не уйдёт, пока клубок не уснёт сладкими снами.

Он опускается на край кровати. Поворачивается к освещенному луной окну. Ральф был бы строг. Ральф бы прикрикнул на неслушников. А может, ему было бы всё равно. Может, он равнодушно наблюдал бы, как они утром ходят с синяками под глазами.