Глава 38: Беспечный ангел (2/2)
– Дизель? Что такое? Зачем было поднимать такой гам? Ты Грифа потерял?
– Н-нет, Влади-ир Вольф-ч, – задыхаясь, ответил парень, смахивая со лба волосы и пот. – Я... Я пришёл... Там... Такое...
– Давай ты сначала успокоишься и примешь божеский вид, – холодно посоветовал Владимир Вольфович. – Как с тобой говорить, когда ты выражаешься одними междометиями? Объясняйся спокойно и членораздельно, чтобы я тебя понял.
– Владимир Вольфович, – сдвинул брови домиком Дизель и уронил руки вдоль тела. – Беда!
– Какая ещё? – прищурился мужчина. В его глазах что-то на секунду мигнуло, и он решил уточнить. – С кем?
– С... – у Дизеля не ворочался язык при мысли о том, как сейчас на это может отреагировать вспыльчивый от природы староста. Что он сделает: психанёт? Испугается? Будет кричать? Тоже потеряет сознание? Дизель подумал: ”Была – не была” – и сказал-таки. – ... с Грифом.
Лицо Владимира Вольфовича за одно мгновение успело побледнеть, покраснеть, посереть и позеленеть. Желваки под кожей его лица дрогнули.
– Где он? – странным, иным, чем только что, голосом спросил староста, крепче сдавив рукой ручку двери.
– В лесу, немного справа от дороги. Это не доезжая до деревни метров пятьдесят...
Владимир, еле успев его дослушать, соскочил с места и буквально бегом забежал обратно в дом. Метнулся в кабинет, уронил с полок и со стола очень много вещей в поисках аптечки.
– Вова, что такое? – прохрипела худая, как жердь, Виктория, показавшаяся на пороге кабинета. – Почему ты так шумишь?
– Грифу плохо. Острый приступ глаукомы. Нужно срочно за ним ехать в лес, пока не опоздали, – Виктория замерла столбом и даже не вскрикнула от страха за собственное дитя. – Ну чего ты встала?! – гаркнул Владимир, разбудив её. – Собирайся, не в этом же халате ты за ним со мной поедешь.
– А зачем я там тебе буду нужна? – странно спросила она, теребя воротник домашнего халата. Владимир схватил аптечку и злобно крикнул:
– Ты не мне там нужна, а сыну своему, который может до больницы не дожить! Ну дура, честное слово! «Зачем нужна» – да и не нужна, и оставайся дома на здоровье! Ты и не мать ему толком – вечно я с ним один ношусь, чуть что случается. Как от меня его оборонять, так ты первая, а как реальная опасность происходит – дурочку включаешь! Тоже мне...
– А ты сам как будто бы образцовый отец! – пискнула она всем небольшим остатком своей гордости.
Владимир приблизился к жене почти вплотную, вытеснив её в коридор. Дизель у порога отвернулся от семейной сцены.
– Скажи спасибо, что там стоит мальчик, не то я бы тебе... – и он, не договорив, стремительно покинул дом и хлопнул входной дверью.
– А Виктория Васильевна не?.. – начал спрашивать парень.
– Не едет – ей всё равно на своего сына, – сухо пояснил Владимир Вольфович. Дизель осёкся и смутился от того, что влез куда не стоило. – Не бери в голову, – понял его староста. – Лучше говори и показывай, куда ехать. Туда вообще можно как-нибудь на машине подобраться?..
... На порог полумрачной гостиной приковылял уставший Джо с влажным металлическим тазиком и с грохотом поставил его у порога. Мы все поморщились от громкого звука и с укором глянули на рыжего.
– Что? Я уже третий раз его выношу – устал, – пожаловался он и тяжело перевёл дух. – Вот бедняга, – сказал он о Грифе и посмотрел на еле живого парня, лежавшего на сдвинутых креслах, в груде подушек. Куртку с него уже стянули, оставив одну расстёгнутую рубаху. Тяжёлые сапоги тоже стояли на полу. Гриф был смертельно бледен и неподвижен от того, что его уже три раза выворачивало наизнанку от нестерпимой головной боли. Лицо влажное и блестящее в бронзовом свете свечей. Страдающие глаза закрыты, гладкая грудная клетка с трудом вздымается, делая вдох. Зелёная возится рядом с ним и смачивает очередную тряпку, чтобы положить её ему на горячий лоб.
– Температура у него поднимается, – вздыхает она подошедшему Джокеру. – И уже не маленькая такая – где-то около тридцати восьми градусов.
– Твою ж дивизию...
– И не говори. Мне никак температуру не сбить.
– А ты брюки с него сними. Они у него кожаные – не дышат нифига.
– Джо, ну не до шуток сейчас! – подал голос Соломон. Джо только виновато пожал плечами. Гриф слабо заворочался и болезненно застонал, мотая головой по подушке. Дёрнул ногой и чуть не пнул сидящих у него в ногах нас с Каспером.
– Терпи, терпи, – обречённым голосом бормотала Зелёная, накладывая Грифу на лоб тряпку.
– Грифон, тебе больше тазик не нужен? – наклонился к нему рыжий.
– Даже не напоминай мне о нём, – беззвучно пробормотал больной и опять слегка позеленел лицом.
– У тебя обезвоживание в организме, Гриф, – наставительно напомнила Зелёная. – Тебе попить надо.
– Я не могу, Зелёнка. Меня ж опять вывернет...
– И что теперь? Пить надо в любом случае. У тебя и температура к тому же, а без воды её никак не сбить.
Гриф зажмурился и, зарычав, скомкал в кулаке плед, покрывавший оба кресла.
– Я сейчас себе глаза вырву! – сказал он в сердцах и продолжил терзать руками и зубами лежащие возле него подушки и пледы. – Лиса, где ты?
– Я здесь! – тут же спрыгнула я со своего места и рухнула на пол на колени возле его головы. – Что ты хотел?
– Я хотел... сказать, что... что, кажется, не посмотрим мы с тобой с твоего балкона на рассвет.
– Ну что ты в самом деле? Зачем опять сдаёшься?
– Потому что это невыносимо. После такого я вряд ли смогу видеть. Мне глаза словно в печке запекают, как чёртовых устриц.
Я прилегла головой к нему на грудь, а Гриф снова принялся скрипеть зубами и мять плед.
– Я больше не могу на это смотреть, – пошёл к лестнице Леопольд. – Где там Дизель уже?
– Да чёрт его знает, – буркнул лысый Соломон и сложил на груди могучие руки. – Сам бы и сбегал – слышишь, Джо? А Дизеля и правда только за смертью посылать.
– Не теряйте в него веру, други. Он скоро приедет. Приедет...
– Джо, – выбросил руку в воздух Гриф и слегка отодвинул меня второй рукой. Совсем зелёный с серыми губами под цвет зрачков.
– Чего такое?
– «Чего, чего» – тазик давай! Быстро!
– Да ё-кэ-лэ-мэ-нэ! – прыгнул за тазом Джокер.
– Я тоже пойду подышу, не то тазик и мне понадобится, – сморщил лицо Енот и выскочил из гостиной.
– Лиса, выйдем, – дёрнул меня за руку Каспер, и я, поднявшись с пола, выбралась с ним на площадку, плотно закрыв за собой дверь, чтобы не слышать Грифовы страдания. Хотя их обрывки всё равно пробивались до нас сквозь тонкие стены.
– Можно я тебя обниму, Кас? – жалобно попросила я.
Каспер притянул меня к себе и обнял, поглаживая по спине. Это гипнотизировало и успокаивало, и я стояла так долго, читая про себя непрерывные импровизированные молитвы за Грифа. Как же сейчас нужна помощь какого-нибудь доброго волшебника. Да можно даже не доброго – любого! Услышьте меня кто-нибудь – хоть Гермес, хоть сам Господь – и помогите Грифу...
Дверь в гостиную открылась минут через пять, и в неё просунулась кислая рожица Джо.
– Ага? – смотрел он на нас с укором. – Сами сбежали, а меня там глядеть-любоваться на блюющего Грифа оставили? Ну молодцы. А я, между прочим, тоже в мед-братья не записывался.
– Джо, – сказала я. Он вопросительно поднял бровь, – честно сейчас скажу, без лести: ты настоящий друг. Я не думала, что ты таким в трудные времена бываешь. Самоотверженным, спокойным... И тому подобное.
– Да, – смутился он. – Я сам с себя сегодня в шоке... А сейчас отойдите-ка: я тазик понесу.
Мы все сбежали в библиотеку до лучших времён.
Слава Богу, выворачивающая наизнанку стадия у Грифа быстро прошла, и его больше так сильно не тошнило. Зато температура поднялась ещё выше – градусов под сорок, – и он начинал бредить. Дёргался и без причины начинал плакать или звать кого-то. В этот раз он делал это абсолютно неосознанно, так что его вины в этом не было. Но тем не менее, смотрелось это одинаково неприятно.
– Выпусти меня, папа! – однажды просипел он в бреду и стукнул кулаком по креслу. Зелёная и Соломон тут же подлетели к нему, успокаивать, а он продолжал: – Ты не можешь меня здесь запереть! Родители так не поступают! Откро-о-ой!.. Открой!
– Тихо, тихо, тихо, – гладила его по голове сидевшая на корточках Зелёная, и Гриф унимался. Интересно, откуда у него эти фразы в голове взялись? Неужели Владимир Вольфович запирал его в детстве? Даже представлять это страшно: как маленький мальчик со светлыми волосами бьётся кулаками о какую-то дверь и призывает папу за ним вернуться...
Гриф дрожал в лихорадке, а мы бродили по гостиной, как бестелесные духи. Не переговариваясь и не глядя друг другу в глаза. Иногда кто-то подходил к окну, выглядывал туда и, вздохнув, вновь начинал бродить. Так продолжалось долго, и теперь уже каждый начинал проклинать в голове не торопящегося Дизеля. Он уже давно должен был быть здесь, вместе со старостой.
– А вдруг Владимира Вольфовича в деревне нет? – спросил нас всех вслух Енот. – Вдруг Дизель примчался туда и никого не нашёл?
– Боже, нет, – отрицательно мотал головой Соломон. – Только этого нам не хватало. Не нагоняй панику, Енот.
– Я и не собирался. Просто предположил. Иначе почему его уже полчаса нет?
– Всё, – отрезал Соломон, – не будем об этом. Если и думать, то только о хорошем. Зелёная, как там Гриф?
– Успокоился с чего-то.
Гриф и правда больше не дрожал, а лежал, как выключенный: без мимики, без движений, и только со слабым дыханием. Соломон прощупал его пульс на запястье и, громко вздохнув, сказал:
– Опять обморок, только на этот раз более глубокий. Он не скоро от него пробудится.
Я сглотнула ком в горле.
– Ему же легче, – тихо отозвался Каспер. – Так он хотя бы не осознаёт, что страдает.
– Н-да...
– Никогда его таким спокойным не видела, – сказала Зелёная, глядя на больного. – Даже когда он был ребёнком. Только посмотрите – ангелочек.
Этим сравнением с ангелом Зелёная метко описала то, как в данную минуту выглядел Гриф. Лицо его расслабилось настолько, что стало совершенно другим: мягким, более молодым и наивным, чем обычно. Брови приподняты, на бледных щеках румянец от температуры, а волосы блестели золотом от света свечей. Белая рубашка. Ну точно, беспечный ангел, не иначе...
Тут на улице послышался хруст. Затем голос. Второй голос. Все, кто сидел в эту секунду, встали. Все, кроме Грифа, разумеется.
– Приехали! – охнула Зелёная.
– Владимир Вольфович! – крикнул в окно Енот. – Поднимайтесь сюда, скорее!
На первом этаже бахнула входная дверь. Лестница затряслась от тяжёлых шагов. Уже через несколько секунд в двери тёмной гостиной влетел староста деревни. Одетый по простому, с горящими огнём голубыми глазами и взлохмаченными от бега по лесу волосами. Он одним кивком поприветствовал нас и в три широких шага подошёл к сыну. Потрогал его пульс на шее.
– Без сознания? – прошептал он, не оборачиваясь на нас.
– Да, – ответил за всех Соломон.
– Что с ним было? – и Владимир Вольфович слегка приоткрыл сыну веко. Увидев серый зрачок и красные белки, судорожно втянул носом воздух.
– Падал в обморок, – начала перечислять Зелёная, сложив руки на спину. Выглядела она точь в точь военным врачом. – Была сильная головная боль и температура. Потерял зрение, разумеется... Ещё его тошнило... Мы старались делать для него всё, что могли, но под рукой у нас была только вода. Даже таблеток никаких не прихватили. Как-то так...
Староста обернулся на неё, всё ещё сидя на корточках возле сына. Посмотрел на таз у порога, а потом на каждого из нас.
– Ребята... Вы молодцы, правда. Я знал, что у Грифа хорошие друзья, – глаза у него влажно заблестели, и он снова отвернулся. – Ладно, его пора везти в больницу.
– В какую? В ту, которая в нашем посёлке? – спросил Кас.
– Нет, там нет нужного оборудования. Нужна более оснащённая больница – мы поедем в С.. Грифу придётся делать операцию, сегодня же вечером.
– А когда его оттуда выпишут? – вдруг испугалась я, потому что если это будет дней через десять-пятнадцать, то я его уже не успею увидеть!
– Я не знаю, но вряд ли скоро. Операция – это серьёзно, ему придётся находиться под постоянным наблюдением врачей, – он посмотрел на меня каким-то особенным взглядом и добавил. – Мне очень жаль, Лиса.
Я покраснела неизвестно от чего, а Владимир Вольфович тем временем подхватил сына на руки. Тот повис тряпичной куклой, болтая ногами и руками и запрокинув голову со светлыми волосами. Зелёная подхватила Грифовы сапоги, я – его куртку, и мы грустной процессией пошли вниз, встретив по дороге уставшего Дизеля. На подсознании мне эта сцена почему-то напоминала нечто библейское. Словно схождение с Голгофы учеников Иисуса. Учеников вместе с Христом – уже, соответственно, распятым, мёртвым... От подобных мыслей стало ещё плаксивее.
– Гриф? – напрягся Дизель, увидев друга. – Он без сознания, да?
– Да, – кивнул ему Соломон и хлопнул его по плечу.
На улице было темно, как вечером, и противно моросило. Мы шли через лес, ощущая на ресницах капли дождя, а может это и вовсе был мокрый снег. Дошли до дороги в молчании и наконец-то увидели жёлтые, дряхлые, но такие родные жигули в наклейках. Дизель открыл Владимиру Вольфовичу дверь у пассажирского сиденья, и староста уложил туда сына, застегнув на нём рубаху и завернув его в куртку. Захлопнул дверцу, спрятав Грифа от наших глаз и попытался нас хоть как-то утешить.
– Операция на глаза ему не впервой, с ним такое уже было в седьмом классе. Правда это было далеко не так внезапно... В общем, ждите новостей, расспрашивайте, если что, Викторию. А я поехал.
– До свидания, Владимир Вольфович.
– Удачной вам дороги.
Мужчина запрыгнул на водительское сиденье, завёл машину, и серый лес осветила вспышка фар. Затарахтел двигатель, машина тронулась. Неуклюже развернулась и покатила по ухабам в сторону трассы. Мы стояли на обочине, увязая ботинками в жирной грязи, и махали вслед руками. Я уже не видела жигули от слёзной пелены – они превратились в удаляющееся пятно с двумя красными глазами. В пятно, которое увозит единственного человека, способного зажечь во мне огонёк, далеко-далеко. Чья-то рука приобняла меня за плечо и повела обратно к хижине. Я уже ни о чём не хотела думать...