Глава 30: Выдох (1/2)

Наверное, наше с Грифом самостоятельное возвращение сильно приободрило поисковиков. По словам растроганного Джокера, на лесной полянке ещё двадцать минут назад царили полное уныние и упадок, а сейчас все вновь носятся туда-сюда с пледами, кружками, чаем и валенками. Вновь объединённые и бодрые. Нас с Грифом насильно усадили на подсвеченные фонарями пни, укутали от пяток до макушки и принялись вливать в нас обжигающий чай. Мама, сидя возле меня на корточках, гладила меня по колену и улыбалась со слезами на глазах. Не представляю, как ей было страшно за меня. Может даже страшнее, чем было мне...

Да, я с уверенностью могу сказать, что за те пару часов, которые мы с Грифом пробыли в чаще, я успела одичать. Теперь мне неимоверно грели глаз и душу живые люди, признаки цивилизации, значащие защиту и безопасность, и в особенности огромное количество фонарей. Всё вокруг было освещено даже лучше, чем днём, и это было непривычно. Как же быстро мы перестаеваемся под окружающие условия. Казалось бы, пара часов в лесу – и я уже отвыкла от людей, пара дней в деревне – и я уже больше причисляю себя к местным, чем к городским...

Металлическая крышка от термоса, в которой был мой чай, жгла ладони, но после плавания в ледяном озере это было очень даже кстати. Пусть меня прогреет. На руках и на ногах, на спине и на голове начали ныть ушибы, полученные мной в лесу на склоне у озера. Это ещё не скоро пройдёт, придётся мужественно терпеть. Метрах в двух от нас с мамой также сидел на пне ссутулившийся Гриф. Он был обмотан чуть ли не тремя махровыми полотенцами и пледами. Его отец что-то тихо обсудил с ним, один раз мельком указав пальцем на свой глаз. Гриф слушал, пару раз кивнул, и Владимир Вольфович его оставил.

– Эй, Гриф, – сказала мама. Он обернулся на нас: бледный, трясущийся и также держащий в руках кружку. – Спасибо тебе огромное, что вернул мне дочку.

– Да что вы, Вера Сергеевна, – съёжился он и закутался в пледы сильнее. Голос его звучал непривычно хрипло. – Я не мог иначе.

– Всё равно. Я тебе очень благодарна. Ты сильно замёрз, да? Может тебе шубу принести? Там Юлия парочку заготовила.

– Не стоит, не стоит. Спасибо, мне уже лучше: чай – воскрешающий напиток, – усмехнулся он.

– Ох, дети, как я за вас беспокоилась...

– Мам, ну что с тобой? – позвала я её. – С нами уже всё нормально, поздно плакать.

– Да это так... Остаточный эффект... Не обращайте на меня внимания, – хихикнула она и вытерла пальцем глаз. За её спиной гуляли лучи шахтёрских фонарей, надевавшихся на голову. Почти у меня под ногами тоже стоял фонарь, но другой, с ручкой. Он светил загадочным холодным светом, словно Луна в банке, а вокруг него хаотично кружила небольшая стайка последних в этом году мотыльков. Качаются густые ели – на этой опушке, в отличие от чащи, они не выглядели хищными. Сказка, просто сказка! Сколько историй у меня будет для моих школьных подруг.

С другого конца чащи свистнули: звонко, зычно, протяжно. Затем что-то крикнули, но этот крик размазало эхом, поэтому я не поняла, что он значил. Лучи фонарей принялись бегать по лесу быстрее и направляться в одну сторону – на юго-восток.

– Они там, я их вижу! – разобрала я следующую реплику и посмотрела на Грифа. Он с внимательностью охотничьей собаки всматривался в ту сторону, откуда исходили вопли: глаза распахнуты, губы не нарочно приоткрыты. Боже, неужто ли хорошие новости?

– Э-э-э-эй! Идите к на-а-а-ам! Видите свет?!.. Увидели, ха-ха-ха! Увидели, Николаич – бодрись!

– Ребята-ребята-ребята! – выпрыгнул из-за кустов Джокер в расстёгнутой куртке. Одним сапогом он случайно задел фонарь с мотыльками и, повалив его в мох, разогнал всю магию. Интересно, куда делся его смешной шарф? На Джо сегодня как ни посмотришь, так на нём становится всё меньше и меньше одежды... – Гриф, Лиса, слышите? Там Каспер с Асей вернулись! Прикиньте?! – тараторил он нам, не замечая моей мамы. – Вставайте, пойдём его встречать! Не ну представьте, он сам нашёл обратный путь! Прямо как вы!

– Пробежимся? – встав, в свою очередь предложила я Грифу. Он тут же торопливо скинул с себя свои утеплительные слои, сложил их в «гнездо» на пеньке и посреди всей этой экибаны поставил чашку с напитком.

– Только вернись потом дальше отогреваться! – предупредила меня мама.

– Конечно, конечно! Вернусь! – и мы с Грифом и Джокером помчались к нашему найденному товарищу. После стольких испытаний, которые нам пришлось преодолеть этой ночью, у меня не осталось ни единого чувства обиды на Каспера. Думаю, и он тоже усвоил кое-какой урок, пробыв в одиночестве в лесу полтора дня.

Вот мы втроём уже приблизились к толпе, образовавшейся у заросшей лесной тропы. Каждый, стоявший поблизости, светил своими фонарями вглубь леса. Самые ближние сосны ярко сияли своими золотистыми стволами, а дальние были освещены хуже и настораживали. Как раз за этими тёмными соснами раздавался треск шагов и размытые крики, преимущественно принадлежавшие Асе. Юлия и Милана, оказавшиеся тут первее нас, бросились в лес им навстречу с радостными криками. Вот уже и заблестели глаза потеряшек... Три пары? Как так? Неужели там есть ещё кто-то, кроме Каса и Аси, или мне показалось?.. Да нет, от света фонарей точно блестят шесть глаз! Я была в недоумении, и, думаю, остальные собравшиеся тоже. Первой из темноты выпрыгнула Ася в Касовом осеннем плаще, и её тут же подхватили в свои объятия сестра и мама. Следом за ней еле-еле вышел раздетый Каспер с рюкзаком и ещё кто-то в чёрной накидке, похожей на дождевик. Сначала я не поняла, кто это, но как только узнала его, меня оглушил бешеный вопль Джокера.

– Брата-а-ан! – завопил он и кинулся в лес к Еноту. Ну конечно же, это был он: улыбающийся, загорелый ещё с лета, кудрявый, правда слегка похудевший и одетый в чужой дождевик. Как только Джо неуклюже добрался до него в своих калошах, он сдавил друга объятиями и, кажется, снова заплакал, спрятав лицо от посторонних. Енот обнимался с ним снизу вверх, так как был на порядок ниже, и безмятежно улыбался, сверкая белыми зубами. Настала наша с Грифом очередь здороваться. Я столкнулась глазами с Каспером и решила первой сделать шаг к применению. В конце концов, между нами больше виновата именно я. Кто более виноват в случае его и Грифа – пусть разберутся сами. Я вышла из толпы и пошла, уверенно глядя Касу в лицо. Он смотрел на меня растерянно и слегка улыбался дрожащими бледными губами.

– Лиса?.. – просипел он. Я не дала ему договорить и крепко-крепко обняла его. Тощий, трясущийся и мокрый. Из-под сырого свитера жёстко торчат лопатки. Плечо такое же острое и неудобное, но я всё равно продолжала обнимать парня, положив на его костлявое плечо свою щёку.

– Прости, – сказала я ему и почувствовала, что который раз за эту безумную ночь готова заплакать.

– И ты меня тоже, – хрипло ответил Каспер. Мы расцепились и смущённо смотрели на лица друг друга. У обоих были красные глаза и дрожащая улыбка. Каспер выглядел жутковато: серые больные круги вокруг глаз, белые губы, и это явно не от макияжа, а от переохлаждения. Нос и скулы заострились, как у восставшего из мёртвых. Чёрные волосы почему-то торчат пучками в разные стороны, а не лежат длинным слоем до самой поясницы, как это было раньше.

– Боже, что ты с собой делал в лесу? – всё ещё сдерживая слёзы, спросила я и потрогала рукой пряди его волос. Кас ещё сильнее смутился.

– Я... обрезал их. Не спрашивай зачем, просто в порыве.

– Ты у нас полон непредсказуемостей. В следующий раз лучше просто покричи, во всё горло. Это помогает. Беспроигрышный вариант.

Кас смотрел на меня преданными, огромными глазами, еле помещавшимися на его прозрачном лице. И тут он снова накинулся на меня с объятиями, словно в первых выразил не всё или выразил, но не достаточно убедительно. В этот раз я даже почувствовала, как бьётся в груди его взволнованное сердце, и как прогибаются внутрь мои несчастные рёбра.

– Я такой мудак, Лиса! Ты была права... – выговаривался Каспер.

– Нет, забудь! Забудь, что я тогда говорила о тебе. Я, можно сказать, тоже была не в себе. Порыв, как и у тебя.

– Но всё же, я очень виноват перед всеми вами. Как вы ещё терпели так долго мою злобную рожу?

– Нормальная рожа, – засмеялась я, пытаясь выпутаться из его тощих, но отчего-то сильных рук. – Слушай, Кас. Пусти, а то у меня синяки на рёбрах болят. Даже не спрашивай, откуда они взялись, долго рассказывать.

– Да, да, конечно, – тут же освободил меня Каспер и теперь, кажется, чувство вины его частично отпустило. Он увидел за моей спиной терпеливо ожидающего Грифа, и я поняла, что пора мне отойти в сторону.

– Ну, удачи, – только и шепнула я и отступила. Кас не решался подойти к Грифу и только смотрел на его покалеченное лицо со своего расстояния. В глазах Каспера словно чёрным по белому читалось: «Неужели ты меня не ненавидишь? Неужели ты и правда готов меня простить? Даже я себя не могу простить – как в таком случае это удаётся тебе? Вот, на тебе до сих пор шрамы от моих кулаков! Я же хотел тебя прирезать и прирезал бы!..» Но Гриф вместо ответов на эти его внутренние вопросы просто дружелюбно улыбнулся и расставил руки в стороны.

– Ну подойди, подойди же, – сказал ему Гриф. – Я тебя не съем, Кас.

Каспер сделал один не решительный шажок к нему навстречу, потом второй, а когда совсем дошёл до Грифа, тот обнял его, и Кас беззвучно заплакал, уткнувшись лицом Грифу в куртку.

– Ну всё, нечего так реветь, – приговаривал Гриф, хлопая друга по содрогавшемуся плечу. – Всё прошло, прошло. Теперь всё будет в порядке... Ты меня тоже прости...

Кас сквозь судорожный плач пытался как-то извиниться и что-то сказать, но у него не выходило. Дыхание сбивалось на всхлипы, но Гриф понял его и без всяких слов.

– Все в слезах, все вокруг в слезах! – смеялся Джо, у которого у самого ещё не высохли на лице слёзы. – Что за трогательная ночь, да, Лиса? Ты, кстати, ещё не здоровалась с Енотом.

– Ой, да, точно! – и я с радостью прыгнула к нашедшемуся Еноту в объятия. Как же я соскучилась по этой его ауре спокойствия и доброты. С ним обниматься также приятно, как с большим плюшевым мишкой.

– Привет, Лисичка, – сказал он своим неизменным чуть задорным тоном.

– Ну-ка признавайся бегом, где ты гулял всё это время! – и я от него отцепилась, чтобы видеть его лицо.

– Лучше не здесь, правда. Я потом, возможно, всё объясню, когда все наши соберутся.

– Ну-ну, держи пока свою интригу, – хмыкнул Джокер и пошёл к Грифу с всё ещё плачущим Каспером. – Эй, Пьеро, ну чего ты так раскис? Это даже не прилично! Иди сюда, я тебя тоже стисну.

– Мн-не... Мне ужасно ст-стыдно, – расслышала я слабый голос Каса.

– Да плюнь ты на это «стыдно»! Меньше вспоминай былое. Ты же больше не будешь такое вытворять?

– Ни за что! – с отвращением кивнул парень.

– Вот и славно. Вот и нечего, значит, мучиться.

– Вообще-то, Джо, лучше не забывать то, что было, а, наоборот, чуточку обратить на это внимание, – заметил Гриф серьёзно. – Кас, не обижайся сейчас на мои слова, но тебя бы следовало показать кому-нибудь.

– П-психиатру, да?

– Надеюсь, что не психиатру, но хотя бы психологу.

– Я согласен! – с готовностью заговорил он. – Я, честно, на всё согласен, только бы выздороветь. У меня точно не всё в порядке с головой...

– А у кого из нас в порядке? – хихикнул Джокер. – Я вот перед сном со своей плюшевой жабой болтаю и раскладываю карты таро – и ничего... Где твой батя – Борис Николаевич? Надо его свистнуть.

– Я схожу за ним, – сказал Гриф и убежал. Джо тем временем стащил с себя куртку и нацепил её на синего от холода Каса.

– Теперь все в сборе, верно? – подмигнул мне Енот.

– Да, верно... Я так счастлива, что даже улыбаться не могу.

– Понимаю.

– Нас с Грифом вывел на деревню какой-то лесной Дух, представляешь? Настоящий местный Дух!

– А он случайно был не в шубе? – хитро улыбнулся Енот.

– Был. А что? Ты знаешь, кто это?

– Знаю, вот только о нём тоже потом. Надо, чтобы все подостыли и были готовы это воспринять. Пойдём пока к остальным, а то тут с веток капает. Мне уже за шиворот пару раз попало.

– Верно, пойдём, – и мы побрели назад, к полянке. Впереди нас шли Джо с Касом, и первый бережно придерживал под локоть ослабевшего второго. Как же я счастлива, и как же меня утомило это счастье. Плюхнуться бы спать. Нет, сначала надо поесть, а потом уже спать. Мысли в голове роятся так сильно и беспорядочно, что я не могу зацепиться ни за одну из них. Всё рассыпается, как карточный домик. Нужен выдох...

Каспер, Енот и Ася нашлись в районе пол третьего ночи – ох и долго же длились поиски! Деревня праздновала победу над лесом и находилась в хорошем и умиротворённом расположении духа. Кто-то был более бодрый, кто-то – менее, но грустных не было ни одного, а те, что плакали, делали это от радости. Самые древние старики, выйдя из леса, разошлись по домам, так как устали сильнее остальных, а отец Джокера – тот самый весёлый Павел Андреевич – позвал всех-всех-всех, кто желает подкрепиться, к ним на ужин. Его жена Оксана всё это время не участвовала в поисках, а готовила еды на целую оголодавшую роту. Из окна их кухни валил пар, как из печи, а уже на крыльце заметно пахло выпечкой, мясом и какими-то салатами.

Гостей набралось много – человек шестьдесят навскидку. Снова коридор завалило обувью, как это было в день дискотеки, снова бедные вешалки скрипели под весом шуб, пальто и пуховиков. Воздух был душным, но хотя бы тёплым после уличных минус пяти градусов. Я до сих пор плохо соображала своей уставшей головой, и ходила туда-сюда, как робот, не разбирая лиц и происходящих перемещений по дому. Топот на лестнице, топот на верхних этажах, шум воды в ванной, сотни голосов в гостиной, ультрафиолетовый свет с кухни – всё это какафонией гудело и мешалось в моём мозгу.

Оксана, Джо и Павел Андреевич раздвинули советский стол-трансформер, быстро расставили тарелок на всех пришедших и натаскали с кухни еды в больших кастрюлях. Некоторые особо замёрзшие до сих пор были в куртках, некоторые даже шапки забыли снять впопыхах. Каспера посадили у стола в огромное тёплое кресло, замотали в чьё-то одеяло и поставили ему в ноги таз с горячей водой. Поскольку из этого таза слегка поднимался пар, я могу предположить, что вода в нём была почти кипятком, но у Каса, видимо, настолько онемели от холода ноги, что он не обжигался, а только по детски болтал там своими розовыми ступнями и тощими, как голая кость, лодыжками. Его отец носился рядом и постоянно плакал, как женщина – откровенно и без стеснения. Обнимал то всех друзей своего сына, то Владимира Вольфовича, как главного командующего поисками. Он прямо-таки расцвёл, аж глядеть приятно. Асю грели на другом кресле точно так же, как и Каса. Правда малышка, в отличие от Каспера, начала кашлять и шмыгать носом – наверное, заболеет. Огромная, как великанша, Оксана тут же метнулась на кухню варить картошку для девочки (очень по-белорусски), а гостям крикнула напоследок: «А вы кушайтэ, кушайтэ! Джо, Жэнька, обслужите пока хостей! Вы – за хлавных!»

Мы все сидели в гостиной, в тесноте, да не в обиде. Все были друг другу семьёй и все передавали друг другу тарелки с едой через всю комнату. Кто-то сидел за столом, кто-то не влез за него и сидел на спинках диванов, на табуретах, на подушках и даже на подоконниках. Ото всюду шёл запах еды и звук жевания десятков челюстей. Я съела какой-то пирожок, ложку оливье и выпила ещё одну чашку чая, и тут же поняла, что сейчас усну где угодно, хоть на пороге. Организм отказывается дальше функционировать. Как я уснула, я не помню, и что я делала после того, как встала из-за стола, я тоже не могу вспомнить. Но проснулась я уже на другом этаже...

Я лежала на левом боку, уткнувшись лицом в груду подушек, и, пока не открыла глаза, вслушивалась в пение ребят под гитару. Ребят, судя по шуму, было много. Голоса знакомые, но из-за того, что они звучат приглушённо и хором, я не могла их различить. Приоткрыв один глаз, я увидела чью-то незнакомую спальню, погружённую в романтичный полумрак. Видимо, в ней горела только настольная лампа или даже пара свечей. Надо мной был выстроен нелепый шалаш, скрывающий от взора большую часть комнаты. Пошевелив затёкшими и болевшими от синяков конечностями, я осмотрела шалаш изнутри и поняла, что он был сделан из натянутых ниток, тонких женских платков с узорами и целой сети гирлянд и колокольчиков. Что-то было в этом сооружении новогоднее. Привстав, я стукнулась затылком о потолок шалашика, от чего колокольчики гирлянды принялись мелодично звенеть и качаться. Затем, повернув голову, я задела ухом перо ловителя снов. Да как отсюда вылезти, не разгромив весь этот теремок? В игравшую на гитаре мелодию, сопровождаемую пением, вторгся скрип открывающейся двери, а следом за ним голос Жени, сестры Джокера:

– Я тут вам фрукты принесла. Ешьте на здоровье. Джо, смотри, не съедай всё в одну харю... Ой, кажется, у вас в шалаше кто-то проснулся. Кто там? – и в проходе показалась огненная голова и плечи Жени.

– Привет, – сонно пробормотала я, протерев глаз кулаком. – А кто меня сюда запихал?

– Так ты ж сама туда забралась, – раздался совсем рядом голос Джокера, и на палаточную стенку упала его кучерявая тень. – Сказала, что «милое местечко», спряталась там и лежишь уже почти час.

– Видимо, я это делала во сне, – усмехнулась я.

– Вылезай, аккуратно, – и Женя ушла из прохода, протянув мне руку. Я взялась за неё и аккуратно выбралась на воздух. Оказалось, что шалаш был построен прямо на кровати, в ногах. Очень странно и, наверное, не удобно для спящего.

Я была права: в этой комнате не горел электрический свет – сейчас здесь на каждой полке и тумбочке стоят тонкие свечи. Они сияют золотыми магическими огоньками, а в тех местах, куда их свет не доходит, царит ночная тень. Комната была сумбурной и во всём отдавала Джокером: на люстре за леску были прикреплены все девять планет Солнечной системы, а также пятиконечные звёзды, вырезанные из бумаги. Ретро плакаты с Элвисом Пресли и Бобом Марли везде, куда ни глянь. Пуфик в виде мухомора, на котором горой были свалены цветастые шмотки. На полке рядом с пластинками и собранием сочинений Стивена Кинга – декоративный, зубастый череп дракона. Надеюсь, что декоративный... Гарнитура для проигрывания музыки, стопка кассет и дисков, видик и маленький телевизор-ящик, стоявший на полке прямо в шкафу. Рядом со мной сидела милая вязаная лягушка с белым брюхом и глазами, глядящими в разные стороны. Не думала, что такой детина, как Джо, до сих пор может спать с игрушками. Компьютерный столик был завален тетрадями, нитками-мулине и немытыми кружками.

И везде – мои знакомые, юноши и девушки. Вот Ева сидит на полу, по-турецки сложив ноги – раскладывает карты таро для красавицы Риты. Вот на стуле на колёсиках сидит грузный Леопольд, рассматривает диски и кассеты Джокера и иногда что-то о них деловито спрашивает. Вот на кровати слева от меня сидят в теньке, обнявшись, как два кудрявых кота, Хана с Енотом. Милахи. Вот Соломон сидит на пуфе у телевизора и, спрятав руки в карманах, качается корпусом туда-сюда, отстранённо слушая музыку. Вот Зелёная, как ни странно, стрижёт сидящего перед ней на полу Каспера. Он выглядит, как настоящий клиент парикмахерской: с простынёй на шее, терпеливый и смирный. Сложил руки в замочек и ждёт результата, а Зелёная с сожалением цыкает языком и ровняет его изуродованные волосы ножницами. Самая большая группка собралась у окна и у широкого подоконника – там играл и пел Гриф, окружённый людьми. Из них я знала только Лёшку, Димку, гориллу-Вову и лохматого Дизеля, остальные (девушки) были мне не знакомы. Они подпевали и тихонько хлопали, Дизель с Вовой постепенно засыпали, Дима пристально следил за пальцами Грифа и за тем, как их слушаются струны, а Лёша... В его глазах было нечто другое: не интерес, а скорее горькая зависть... Гриф увидел меня и пару секунд пел куплет, лукаво глядя только мне в глаза:

«А-А-А-Алиса и дня не может прожить без ири-исок,

Алиса – она же дитя, но лучше всех А-А-Али-иса-а.

Ах, Алиса, как бы нам встретиться, как поболтать обо всём...»</p>

Я улыбнулась ему и предательски покраснела от подбородка до лба. Гриф решил пощадить меня и на припеве отвернулся, напевая вместе с людьми. Жаль, что меня не зовут Алисой...

– Какая романтика, – цинично прозвучал над ухом голос Жени. Я испугалась, что она это про меня с Грифом, но когда я обернулась на неё, то поняла, что она смотрела ровно в противоположную сторону – в угол, где ворковали Енот и Хана. – Пойду-ка отсюда. – шепнула она мне, – я плохо переношу нежности... Ты тоже ешь фрукты, угощайся!

– Спасибо большое.

Девушка ушла, закрыв за собой скрипучую дверь, на которой качнулся повешенный на гвоздь большой календарь с кучей обведённых маркером дат и... с щенками. Сначала я подумала: «Какая примитивщина – щенки!» Ничего не имею против щенков, но терпеть их не могу на календарях и открытках. Слишком смазливо... А потом я вспомнила, что на дворе уже давно идёт Год Собаки по китайскому календарю, и перестала возмущаться. Завидев целующихся Енота с Ханой краем глаза, я вдруг вспомнила кое-что неприятное, произошедшее со мной пару часов назад. Точнее как «неприятное» – оно могло бы быть приятным, если бы я не повела себя, как невменяемая дура. Поцелуй с Грифом в лесу. Зачем? Зачем меня тогда понесло признаваться ему в любви? Зачем этот сакральный момент прошёл так сухо и пóшло? Чем я заслужила такой стыд-позор? Вела себя, как пьяная в дрова баба! А Гриф, интересно, как это воспринял? Кажется, ему всё равно. Он мне вот – даже песни поёт... Но это в любом случае было неловко. Надо будет извиниться...

Чтобы отвлечься от острого чувства стыда, я решила отсесть от лобызавшихся Енота с Ханой, захватила с собой пару долек яблока из тарелки и села на пол перед Касом. Он странно улыбался – слишком спокойно, словно был на каких-то успокоительных таблетках. Ну да ладно, улыбка – это не плохо. Надо сказать спасибо и за это.

– Ну как ты? Легче? – спросила я у него, откусив яблочко.

– Да, вроде, немного отогрелся...

– Ещё бы – ноги в кипятке полоскать! – хихикнула я. Кас в ответ смущённо пожал плечами.

– Я, кстати, помирился с папой в кое-то веки, – добавил он задумчиво. – Давно я не помню, чтобы мы так хорошо с ним общались. Завтра или послезавтра я с ним съезжу в город, к врачу провериться...

– К психиатру?

– Ну, типа того... А вообще, я не уверен, сможет ли он мне помочь...

– Почему ты не уверен?

– Потому что мне кажется, что дело тут немного не во мне. Я никогда не высказывал этих подозрений, но теперь, думаю, стоит...

- Так что там у тебя за подозрения? В ком или в чём дело, если не в тебе?

Вместо ответа Каспер с усилием сглотнул и покосился куда-то к стенке. Проследив за его взглядом, я поняла, что указывал он на свой мятый и отсыревший рюкзак. По коже у меня побежали мурашки – я поняла, что он имеет в виду. Наклонившись, я дотянулась до лямки рюкзака, подтащила его к себе и принялась медленно и осторожно расстёгивать его молнию, словно боясь, что оттуда на меня кто-то выскочит. Соломон, Леопольд и Джокер невольно следили за тем, что я делаю. Я полностью раскрыла молнию и явила комнатному освещению жуткую куклу из серой ткани и с покосившимся ниточным ртом. Всё такая же уродливая и страшная, словно гипнотизирующая собой и подчиняющая себе.

– Ёп твою мать! – воскликнул суеверный Джокер и опасливо подтянул ноги под себя. – Это ещё откуда у тебя взялось, Каспер?!

От этого возгласа музыка в комнате смолкла, и все взгляды обратились на меня, Каспера и жуткую куклу. Девушки вжались друг в друга и в стены, прячась от пуговичного взгляда, а парни зачем-то подхватили с пола свои тапки, словно планируя в случае чего забить ими куклу, как таракана.

– Я купил её на рынке... у одной цыганки... – пробормотал Каспер. – И... с тех пор, как я взял её в руки, я чувствую, словно у меня на шее висит коромысло или что-то такое же тяжёлое... Раньше я это никак не связывал с куклой, но теперь... Мне кажется, это она на меня так влияет. Из-за неё я чаще злюсь и грущу... Она словно умножает всё плохое, что со мной происходит. А как только я хочу от неё избавиться, она меня отговаривает... Наверное, я для вас звучу, как псих, но это правда. Честное слово!

– Не волнуйся, мы тебе верим, – покивал Енот.

– Так может это – кокнем её? – в образовавшейся тишине предложил Дизель, аккуратно крадясь к Касу, над которым неподвижно замерла Зелёная с ножницами наизготовку.

– Кокнем?.. – опешил Кас. – Но как? Она же не живое существо.