Глава 25: Тревожная ночь (1/2)
1</p>
Ева и Леопольд всё также сидели у костра и иногда подбрасывали в него веточки. Свистели птицы, шуршали ели. Надвигались сумерки, а дуэт у костра всё сильнее настигало беспокойство.
– Что-то они долго, да? – спросила Ева и помешала деревянной ложкой в кастрюле.
– Да нет, для поисков это ещё мало. Иногда потерявшихся людей неделями ищут.
– И суп остынет скоро, – словно не услышала Леопольда Ева. – Я его уже пятый раз грею.
– Зачем? Оставь ты его в покое. А когда они придут – подогреешь.
– Смешной ты, Лео: суп не так быстро греется, тем более на костре. Ребята придут голодные, им надо будет сразу же еду подавать.
– Ну, тебе виднее...
Ева потёрла тощими руками плечи и вздрогнула.
– Сыро тут. И зябко.
– Дать тебе куртку? – предложил Лео и, не дождавшись ответа девушки, стащил с себя горнолыжную синюю куртку. – Не переживай за меня, я не замёрзну –толстокожий, так сказать.
– Спасибо, Лео. Это мило.
– Что именно? То, что я пухлый или то, что я дал тебе куртку? – хитро прищурился он.
– И то, и другое, – засмеялась девушка.
Минут через двадцать они услышали в лесу шаги, и Ева тут же очнулась и метнулась к остывшей кастрюле с супом. Шаги были медленные и, очевидно, уставшие. Вскоре показались и сами ребята и, судя по их лицам, поиски закончились неудачей. Леопольд и Ева скисли и грустно смотрели на вываливающийся на поляну отряд. Измотанные, утомлённые, мрачные и все, как один, молчаливые. Даже весёлая Ася смолкла и послушно шла за ручку с сестрой.
– Не нашли? – осмелился спросить Лео и снова поправил старые очки, которые вечно сваливались у него с переносицы.
– Нет, нифига, – вздохнул Макс, упал прямо на траву и раскинул руки и ноги. – Более того, с этими поисками мы вообще в минус ушли.
– Это как, «в минус»? – встревожилась Ева и округлила свои и без того большие глаза.
– Каспер потерялся, – вздохнула Хана и тоже села рядом с Максом.
– Потерялся?! – воскликнул Лео. – Как так? Как такое могло произойти? Вы же все там были!
– Долгая история, – простонал Дизель, державшийся за поясницу, и рухнул на траву у костра. – Но там, конечно, жопа полная с ним творилась. Должно быть, это ежедневные шастания по кладбищу на него так влияют.
– Да объясните вы нормально кто-нибудь! – взмахнула руками Ева и тут же замолкла, увидев вошедших на полянку Вову и Соломона, которые тащили на себе искалеченного и хромающего Грифа. Он шёл сам, а руками опирался на плечи друзей. Ева смотрела на его рваную рубашку с красными подтёками, на его взлохмоченные волосы, на запекшуюся на губе кровь и недоумевала. «Что там у них творилось?»
Я вкратце пересказала всё Еве с Леопольдом, так как была живым свидетелем этой драки от начала до конца. Рассказывала вяло и глядя куда-то в сторону. Настроение было не однозначное. Как бы вы себя чувствовали, если бы вы собрались на поиски друга, а по итогу не только не нашли бы этого друга, но и потеряли бы второго, предварительно с ним поссорившись? Вот так чувствовала себя и я. Мне было жалко Каспера, который мечется в лесу и загибается от угрызений совести. Мне было жалко Енота, который уже, наверное, и правда погиб в полном одиночестве либо от голода, либо от холода. Мне было жалко Грифа, который морщился от боли и досадовал, что с ним все носятся, как с умирающим пациентом. И также мне было жалко моих маленьких товарищей, которые всё это время развлекались и получали наслаждение от похода, а теперь сидели тусклые и тихие и явно хотели вернуться домой. Полный, полный провал...
– С-слушайте, – слегка заикнувшись, предложил Джо и робко оглядел поредевший отряд. – Давайте прежде, чем отправимся в обратный путь, сходим ещё в одно место? К тому дубу с дуплом – помните его?
– Посмотри на нас. Какой ещё дуб? – проворчал Диз, грея руки над огнём. – Ни у кого уже ни сил, ни желания нет. Как, по-твоему, Гриф пойдёт к этому дубу?
– Да плевать на меня, – прошипел Гриф. – Я скоро оправлюсь...
– Это «скоро» наступит минимум завтра, – гнул своё панк. – Джо, надо собираться обратно. Никаких дубов...
– Но пожалуйста! Ребят! – взмолился Джо. Редко я вижу его таким серьёзным и напуганным. – Мы должны сделать всё возможное для Енота! Он же наш товарищ! Разве вы можете вот так его бросить?.. К тому же, мы можем отловить там Каса. Вряд ли он и правда хочет заблудиться в лесу. Наверное, он уже остыл и ждёт нас там, а?.. – все молчали. – Ну, кто со мной? Вы можете идти не все, а только те, кто хочет. Прошу вас, по-дружески!
– Ай, чёрт с тобой, – прокряхтел Диз и, хоть он недавно утверждал обратное, поднялся и подошёл к Джо. – Схожу, так уж и быть.
– Мы тоже с вами, – вызвались Хана с Ритой. К ним присоединились ещё Зелёная, Макс, Соломон и отважный Димка, и они тронулись в путь. Оставшиеся нехотя ели суп и отдыхали перед обратной дорогой. Я держала Грифа за руку, Леопольд обнимал мёрзшую Еву, Ася гладила котёнка, а Илья – своего Атоса. Какой-то всеобщий пессимизм и подавленность охватили наш отрядик, и ни у кого не было сил с ним бороться. Никто ни на что уже не надеялся. По крайней мере из оставшихся – все оптимисты ушли к дубу. Но вскоре и они вернулись мрачные и хмурые. Никого они там не нашли – ни Енота, ни Каса. Окончательно похоронив Енота в мыслях и решив, что сил искать ещё и Каспера ни у кого не осталось, мы собрали пожитки и поплелись к нашим мотоциклам. Гриф старался крепиться и готовил себя к тому, что сейчас ему надо будет садиться за руль. Джо ни с кем ни словом не обмолвился с тех пор, как вернулся с повторного похода – он только тихо пел себе под нос какую-то заунывную песенку: «На кладбище забытом не виден солнца свет. В могилах перерытых давно скелетов нет. За тёмными холмами, среди могильных плит Енота-Некроманта зловещий дом стоит...» Мы шли по лесу, словно похоронная процессия, и винили себя в чём-то все до одного. Я буквально чувствовала кожей это общее чувство вины и стыда перед двумя нашими беглецами.
Выйдя на трассу, мы первый раз по настоящему ощутили, как же долго мы пробыли в чаще. Небо уже успело стать сиреневым, как слива, а от солнца на горизонте осталась только блёклая алая полосочка. Ехать без фар уже не представлялось возможным – на дорогу легла ночь. Перед тем, как все вновь расселись по остывшим машинам и мотоциклам, я заметила одну грустную сцену на обочине дороги: Хана, которая при мне ни разу не проявляла широкого спектра эмоций, вдруг осмотрела лес огромными влажными глазами и расплакалась. К ней сбежались сердобольные Зелёная, Рита и Ева и закрыли её от меня. Ну надо же. Нервы ли это или личная привязанность к кому-то из пропавших?.. Боже, какого чёрта я называю их таким сухим словом – «пропавшие»? Они же мои друзья: Енот и Каспер! Енот, который излучает добро одним своим присутствием, и Кас, который так много со мной общался и которого я сегодня так некрасиво прогнала...
Поскольку я уже сидела на мотоцикле Грифа, я уткнулась ему в спину лицом и спрятала ото всех свою скисшую мину. Гриф тем временем старался одолеть последствия драки и, сжав зубы, надевал на себя защиту. Гордо откинул с лица волосы с запекшейся кровью, надел шлем и крепко сжал руль. Точно воин перед битвой. Далеко не так торжественно и весело, как днём, но мы тронулись в обратный путь. Я не хотела ни о чём думать, не хотела ничего видеть, и поэтому всю дорогу перед моими глазами была только чёрная кожаная куртка...
Ночь у всех проходила отстранённо и тихо. Все словно ожидали чего-то недоброго от следующего дня, какого-то подвоха. Ася перед сном не пела колыбельную котёнку, у бабушки Лёши не работало радио. Джо спал лицом к стене и даже не царапался в неё младшим братьям и сёстрам, как всегда подражая лесному монстру. Борис Николаевич – несчастный отец Каспера – грустно дымил сигаретой в форточку кухни и что-то высматривал на улице. Зелёная в спальной сорочке сидела на своей кровати и медленно, задумчиво гладила своего нового чёрного котёнка, который из-за своей лохматости был больше похож на чёртика или даже на морского ежа.
Мне этой ночью понадобился срочный психолог в лице мамы. Она выслушала всё, что я ей рассказала, заварила мне какао, села со мной перед телевизором и, гладя меня по лохматой голове, допоздна смотрела со мной советские фильмы – особого выбора передач у нас с ней не было, так как телик транслировал только жалкие пять каналов, на четырёх из которых были новости... И всё же советские фильмы имеют странное свойство успокаивать и убеждать в том, что в будущем всё будет хорошо – поэтому ко второму часу ночи я уже была вполне себе в строю. Пожелала маме спокойного сна и поднялась к себе. Уснуть и забыться, а завтра всё решится. А даже если не решится, то я не хочу об этом думать. Только сон...
Оперативнее остальных приходилось оправляться Грифу, так как ему нужно было как-то скрыть от семьи фингалы, синяки, кровь и рваную одежду. Он кое-как вошёл домой через своё окно, чтобы не будоражить собак, затем быстро переоделся в домашнее и запихал все улики на самую дальнюю полку до лучших времён. Прокрался по коридору и, пока его не успели поймать, заперся в уборной, чтобы привести свой внешний вид в порядок. Сначала долго отмокал в ванной, лёжа в набранной горячей воде, потом заклеивал пластыри на все более-менее большие раны, но и это было больше для маскировки, чем для лечения. Пластыри к концу этой процедуры успели закончиться. Остальное – по мнению Грифа, менее заметное – он просто обработал перекисью и йодом. Парень долго смотрел на себя в зеркало и досадовал, что ссадины на брови и на губе и синяк на глазу всё же никак не скроешь. «Придётся, видимо, отсиживаться в комнате, как можно дольше. И ужинать тоже в ней...» – вздохнул про себя Гриф и кинулся к одежде, вспомнив, что он подозрительно долго занимает эту комнату. Старая кофта с капюшоном, такие же старые треники, носки – все как можно более скрывающее увечья.
Он быстро открыл дверь и юркнул в коридор, ведущий на кухню. В нём не было света, как и во всём доме в целом. Лампа горела только в родительской спальне – это было видно по щели из-под двери. Гриф задумался, стоя в узком проходе в полумраке. «А что, если...» Он закрыл глаза и решил идти дальше наощупь, слегка выставив вперёд ладонь. Словно он не зрячий. Грифу казалось, что он пройдёт на кухню также смело, как если бы он смотрел на неё, но не тут-то было. Предостерегающий инстинкт заставил его идти медленнее, словно не доверял памяти Грифа. Ему казалось, что пол уезжает у него из-под ног с каждым шагом и что он не сдвигается с места, а просто переставляет ноги по скользкому линолеуму. Также Гриф чувствовал, что теряется и не может с точностью сказать, в каком месте коридора он находится. Может, он в его середине, может, он уже на пороге кухни и сейчас споткнётся о стул.
Гриф остановился и с досадой открыл глаза. Оказывается, он и правда уже был на кухне, и даже не на пороге, а около раковины. «Ничего себе меня занесло!» – подумал он и расстроился за свой внутренний навигатор. Снова закрыл глаза и начал вслепую нашаривать ручку шкафа. Он делал это не ради веселья, чтобы поиграть в слепого. Для него это были вовсе не игры, а вполне вероятная реальность, которая может настигнуть его хоть через десять лет, хоть через год... Внезапно ему на плечо приземлилась тяжёлая и сильная рука и развернула его спиной к шкафу. От неожиданности Гриф охнул и слегка присел, как для прыжка. Перед ним был отец с взволнованными глазами, которые внимательно осматривали лицо сына сквозь темноту. Он подкрался абсолютно беззвучно, но это было свойственно Владимиру Вольфовичу как старому охотнику.
– Ты чего тут бродишь в темноте, эй? – и он пощёлкал пальцами другой руки у Грифа перед носом. – Видишь что-нибудь? Как вообще твои глаза? Что-то болит, нет?
– Всё хорошо, я вижу, вижу! – выдохнул Гриф и отмахнулся от щёлкавших у него перед носом пальцев. У отца на лице выступило недоумение и недовольство. Голубые глаза в полумраке ярко блестели.
– Так чего ты тогда лазаешь по шкафам ощупью? – громким шёпотом спросил он. – Что за шутки такие?! Ты меня так напугал!
– Да не шутки это... Я... – Гриф в капюшоне неуверенно помял в руках пакет с хлебом, который успел выдернуть из шкафа перед тем, как его застали с поличным. – Я готовился.
– К чему, интересно? – и Владимир Вольфович в домашнем халате сложил руки на груди. – Поведай.
– Ты сам знаешь... Я хотел убедиться, что в случае чего смогу хотя бы дома ориентироваться...
– Арт, я что, рано назвал тебя сильным человеком? Зачем ты уже вешаешь руки и сдаёшься своей болезни? Понимаешь, с такими заразами никогда нельзя мириться. Они же только этого и хотят – чтобы человек сдался, и они тобой властвовали. Но ты наоборот должен идти против болезни – не ей навстречу! Ты должен делать всё наперекор, а ты тут играешь в жмурки!
– Но как же мне не вешать руки, когда вы с мамой не нашли в городе то лекарство? – спросил Гриф и слегка прищурился на отца. Владимир замолчал и повесил руки вдоль тела. – Ведь без него у меня нет шансов уберечь свои глаза.
– Шанс есть всегда, – упрямо не согласился мужчина, покачав светлой головой. – У нас есть другие капли. Пока будешь пользоваться ими и ждать, когда до нас довезут те. Главное – не кисни, понял?.. Вот, вот эти пока возьми, – Владимир взял с полки маленький бутылёк и положил его сыну в руку. Гриф склонил лицо и рассматривал ладонь с лекарством. – Хуже от них точно не станет. Хоть они и не снижают глазное давление, но хотя бы снимают раздражение и воспаление. Прямо сейчас этим закапай глаза, слышишь?
Гриф всё ещё смотрел себе на руку и катал по ней бутылёк из стороны в сторону, от большого пальца к мизинцу. Капюшон и светлые волосы загораживали его лицо.
– Мне страшно, – вдруг прошептал он и неловко улыбнулся от того, что признался в этом. Но улыбка эта скорее была вызвала истерикой, а не смущением. Владимир смотрел на сына, яростно рассуждая, чем ему помочь, и думая, как реагировать на такое честное выражение чувств. В итоге он выдохнул, ненадолго стряхивая с себя строгую маску, подошёл к Грифу и похлопал его рукой по плечу.
– Арт, послушай меня. Если ты и ослепнешь, это не Конец Света. Тебя никто не бросит, все останутся с тобой: я, мама, Соня, друзья твои. Мы все будем рядом, слышишь? И ничего не исчезнет. Просто попробуй не настраивать себя на то, что без зрения не возможно жить. Если случится, то мы вместе будем помогать тебе приспособиться, и всё будет почти так, как раньше...
– Но эта Темнота, – еле слышно заговорил Гриф, – она снится мне временами... И мне кажется, она сведёт меня с ума. Темнота, которая всю жизнь будет у меня перед глазами и которая будет отделять вас от меня...
– Ничего не будет тебя отделять, – заглянул сыну в лицо Владимир. – Никакая темнота между нами не встанет! Просто не верь в неё. Верь в то, что вокруг тебя всё также будет мир и всё также будем мы. Просто нас не будет видно... Только не надо слёзы лить, ладно? Успокойся, Арт. Приходи в себя, – Владимир метнулся к столу, налил воду в стакан и сунул его сыну в руку, отобрав обратно бутылёк с лекарством. – На, пей.
Гриф стоял у шкафа, свесив волосы над стаканом, а Владимир, как тигр в клетке, ходил взад-вперёд по тёмной кухне и вздыхал. В тишине прошло полторы минуты.
– А как там у в-вас дела, – немного не своим голосом спросил Гриф, желая перевести тему, затем тихо всхлипнул и вытер глаза.
– У нас? – переспросил бродивший между холодильником и окном Владимир. Его мысли были о другом. – У нас так себе. У мамы был припадок, опять, – Владимир, глядя себе под ноги, ширкал тапками по линолеуму. – Сейчас она уже лежит, пришла в себя...
– Что её довело?
– Да у неё какая-то идея фикс последний месяц появилась – думает, что я от вас уйду. Не понимаю, откуда она взяла эту чушь...
– Ты с ней не слишком ласков, оттуда и взяла, – уже успокоившись, ответил Гриф и поставил стакан на столешницу. Владимир вскинул на сына глаза на пару секунд и снова уставился себе под ноги.
– Я никогда с ней не сюсюкался, если ты об этом. У меня в поведении ничего не изменилось: я такой же. Но почему-то теперь... Я её не понимаю, у неё постоянно какие-то новые тараканы... – и он раздражённо покрутил кистью у виска.
– В таком случае, ты бы должен с ней быть помягче. То, что ты на неё кричишь, не улучшит ситуацию. Ей будет только хуже.
– Ну-ну, – буркнул Владимир, – будет ещё яйцо курицу учить...
– Я не учу. Просто говорю, что вижу со стороны. Ты ей не сочувствуешь, и поэтому кажется, что ты её не любишь... Ты любишь маму?