Глава 14: Беглец (2/2)

– Пойми ты меня, – продолжал спорить Джокер, – мы не верим в эти твои легенды, потому что феи и единороги – это уже за гранью.

– Не больше за гранью, чем наши приведения.

– Ну Гермес, это же другое...

– Ладно, оставим тему, – прервал кореец, глядя куда-то себе под ноги. – Мне сейчас... надо уходить. Дела дома всякие, не хорошо их откладывать... Так что до завтра всем.

– Ну давай... – хмуро буркнул Джо и пожал ему руку.

– Гермес, ты не сильно сердись на нас, пожалуйста, – попросил его Каспер. – Может мы ещё... поменяем мнение о твоих феях и вообще о всех твоих рассказах. Никогда ведь не поздно.

– Конечно, Кас, – слабо улыбнулся ему кореец, торопливо обнялся со всеми остальными и ушёл, слегка поскальзываясь на сугробах. Ребята растерянно переглядывались и вздыхали, вглядываясь другу вслед.

– Сдались ему его сказки... – покачал головой Джокер.

– А вдруг он и правда не врёт? – предположил Енот.

– Тогда почему он рассказывает, но ничего не показывает? У него же всё только на словах!

– Я понимаю, но вдруг ему время нужно?

– Да, Джо, прекрати уже нападать на него, – утомлённо посоветовал Гриф, поправив на плече лямку рюкзака. – Всем надо во что-то верить, так позволь Гермесу верить во что-то своё. Может ему так жить легче...

– Нет, я это понимаю, но он ведь и нас в свои бредни заставляет поверить! Причём безосновательно... Ладно, всё, я заткнулся... Пойду Дизеля поищу – авось у него удастся перекантоваться.

– Всё-таки не хочешь ко мне? – переспросил Каспер с красным от холода носом. – Неужели ты мою маму стесняешься?

– Да я, понимаешь... музыку не сделал сегодня. Не хочу расстраивать Злату Алексеевну по пустякам, – усмехнулся Джокер и попрощался с ребятами. Затем начали расходиться по делам и остальные: Каспер пошёл к дому, спотыкаясь о снег, Енот задумчиво побрёл в сторону поля, то есть в деревню, а Гриф – в музыкальную школу на сольфеджио.

– Эй, а вы что, уже уходите?! – крикнула всем им сразу румяная Доминика с комками снега в волосах. – И даже в снежки не поиграете?!

– Не охота сегодня! – крикнул ей Енот.

– Как знаете! Многое упустите! Але-оп! – и она метнула снежком в какого-то зазевавшегося парнишку. Тот тут же упал в сугроб, осмеянный лихой девчонкой.

Доминика ещё долго играла перед школой: строила крепости, лепила снежную бабу, которой глупые дети сделали неприлично огромную грудь; просто валялась в снегу, делая «снежного ангела», и завела себе несколько новых приятелей из старших классов – таких же безбашенных, как и она сама. Уже темнело, и пасмурное январское небо становилось тёмно-коричневым от света уличных фонарей. Двор перед школой совсем опустел, и только теперь эта маленькая гуляка отправилась домой. Не сделанная домашка её не заботила – главное, что на душе у неё спокойно и весело. Она по настоящему погуляла и отдохнула от школьной рутины – это точно стоит пары завтрашних двоек. Девочка шла вприпрыжку, гремя портфелем и пугая дворовых котов. Вдруг неподалёку от себя она услышала непонятные, приглушённые звуки, отдававшие чем-то нехорошим. Доминика нахмурилась и отважно ринулась в подворотню, из которой доносились глухие удары.

Она оказалась права: там была драка, вот только не честная, а, что называется, десятеро на одного. На земле лежал явно очень сильно нетрезвый мужчина, у которого уже не хватало координации, чтобы подняться. Вокруг него гыгыкала кучка старшеклассников, предотвращавших попытки мужчины подняться на ноги. Только тот возьмёт упор, как старшие со смехом пинали его под руку, и алкоголик вновь падал лицом в сугроб. Доминику начало колотить от этого зрелища, и она изо всех своих сил крикнула:

– А ну отошли от него, придурки, не то я сейчас родителей позову! И полицию вызову!

– Шла бы ты домой, девочка...

– Я не блефую, между прочим. Отошли от него - третий раз повторять не стану!

Парни поворчали, но почему-то предпочли послушаться девочку и уйти – наверное, опасались угрозы попасть на учёт. Они постепенно вышли из подворотни чёрной вереницей, пахнущей сигаретами, а Доминика только прорычала им вслед:

– Звери...

Оставшись наедине с кряхтящим на земле дядькой, она подошла к нему и, тронув за плечо, спросила:

– Дядь? А дядь? Вам плохо?.. Встать можете?

– Угумнум... мумумн... – только и смог пробормотать тот еле ворочавшимся языком.

– Вам домой надо, дядя, не то вы тут совсем околеете, – вздохнула Доминика и, не думая о брезгливости, взвалила себе на плечо его руку. – Давайте я вас отведу хоть куда-нибудь? Хоть в аптеку, хоть в магазин? Адрес-то свой вы мне вряд ли сможете сказать...

– Гугумнмнмн...

– Эх, ясно всё с вами. Пойдёмте, дядя, поднимайтесь...

Так с первого взгляда дерзкая и безответственная Доминика в первый раз в своей жизни спасла человека. Вообще, она странная девочка: с не очень-то разумной головой, но зато с сострадательным сердцем...

P.P.S. Зима постепенно прошла, и была она одной из самых неспокойных за всю историю деревни. Постоянно случались какие-то катаклизмы в виде загадочных следов и звуков по ночам. Люди пугались, люди опасались, и к темноте ни души не возможно было найти на улице. Суеверный страх перед сверхъестественными существами, которые ни с того ни с сего начали терроризировать деревню, охватил всех, кроме самых закостенелых скептиков и бесстрашных любопытных детей.

В один мартовский вечер сердитый староста деревни широкими шагами возвращался домой с работы. Он даже не пытался обходить холодные лужи, а топал сапогом прямо в них, чтобы не всю свою ярость донести до семьи, а хоть часть её оставить здесь. Но сколько ни топай, а семье охотника сегодня по любому достанется. Он толкнул калитку, с топотом взбежал по крыльцу и зашёл в натопленный дом.

– Володя, ты? – просипела с кухни жена и высунула худую голову в коридор.

– Я – кто же ещё, – буркнул он и махом ноги скинул сапог, следом за ним второй.

– А чего ты такой сердитый?

– Дурдом потому что творится вокруг! – воскликнул он и прошёл в кухню. На его любимом месте во главе стола тем временем сидел сын и спокойно пил чай с бутербродом. – Слезь отсюда! – и он пихнул мальчика в плечо так, что тот слетел со стула. Парнишка схватил свою чашку и бутерброд и, буркнув что-то, вышел из кухни. – Поворчи мне ещё!

Владимир упал на стул и запустил пальцы в светлые волосы.

– Налей мне чаю, пожалуйста.

Его жена сорвалась к чайнику, дрожащими руками налила чай и поставила его на стол перед мужем. Потом неуверенно потопталась на месте, села на табурет и на всякий случай осмотрела кухню – вдруг какая-нибудь деталь в ней сейчас доведёт Владимира до белого каления? Сора на полу нет, скатерть тоже чистая, посуду она только что вымыла. Её взгляд прошёлся по окну, за которым было бескрайнее озеро, по стене, на которой висел календарь с драконом, и женщина успокоилась.

– Так что стряслось, Володь? Расскажешь?

– Да что там рассказывать? – буркнул он и забренчал чайной ложкой по стенкам чашки. – Все с ума сошли с этими приведениями! Одни отказываются в вечернюю смену работать, потому что на улице, видите ли, «нечисть гулять начинает», другие у поля работать не хотят! Бастуют и всё тут! – и он бросил ложку на стол. Жена чуть заметно вздрогнула от этого резкого звука. – Я сейчас как раз оттуда, с дороги, которая в Н. ведёт. Эти гастарбайтеры должны были просто поменять асфальтовое покрытие – и всё! В поле заходить им не нужно, ночевать им там не нужно... Но они всё равно мне сегодня заявили, что отказываются дальше продолжать ремонт!

– Так сильно боятся?

– Боятся – не то слово! – недоумевал он. – Что-то им постоянно в траве мерещится, бредятина какая-то... А один из них, по их словам, вообще ушёл вчера в поле по нужде и не вернулся до сих пор. Куда его там понесло? Зачем было так далеко заходить? Ничего не понимаю...

– И правда странно, – задумалась жена, поставила острый локоть на стол и подпёрла подбородок рукой. – А с дорогой теперь что будет?

– Не знаю... Попробую другую бригаду нанять. А то тем путём ездить – автомобилю в ущерб... Эх, вечное проклятие России – эти дороги, – и он, уже успокаиваясь, отпил чай. – А у вас тут как?

– У нас всё, как обычно, – нервно пожала она угловатыми плечами под шалью. – Соня играет, Артюша вот уроки сделал, погулял с ребятами и уже домой вернулся.

– Что-то часто он гулять стал, – проворчал Владимир. – Прямо дома его почти не вижу. Слишком он ветреный.

– А мне так, наоборот, кажется, что он слишком серьёзный для своего возраста...

– Тебе кажется, – непреклонно отвечал Владимир. – Пора бы его делом занять. Арт! – крикнул он. В коридоре раздались шаги. К слову, не очень торопливые. – Побыстрее пожалуйста, что ты там плетёшься? – процедил он, и в проёме кухонной двери показался нахмуренный мальчик в старом свитере и с распущенными светлыми волосами. Под глазом у него сиял желтоватый фингал, а губа была сильно опухшей и изуродованной запекшейся ссадиной. – Что с лицом?

– Ничего, – недружелюбно буркнул мальчик.

– Если бы было «ничего», я бы и не спрашивал, – важно заявил мужчина и отпил чая.

– И правда, Артюш, – подала голос мать и неловко улыбнулась. – Ты у нас такой красивый мальчик, а вечно портишь своё лицо синяками! Зачем?

– Оно мне не нравится, – ответил он. Отец на это ядовито усмехнулся. – А красивым мне быть и так не хочется...

– Фингал – откуда? – повторил вопрос отец. – Опять с кем-то дрался?

– С Максом. Он сам нарвался.

– С Максимом, значит... Видел я его – этот парень не производит впечатление человека, который хорошо дерётся... А тебя я, между прочим, учил самообороне, – сухо напомнил мужчина и сильнее повернулся на стуле к сыну.

– А я и оборонялся. Я ему зуб выбил и вывихнул плечо, если ты это хотел услышать.

– Боже, Артюша! – охнула женщина.

– Но как ты умудрился получить от него фингал? От этого хлюпика! Это стыдно, что сын старосты получает тумаки от каких-то шнырей!

– В драке без синяков остаться не возможно, – прищурившись, защищался сын.

– Смотря с кем драка. Если с какими-нибудь старшеклассниками – допустимо пропустить пару ударов, но если это какой-нибудь тощий Максим, то тебе должно быть стыдно. То, что ты ему вывихнул руку, вовсе не повод для гордости.

– Ты просто придираешься на пустом месте, – не выдержал и высказался парень резким, ломающимся голосом. По его лицу было видно, как уязвлена его гордость. – Ведь ты даже не видел этой драки, а уже судишь меня. Тебе просто нравится ругать меня!

– Да как ты говоришь с отцом?! – поднялся из-за стола Владимир. Мальчик не попятился, хотя стоило бы – Владимир сейчас выглядел как никогда опасно, на пределе. – С каких это пор ты стал таким дерзким, я не понял? Откуда в тебе взялось хамство, объясни?

– С тебя пример беру! – заявил парень. – Тебе же можно нам хамить, и бить нас тоже. Вот я и учусь у тебя быть образцовым мужчиной!

– Артюша, не надо! – взвизгнула мать.

– Ах ты, щенок! – и помрачневший Владимир зашагал к сыну, чтобы всыпать ему по первое число. Но и сын был не промах: он отскочил и завалил за собой проход стульями, которые удачно стояли в коридоре. Владимир громко ругался и раскидывал их, а мальчик тем временем подскочил к двери в свою комнату и дёрнул ручку. Но спасительная дверь не поддавалась – заклинило! «Какого чёрта именно сейчас?!» У русого Грифа засосало под ложечкой, и он обернулся на гневного отца, который уже замахивался на него своим кожаным ремнём. Загнан в угол, беззащитен! По плечу мальчика обжигающе прилетел ремень, потом второй раз, но попало чуть ниже – по руке и боку. Кожа горела и щипала от прилипавших ударов. Парень беззвучно, не морщась, терпел удары ремня и даже нисколько не старался спрятать от них лицо.

– Будешь знать, кто в доме хозяин, чёртов уродец! – хлестал сына отец. Ремень шлепком прилетел по ноге, потом опять по тому же плечу и даже слегка задел шею и подбородок. – Ещё голос на меня вздумал повышать! Будешь ещё раз так делать? Будешь?!

К Владимиру со спины подлетела жена и, заливаясь истеричными слезами, принялась трясти мужа за оба плеча.

– Не надо драться, Вовочка! Успокойся, прошу тебя! Ты меня пугаешь!

– Отойди ты, психическая! – отпихнул он её одной рукой. Но жена, как заведённая, снова подлетела к нему и начала лупить сильнее, причитая: «Да оставь ты его! Ты себя до инсульта доведёшь!» Владимир долго уворачивался от неё и вырывался из её рук, пока у него окончательно не лопнуло терпение.

– Достала! – рявкнул он и сгоряча влепил Виктории звонкую пощёчину. Женщина мешком рухнула на пол у вешалки и затихла. И в этот момент у Грифа в голове сработал какой-то рефлекс: он, с абсолютным, лютым хладнокровием, достал из кармана свой складной ножик, быстро привёл его в боевую готовность и подскочил к отцу. Момент – и он с размаху полоснул отца лезвием куда попало. Мать взвизгнула с пола, а отец зашипел и вцепился в рану – она пришлась на руку, на предплечье.

В коридоре повисла пугающая тишина. Лицо отца приняло сероватый оттенок, а глаза округлились и перестали быть яростными. Он слегка расслабил кисть, чтобы посмотреть на раненую руку, и тут же между его пальцев, сквозь порез в тонкой рубашке, начала сочиться бурыми ручейками венозная кровь. Гриф протрезвел от гнева и со звоном выронил ножик на пол.

– Боже! Боже! – визжала Виктория и подползла на коленях к руке мужа, с которой кровь уже лилась на пол. – Артюша, что ты натворил! Что вы оба, как звери, а?! Что делать-то?!

– Вены задело, – прохрипел Владимир и странно покосился на сына. Мальчик стоял и с ужасом смотрел на то, что сделал с папиной рукой. Злость как рукой сняло и у отца, и у сына. – Неси бинт, Вика, и жгут, – женщина с ещё красневшим следом от удара на щеке убежала в ванную.

– Пап... – пробормотал мальчик и сделал шаг вперёд.

– А ты – иди к себе, – бледный Владимир стоял, согнувшись и сильно сжимая окровавленную руку. Левый рукав его рубашки по локоть окрасился в алый цвет.

– Нет, пап!

– Ты уже всё сделал...

– Папа! – и у мальчика влажно заблестели глаза.

– Доказал старику, что драться умеешь, – и Владимир странно улыбнулся. Не злорадно, нет – скорей как проигравший.

– Боже, Вова, ты больной! – вскрикнула прибежавшая Вика. – Нечем тут гордиться – на тебя сын с ножом бросился! Как уголовник! – и она свирепо, не по-матерински впилась глазами в Грифа. Тот аж отшатнулся.

– Глупая ты: он за тебя вступился, – кряхтел охотник. – Кому понравится, когда его мать избивают?

– Вовсе не нужно было за меня заступаться, тем более с ножом! Мать спасать, а отца – убивать, так что ли?! Арт, марш к себе, чтобы я тебя не видела! Ты меня ужасно расстроил! Уйди!

Растерянный и напуганный своим же поведением мальчик наконец-то послушался, подобрал ножик с пола и ушёл в комнату – заклинивающая дверь в этот раз чудесным образом открылась. В комнате он посмотрел на свой нож, решительно подбежал к окну, распахнул его и выкинул окровавленное оружие в самый дальний сугроб. «Чтобы я ещё хоть раз кого-то порезал – ни в жизнь!» В родительской спальне в надрыв плакала перепуганная шумом полуторагодовалая сестрёнка...