Глава 15: Вернись (1/2)

В парке, как в американских фильмах про Дикий Запад, ветер гонял листья с ветками, смешивая их в перекати-поле. Деревья облысели окончательно, но местами пара-тройка стойких листиков ещё держалась за свои ветки. «Унылая пора, очей очарование». Какое-то очарование в этом времени возможно и есть, но только не для тех, кого уныние преследует по пятам уже несколько битых лет. Так думал Каспер – парень, одетый в чёрное пальто и чёрную шляпу, похожую на цилиндр. На каждого первого он производил впечатление гота, хотя сам себя готом он никогда не называл – ему просто нравились чёрные вещи и тёмный макияж, они очень подходили его душевному состоянию, только и всего. Он сидел сейчас на скамейке в парке, свесив на лицо длинные чёрные волосы, и слушал в наушниках какую-то мрачную музыку, добивая себя очередной дозой депрессии. Он сам не знал, зачем он это делал, зачем упивался своим горем. Но по-другому жить он уже успел разучиться. На соседней скамейке ворковали двое влюблённых – жались друг к другу и ютились под одним шерстяным шарфом. Касперу они по неясной причине действовали на нервы, поэтому он вскоре решил уйти из парка.

Руки в карманах, сутулый, волосы висят перед лицом, весь чёрный – в сумерки его вполне можно было бы испугаться. Этот траурного вида парень с полупустым пакетом на локте медленно плёлся домой, хрустя листвой под ногами. Даже отсюда было слышно, что у его подъезда тусуются всё те же панки. Они что-то громко обсуждали и смеялись. «Никогда не унывают! Всё им с гуся вода! Живут же люди...» Кас свернул к подъезду и понял, что был прав – они. Оккупировали скамейку, обложив её пивными бутылками, и бряцали на гитаре. У этой гитары пучком торчали длинные концы струн, которые для аккуратности обычно обрезают. Но на что сдалась панкам аккуратность, верно? «Хотел бы и я быть одним из них: таким оптимистом, таким же свободным и таким же беззаботным, как они!» – мечтал Кас, подходя к дому. – «Ничто их не колышет: ни учёба, ни здоровье, ни будущее. В каком-то смысле это даже неплохо!.. Но, если по честному, то панк из меня будет никудышный. У меня слишком много заморочек. Я буду вечно выедать им мозг своими проблемами и только портить всем настроение...» Кас со звоном достал ключи из кармана.

– О, здорóво, Дракула! – басом окликнул Каса один из панков. У него была стереотипная, но классная причёска – бритая голова и посередине неё зелёный ирокез. Жилетка в заклёпках и иголках, кожаные штаны, высокие шнурованные ботинки, кольцо в ухе. С виду – уголовник, но Каспер-то знает, что этот парень по жизни добрый и вполне себе приличный. Он всегда помогает соседям, при любой возможности: бабушкам носит сумки и покупает в аптеке таблетки, а мамам с колясками двери придерживает и коляски на этаж поднимает. Они ему за это настолько благодарны, что уже перестают бояться его дикого внешнего вида.

– Привет, – помахал тощей рукой Каспер. Другие панки тоже помахали Касу и даже предложили ему посидеть с ними. Касу с одной стороны ужасно этого хотелось, но другая половина его сознания говорила ему, что он для этой компании лишний. Да, к слову, и не только для этой... Поэтому он попрощался с колючими, как дикобразы, панками и зашёл в подъезд. Еле переставляя ноги, поднялся на свой этаж и нехотя ввалился в квартиру.

– Пап, я купил хлеба! – объявил он с порога. Ответом ему было рычащее пение Высоцкого с кухни. Также оттуда очень тянуло перегаром и сигаретами. «Боже, во что превратился мой дом?» – до сих пор ужасался Кас, но, к несчастью, был не в силах вернуть старую жизнь. Каспер прошёл на кухню, подавляя в себе желание закашляться. Его отец – Борис Николаевич, мужчина пятидесяти лет, но выглядевший уже на все шестьдесят – сидел на кухне в семейных полосатых трусах и в неизменной майке. Он, облокотившись на пыльный стол, слушал Высоцкого на старом магнитофоне, держал между пальцами вонючую сигарету и еле сдерживал в глазах слёзы. Кас стоял в растерянности и ждал, пока закончится песня, потому что не дай ему Бог заговорить в момент ностальгии отца. Борис Николаевич заметил сына, не спеша убавил громкость песни и заговорил хриплым голосом курильщика-пьяницы:

– Сынок... Скажи мне... Вот ты помнишь нашу маму?

– Ещё бы я её не помнил, – без интонации ответил он, раздражённый состоянием отца. Кас сейчас испытывал очень странное чувство – и дикую брезгливость, и в то же время сочувствие к горю отца.

– Помнишь, какая она была... активная всё время? – мечтательным тоном продолжил отец, глядя на потолок сквозь сизую дымку. – Постоянно только и делала, что металась туда-сюда! Всё что-то организовывала в этой своей школе... Только представь: самая живая и настоящая женщина, которую я знал, сейчас мертва! – губы у него затряслись, а и без того красный нос налился кровью ещё сильнее. – Ты понимаешь, Толь?..

– Я понимаю, пап, – вздохнул Каспер. – Я знаю, как тебе плохо... Мне тоже тяжело без неё... Но ты говоришь об этом каждый день. Ни дня у нас не обошлось без вот таких причитаний...

– И что теперь, прикажешь нам забыть про неё?! – резко повысил голос мужчина, от чего он у него дрогнул и сорвался. – Словно её и не было?!

– Вовсе нет... Я просто хочу, чтобы ты наконец-то справился с этим. Переварил это горе и шёл дальше! Не у нас же одних такое случается! Люди продолжают жить, когда у них и похлеще беды бывают! У нас ещё есть дом, у нас есть мы... – у Каса тоже задрожал голос. – А ты... Ты хочешь весь остаток своих дней вот так спиваться и унывать?!

– Вот именно, – проговорил Борис Николаевич и перевёл свои грустные, собачьи глаза на стену с фотографиями. – «Остаток своих дней»... К чему мне уже начинать жить заново? Кому я нужен в этом гнилом мире? – и он закурил, напустив ещё больше дыма в маленькую кухонку.

– Ты мне ещё нужен, папа! – и сын налёг локтями на стол.

– Зачем? – спокойно, как удав, спросил отец и насмешливо глянул на Каспера.

– Да затем, что ты – семья моя!

– Другую семью ещё заведёшь, – опять равнодушно закурил Борис, – и тогда я тебе только обузой стану... Нужен я буду тебе через десять лет: старый хрыч-алкоголик с циррозом печени? Будет ли тебе так радостно меня по больницам таскать, а? Лекарства мне покупать, памперсы, кресло-коляску, если ноги отнимутся?

– Что ты такое говоришь?..

– То и говорю, – проворчал он и опять потянулся за полупустой прозрачной бутылкой. – Я знаю, как это бывает, когда родители тебе вдруг балластом оборачиваются... Не нужен я ни стране, ни тебе... ни Злате... – он всхлипнул, закрыл лицо руками, бросив окурок в пепельницу, и заговорил плачущим голосом. – Где ты там хлеб принёс? Давай его сюда, закусить нечем в доме...

Каспер, словно в предобморочном состоянии, протянул руку за пакетом, вынул оттуда чёрствую буханку и положил её перед отцом. В глазах у него кололо от надвигающихся слёз, а от вони, стоявшей в воздухе, тошнило. Поэтому парень быстро поднялся с табурета и ушёл в ванную.

Стоило ему захлопнуть за собой дверь и щёлкнуть включателем света, как по кафельным зелёным стенам роем разбежались тараканы. Мерзкие, коричневые, шустрые. Обычно они пугали Каспера, но сейчас, когда он испытывал бессильную злобу, страха у него не было ни в одном глазу. Он снял с себя старый тапок, замахнулся и со всей дури начал убивать им замешкавшихся жуков. Подошва, набрав инерцию, так громко и сильно лупила по тараканам, что после ударов Каса от них оставались лишь раздавленные блины. Добив всех, кто был в его поле зрения, Каспер выкинул тапок, сполз на пол и тихо, сдавленно заплакал. Ему было и мерзко от соседства с тараканами и грязной ванной. Ему было страшно за отца, который больше не хочет жить и которому он сам не может вернуть веру в жизнь. Ему было тоскливо от того, что старую счастливую жизнь уже не вернуть никогда. Чёрные тени размазались у него по щекам, от чего лицо Каспера стало серым, словно обмазанным углём...

В какой-то момент его взгляд упал на раковину, на которой лежали мыльница и папин бритвенный станок. Бритвы... Лезвия... Он задумался и даже перестал плакать. А может?.. Он поднялся на ноги, опираясь мокрой от слёз рукой о стену. Вляпался пальцем в убитого таракана и отдёрнул руку... Взял двумя пальцами бритвенное лезвие. Покрутил его, подставляя под свет то одну, то другую его сторону. Потрогал остриё пальцем, и на глаза ему снова набежали слёзы. «Бедный папа. Как он отреагирует, когда увидит меня такого: бледного, неподвижного и залитого по пояс в собственной крови? Наверное, он тоже тут же убьётся, не выдержит». Кас всхлипнул ещё раз и закатал рукав чёрного свитера. «Почему мне настолько всё равно? Почему не страшно за себя? Видимо, и правда терять уже нечего... Хотя, может оставить друзьям записку?.. Да нет, больно она им нужна... К чёрту всё, к чёрту всех». Он сел на холодный пол с лезвием в правой руке и дотронулся им до своей кожи. Она была белоснежной и прозрачной – как у мамы. Резать вены он не спешил, что-то его тормозило, и он ясно понимал, что именно – не страх, а сожаление о том, что его жизнь прошла так грустно и бесполезно. «Боже, если ты меня слышишь и если тебе ещё не совсем плевать на меня, спаси меня! Направь куда-нибудь, подай знак! Любой, пожалуйста! Скажи мне, что жить ещё стоит! Убеди, и я послушаюсь тебя!» – отчаянно думал Каспер, держа над рукой наточенное лезвие...

И в этот же момент раздался резкий дверной звонок в коридоре, а за ним торопливый стук кулаков. Кас так и обмер от изумления. «Знак?»

– Открой дверь! – крикнул с кухни отец. Крикнул будничным тоном, который не вязался с торжественным, прощальным настроем Каса. Если бы он знал, что сейчас творилось в ванной... Каспер с недоумением посмотрел на лезвие, словно опомнился и не понимал, зачем оно могло ему понадобиться. Положил железку обратно на раковину, наспех вытер лицо и вышел из ванной. «Это знак – меня спасли!..»

Он отпер дверь: лохматый, с размазанным по лицу макияжем, влажными красными глазами и закатанным рукавом на левой руке. Джо, стоявший перед ним на пороге, по началу не заметил этого странного вида друга и обнял его со словами: «Боже, хоть тебя отыскал!»

– Разве меня трудно найти? Я всегда либо в библиотеке, либо дома, либо в парке, – рассеянно после произошедшего в ванной ответил парень.

– Да не тебя было трудно найти, а остальных! Кто, блин, в бане отмывается, кто в прострации! Все такие деловые! – возмущался рыжий. Его бодрый голос странно звучал в стенах этого мрачного здания. Тут такая энергия и живость в новинку. – Ой, а с тобой-то что? – не слишком ласково заметил Джо. Кас смутился и вытер лицо рукавом. – Выглядишь так, словно плакал.

– Да это пустяки, – соврал Кас. Из-за того, что он натёр лицо, оно стало полностью красным. – Зачем я тебе пригодился?

– Наш Полоскун куда-то пропал, – прямо сказал рыжий. Каспер в миг забыл про свою попытку суицида и круглыми глазами посмотрел вверх, на лицо Джокера.

– Как «пропал»? Когда?

– Его батя сказал, что он ночью сбежал из дома с вещами. Сбежал, кстати, в поле... Погоди паниковать, может он в посёлке прячется! – поспешил сказать он, увидев, как Кас испугался. – Я же только в нашей деревне искал. Теперь мы с тобой тут побродим, поищем... Авось найдём.

– Только мы?

– Ага. Лиса парится в бане, а Гриф вчера пришёл домой, и его теперь не выпускают.

– Бедный...

– Да его, вроде, не ругают... Хотя, я в этом не уверен... Но Владимир Вольфович сказал, что ему нужно отдохнуть и восстановиться. Стадию смирения пройти, в общем... Так что мы с тобой одни, приятель, – и Джо, грустно улыбнувшись, положил Касперу руку на плечо. – Собирайся, умывайся и давай в путь.

– Хорошо, я быстро!..

Кас был очень напуган за Енота, но в то же время он был рад занять себя его поисками – хотя бы не придётся сидеть дома. Собрал рюкзак, нацепил пальто, крикнул папе, что уходит, и вышел с Джокером на поиски друга. Они искали тщательно, осматривали каждый клочок посёлка. Заходили везде, где они ожидали и не ожидали его найти. Спрашивали у прохожих, забегали в дома, где жили их одноклассники – никто Енота со вчерашней ночи не видел. Джо искал азартно, яростно, Каспер же, наоборот, с каждым провалом всё сильнее и сильнее окунался в пессимизм.

– Ей Богу, надо было называть тебя Пьеро, а не Каспером! – раздражённо сказал ему Джо. – Сделай лицо попроще, выпрями спину и продолжай искать! Мы ещё в пять магазинов не зашли.

– Ты и правда считаешь, что он бы стал прятаться в магазине?

– Не знаю! Но в любом случае ещё рано его хоронить!

– А если мы не найдём его в посёлке, что мы будем делать? – кисло спрашивал Кас.

– Пойдём в поле, – жёстким тоном отвечал широко шагавший рыжий парень. – Чтобы найти Енота, я это гнилое место под корень выкошу!

Они зашли ещё в пару мест, даже на квартиру к той плутовке, которая сегодня вечером будет праздновать свой день рождения. Всё также никто не видел кудрявого парня с рюкзаком.

– Та-ак, – нервно топал ногой Джо. Он с Касом уже был на улице возле старой автобусной остановки. Рыжий бродил взад вперёд, как он делал всегда, когда нервничал, а Каспер сидел на скамейке, повесив руки плетьми и машинально читая маршрутную вывеску. Она, к слову, уже давно не была актуальна, так как автобусы перестали здесь ходить лет пять назад.

– Непонятно, – говорил рыжий сам с собой. – Ведь где-то он должен быть! Хоть у кого-то!.. Мы с тобой ещё не посмотрели Дом Творчества и Интернат... Вряд ли Еноту пришло бы в голову там прятаться, но проверить стоит... Чёрт, и чего его понесло ночью в поле? Почему он не побежал к нам? Ко мне или к... Ну хотя бы ко мне! Почему?!

– Гермес также пропал, – прошептал Кас, опустив голову, из-за чего он стал вылитой Самарой из фильма «Звонок». – Ушёл и не вернулся... Ни дома его не найти, ни родителей... Его словно что-то сожрало...

– Каспер, чёрт тебя дери! – рявкнул Джо. Кас вздрогнул и подпрыгнул на своей скамейке. Он робко, как маленький мальчишка-дошкольник, смотрел на Джокера сквозь волосы и ждал, пока его будут ругать. – Захлопнись со своими пророчествами, пока я тебе рот не зашил! Ты вообще хочешь найти Енота?

– Хочу, конечно же.

– В таком случае, у тебя мало энтузиазма! Соберись, тряпка ты обоссанная!

– Ну ты тоже не обзывайся – это поискам Енота не поможет, – спокойно заметил Кас.

– Да сам знаю... – тут же стих Джокер. – Ладно, пошли к интернату...

Они не стали заходить в Дом Творчества – издалека и так было видно, что он закрыт и что ни в одном его окне не горел свет. Еноту бы было туда не пробраться. Поэтому они пошли «за город» – туда, где шелестят сухие, мёртвые колосья и где целый год свистит ветер. Тёмное кирпичное здание интерната пристально следило за путниками своими тёмными квадратными окнами. Оно было окружено металлическим забором с высокими прутьями. В паре мест эти прутья были гнутыми. Видимо, местным жильцам не сиделось на положенной им территории. Как-то жутко осознавать, что по ночам по посёлку могут носиться дети-инвалиды с различными степенями отклонения – будь то физические уродства или проблемы с психикой. Их точно не захочешь встретить впотьмах. Джо сглотнул ком в горле и прислонился к забору лбом, пытаясь высмотреть хоть кого-нибудь сквозь колючие кусты.

– Как думаешь, Енот мог спрятаться тут?

– Очень сомневаюсь, – безнадёжно отозвался Каспер.

– Эх, кого спросил? Насчёт чего ты вообще бываешь уверен?

– Смотри, там какая-то девочка. На скамейке, – и Кас, проигнорировав возмущение друга, показал тонким пальцем на девчонку в тёплом старом пальто и с вязаной шапкой. Она рисовала что-то в своём альбоме, посадив себе на коленки плюшевого тигра. Шапка на её голове сидела очень странно, словно у девочки не было волос. Собственно, это же интернат для больных детей... Джо перешёл к другому месту забора, где было поменьше веток кустов, и позвал девчонку.