Глава 12: Ёжик в тумане (2/2)
– Вырастешь – тоже себе его придумаешь. Сонечка, нам на рынок пора, да и ребята тоже куда-то шли, верно? – и она грустными глазами посмотрела на нас с Касом по очереди.
– Да, мы в аптеку, в посёлок, – кивнул Кас.
– О! – оживилась Виктория и даже подалась чуть-чуть вперёд. – Каспер, милый, раз вы в аптеку идёте, спросите у аптекарши, не привезли ли там ещё глазных капель? А то у нас самый последний пузырёк остался, – и её огромные, непропорциональные лицу, глаза заслезились. – А моему сыну нужно ежедневно глаза закапывать. Если он хоть пару раз этих закапываний пропустит, то это же всё! П-понимаете?.. Это уже ни в какие рамки! – дрожащим голосом высказывала она своё возмущение. Соня, потеряв нить разговора, отошла от мамы и снова принялась подбирать листья. – Как же так можно, не привозить в деревню лекарства? Что мы тут, умирать что ли должны без них? Что за страна?.. Бедный мой мальчик, – и она, всхлипнув, вытерла глаз рукавом кардигана. Она так внезапно заплакала, что мне это показалось неестественным. Но, наверное, только показалось.
– Не расстраивайтесь так, – мягко сказал Каспер. – Может, сегодня-завтра привезут.
– Уже неделю не завозят, Каспер.
– Значит, у них проблемы какие-нибудь возникли... В понедельник-то точно должны привезти!
– Эх, дети, ничего они нам не должны, – и она горько улыбнулась. – Кто мы им – родня? Нет, мы люди бедные, и, следовательно, бесправные... Ладно, ребята, что-то заболтались мы. Соня, кхе-ехе! Сонечка! Пойдём на рынок. Помахай ребятам ручкой, – Соня одной рукой держала за руку маму, а другой вместе с букетом размахивала нам.
– Пока-а-а! – пискнула она, и улыбка сползла у неё с лица, сменившись на не детский призыв о помощи. Это называется «моргни, если тебя держат в заложниках»...
Мы странно попрощались с семьёй Грифа и какое-то время смотрели им вслед: длинная, чем-то напоминающая крысу-переростка мама и светловолосый ангелочек дочка. Мама брела ссутулившись, а дочка – хромая и иногда странно дёргая туловищем. Их было жалко, а больше всего – милую Соньку...
Мы с Касом двинули дальше, мимо пустынного рынка к рельсам. По пути Каспер показывал мне, где кто проживает и рассказывал забавные байки про местных жителей. Надо же, какой он шпион – о всех всё знает! Это и интересно, и в то же время жутко – должно быть, он и за мной успел последить... Самый последний дом, находившийся прямо у железной дороги и отличавшийся от остальных домов стеклянной галереей, принадлежал семье Енота. Выглядел он аккуратно, прочно и чем-то напоминал собой небольшую дворянскую усадьбу. В целом, типичный дом учительницы и директора школы. Мы оба помнили, что Енота дома нет, так как он уехал с Грифом в больницу. И всё-таки, кому там стало плохо?..
Дома кончились, деревья тоже остались позади – впереди были рельсы, а сразу за ними слой кустов и поле. Внушительного размера было это поле. Издали оно казалось мне меньше. Это ж сколько по нему чапать? Минут сорок!.. Но ничего не поделаешь. Кас помог мне перелезть через рельсы и спрыгнуть с них в небольшую высохшую канавку. Затем мы выбрались из лысых кустов и пошли по полю. Оно было сплошь покрыто высохшей жёлтой травой и сорняками. И через всю эту дикую ботву вела протоптанная сотнями ног тропинка. Конца этой тропинки, как и конца поля, в тумане не было видно, поэтому мы с Касом шли буквально вслепую. Мир перед нами проявлялся, а позади нас наоборот – смыкался белой, сырой пеленой. Я по началу не особо боялась этого поля и даже срывала с обочины тропы какие-то травинки и цветы. Но потом поле начало издавать странные, не то гортанные, не то хрипящие звуки, и я побоялась дотрагиваться до местной растительности. Вдруг там кому-нибудь приспичит оттяпать мне палец? Я шла, спрятав руки в карманах, а нос – в пышном шарфе. Каспер скоро заметил мою реакцию на это место и протянул мне бледную руку в знак поддержки. Я мельком заметила, что на подушечках его пальцев были давние мозоли от струн. Ну точно, скрипач же.
– Тебе страшно? – тихо спросил он.
– По крайней мере не настолько, чтобы идти, взявшись за ручки, – в своей грубоватой манере отшутилась я. Кас смутился и поспешил убрать руку. – И как вы тут каждый день ходите? Жуткое же место!.. Тут всегда такой туман?
– Почти каждый день. Даже в ясную погоду над полем стоит какая-то муть... Не знаю, от чего это. Может, от влаги.
– Может... А может от нечисти, – где-то вдали как раз в этот момент зашуршала трава. Жаль, что Кас не Гриф – с ним я не чувствовала себя настолько же в безопасности. Я чуяла, что в случае чего он будет бояться также, как и я, а пользы в драке от него, скорее всего, будет меньше. Он – скрипач, а я – самбистка, так что выручать этого патлатого задохлика придётся мне, а это не радовало. – Что-то шуршало, слышал?
– Ага... Птица, должно быть.
– Тогда это была очень большая птица... А тут дикие животные водятся?
– У нас всё водится! – трава зашуршала уже настойчивее. С тропинки даже было видно, как кончики травы трясутся и раскачиваются от того, что там барахтается кто-то крупный.
– Тогда давай ускоримся, а? – Кас не спорил – мы ускорили шаг чуть ли не в два раза и практически бежали. Моя дурацкая сумка на лямке постоянно соскальзывала с плеча и жутко мешала ходьбе. Каспер пару раз пытался по-джентльменски забрать её, но я говорила, что буду мучиться с ней сама. В какой-то момент мы оба услышали, что то самое нечто с фырканьем вышло на тропинку, и мы, не оглядываясь и не сговариваясь, рванули в посёлок бегом. Сапоги гремели по сырой тропинке, пульс колотился в ушах, а адреналин зашкаливал.
– Не отставай! – крикнул на бегу Каспер и схватил меня за руку, уже не спрашивая разрешения. Я не стала выдёргивать свою руку и так и бежала, держась за него, через всё поле и даже через мусорный пустырь, который сменил поле уже ближе к посёлку. Странно, что я бежала так далеко и долго и ещё не умерла – бег всегда был моим слабым местом. Но, видимо, от страха у меня открылись какие-то внутренние резервы. Мы, спотыкаясь, добежали до старой асфальтированной дороги, замедлили на ней шаг и наконец-то оглянулись. Погони уже не было, да и вряд ли она вообще начиналась. Скорее всего тот-из-травы сам испугался не меньше нашего.
– Фу-ух! – выдохнул Кас и, согнувшись, упёр руки в колени. Его чёрные длинные волосы разлохматились и частично прилипли к его румяному лицу. – Кажется, это был кабан. Хорошо, что мы убежали.
– Ага... А что, вы уже встречали по дороге в школу кабанов? – усмехнулась я с трудом – дыхание ещё не восстановилось. Мне было очень жарко, поэтому я обмахивалась куском шарфа, как веером.
– И не только кабанов – ребята говорили, что и лис видели, и зайцев. А один раз на них чуть медведь не напал, но они как-то от него спрятались. Думаю, они это не выдумали – у нас же лес рядом.
– Да уж... – машинально ответила я, так как сил говорить и думать не осталось. Нужно было где-то посидеть и попить.
Я огляделась по сторонам и увидела посёлок, выглядевший достаточно по-городскому по сравнению с нашей деревушкой. Тут неподалёку был виден облысевший парк, возле которого стояли эстетичные старые трёхэтажные дома. Был виден безымянный одноэтажный магазин с решётками на окнах и с надписями на стенах. Тускло горела пара фонарей, образуя под собой конусы жёлтого света. Ещё дальше, на самой границе видимости, было видно тёмное здание, похожее на школу, и ещё какие-то дома, вроде как многоэтажные «панельки».
– Где твоя аптека-то?
– Она там, далеко... Можно мы сначала ко мне домой заскочим? Хочу денег побольше взять.
– Хорошо. И где живёшь?
– В той трёхэтажке, – и Кас, наконец распрямившись и отдышавшись, указал пальцем на дом у самого парка.
– Удачное вам место досталось. Наверное, вид из окон красивый.
– Из кухни – не очень, там соседний дом. А из спален – да, на парк и на поле. Пошли.
Мы быстро прошли под блёклыми фонарями, свернули с асфальтированной дороги на узкую улочку и дошли до дома Каса. В доме несколько подъездов и три этажа. Стены терракотового цвета и в паре мест они покрыты старой плесенью. Как в Питерском центре... На углу дома висела пожелтевшая от времени табличка: «ул. Северная, д.1». Кас открыл входную дверь и пропустил меня вперёд. Стоило мне ступить шаг на порог, как мне в лицо ударил типичный запах подъездов – запах кошек и пыли – и почти ледяной холод. И правда, на улице было теплее, чем в этом доме. Странно, что тут нет отопления в такое время. Я поёжилась и принялась торопливо взбегать по ступенькам, чтобы согреться. На окнах между этажами стояли горшки с засохшими алое, фикусами и монстерами. Кас говорил за моей спиной, и эхо многократно повторяло его слова:
– Если что, у меня дома может быть не очень прибрано. Всё-таки нам не часто приходится принимать гостей.
– Я могу постоять на лестничной площадке, если так хочешь, – рассеянно ответила я и, наклонившись над перилами, заглянула вверх сквозь лестничный пролёт. Я увидела недалёкий потолок третьего этажа. Потом заглянула вниз и увидела тёмный и сырой подвал, в котором тихо пищали и скреблись котята.
– Нет-нет, что ты! Это как-то не прилично, – отказался Каспер.
– Как хочешь, Кас. Если у тебя дома не бегают тараканы и не летает облаками моль, то я не умру от брезгливости – честное слово! – и я приложила руку к сердцу. Каспер хотел было что-то ответить, но почему-то сдержался. – Я правильно поняла, нам на третий?
– На третий. Вон моя квартира, сорок четвёртая.
Мы добрались до третьего этажа, где была лестница на крышу и всего три квартиры: сорок третья – дверь слева, сорок пятая – дверь справа, а Касова сорок четвёртая – прямо. Дверь была простой: на её внешней поверхности гвоздями был прибит какой-то странный материал, похожий на кожзаменитель, и прямо на нём белым маркером было написано число «44». Кас отпер ключом дверь и, виновато глянув мне в лицо, шагнул в квартиру.
– Проходи, – шепнул он. Когда я зашла, он громко окликнул. – Пап, ты дома?!
Ответом ему был густой, раскатистый храп отца. Мы с Каспером стояли в узком, тёмном, словно пещерном коридоре, из каждого угла которого пахло пылью. Это было неспроста: во-первых, по всему коридору было навалено старого хлама от лыж до плюшевых стульев и кресел, которые являлись жуткими пылесборниками; а во-вторых, тут никто не проводил генеральную уборку несколько лет. Скорее всего, её делали последний раз, когда мама Каса была жива... Каспер торопливо перешагнул валявшийся кверху ножками табурет и прошёл по коридору прямо в обуви.
– Ты пить хочешь? – шепнул он.
– Да, хорошо бы воды... Мне снимать ботинки?
– Не надо, все носки запачкаешь, – и он заглянул в широкую гостиную, где спал в кресле его отец. Я не удержалась и тоже оглядела ту комнату. Та же пылища, то же запустение и такие же, как в коридоре, отходившие от стен обои. Посреди гостиной стояло старое кресло с ободранной спинкой, на котором мешком развалился папа Каспера. Если описывать его внешность кратко, то он был похож на Копатыча в страшном запое. Ну или на какого-нибудь персонажа мультфильмов Тима Бёртона: бледно-серая кожа, красный нос-картофелина, под глазами жуткие мешки от хронического недосыпа, пивной гладкий живот торчал над подлокотниками. Майка-алкоголичка, залысина и трико в катышках. Очень карикатурно выглядел этот мужчина. Смотришь на него и не веришь, что он настоящий. Это же типичный алкоголик из какого-нибудь газетного анекдота! Только там они смешные, а вот в жизни видеть таких людей очень грустно... По телевизору, который стоял на тумбочке перед креслом, монотонно говорили об очередных военных действиях в Чечне.
Мы с Каспером наконец-то отвлеклись от созерцания гостиной и ушли на кухню. Она была такая же запылённая и заброшенная. В ней была только пара чистых островков: стулья и кусочки стола перед ними, на которые ставили тарелки и чашки. Из окна виднелся коридор улицы и соседний трёхэтажный дом. На балконе напротив кухни Каспера задумчиво курил какой-то бородач, а у соседнего подъезда отрывались и орали недавно-пришедшие молодые люди в бунтарской одежде. Их голоса были слышны даже через закрытые наглухо окна:
«Моя молодость пахнет первой росой,
Со вкусом портвейна и горькой травы.
У неё ирокез, банка с лаком и нож,
Никогда денег нет и нет головы...»</p>
– Весёлые у тебя соседи, – ухмыльнулась я, глядя в окно на шумных панков. Хоть они и выглядят как экспонаты Кунсткамеры, но всё же что-то есть в этих бритых головах, пирсинге и косухах. Какая-то своя романтика у этих людей... Кас тем временем булькал графином и наливал мне в чашку воду.
– Да, весёлые. Только они настроение и поднимают... У них там иногда целые концерты бывают. Прямо на скамейках садятся и бренчат на гитарах. Многие вредные старухи недовольны и даже временами брызгают в них из окна святой водой, – и Кас улыбнулся уголком губ. – А мне хорошо. Они на самом деле те ещё философы... Весёлые философы – это редкость...
Да уж, и Каспер явно не из их числа. Хотя, с чего бы ему веселиться в этом заброшенном месте? Пока я пила холодную воду, мой взгляд гулял по стенам и полкам, на которых висело и стояло великое множество фотографий в рамках. Некоторые из них вызывали уныние даже у меня, например та счастливая фотография, где стояли в пляжной одежде улыбающийся полноватый, но не толстый, отец, черноволосая красавица мама и худой загорелый мальчишка с волейбольные мячом. «Онежское озеро, лето 2002г.» – гласила прифотошопленная подпись. И другая фотография тоже была не лучше: на ней были только Каспер с мамой: до ужаса похожие, милые и с разрисованными гримом лицами. Перед ними стоял торт с десятью свечками. Наверное, у Каса был день рождения... Остальные фотографии были без мамы Каспера, поэтому на них смотреть было не так тоскливо. Вон он сидел за партой, совсем маленький и пухлый, с букетом, в белой рубашке под пиджаком. А вот общая фотография его класса, такая же старая, с надписью, сделанной безвкусным золотым шрифтом, какой можно встретить только в школьных альбомах:
«1 ”А” класс Общеобразовательной Школы №2. 1996-1997 учебный год».</p>
О, а вот и Каспер в первом ряду, сидит на стульчике! Какой милый! Да кто, собственно, не был милым в первом классе?.. Последняя фотография, которую я решила рассмотреть, меня зацепила. На ней был кто-то знакомый помимо Каса... Даже несколько знакомых... Ёлки-палки, это Гриф, Енот и Джо! Ну точно они, только мелкие, лет на пять-шесть младше! Судя по декорациям и ёлке на фоне, у них был Новый Год. Мальчишки сидели за столом, а фотографировал их кто-то из стоящих рядом со столом, сверху вниз. Видимо, фотография была сделана на дешёвую «мыльницу», так как у каждого из них были смазанные и красные зрачки, как у вампиров. Сам Каспер получился неудачно: он не смотрел в камеру и азартно жевал бутерброд. На голове у него был смешной ободок с заячьими ушами. Енота, у которого на шее была намотана блестящая мишура, что-то настолько рассмешило, что он смеялся во весь голос, запрокинув голову и зажмурив глаза. Гриф там тоже был – почти такой же, как сейчас, только меньше, с распущенными волосами и почему-то с красной ссадиной на брови. На голове у него был милый конусный колпачок, и, судя по его недоумевающим глазам, камеру он успел заметить в последний момент. Лучше всех однозначно получился Джокер: этот рыжий сорванец сидел посередине, поэтому был в центре кадра, и специально позировал для фото. На голове у него была бумажная корона, а в руке он поднимал стакан с соком, словно хотел сказать тост. По его хитрому выражению лица можно было заподозрить, что у него там был вовсе не сок, а кое-что покрепче. Я невольно улыбалась, глядя на это фото, и краем глаза заметила, что Каспер делает тоже самое.
– Это у Джо дома. Мы тогда первый год дружили, но праздновали у них, так как наши родители с детства знакомы. Эх, было время... С тех пор меня просто тошнит от Дискотеки Аварии! – усмехнулся он с ностальгией в голосе. Я хитро покосилась на него глазом и назло запела:
– «Но-вый год к нам мчится! Ско-ро...»
– Только не это, перестань! – Каспер засмеялся и по-дружески меня пихнул. Какое-то время мы весело сражались на ложках и бегали друг от друга по кухне: я, распевая дурацкую новогоднюю песню, а Кас – пытаясь меня заткнуть. Когда мы слишком уж расшумелись и два раза чуть не уронили стулья и стол, папа Каспера перестал храпеть и заворочался в кресле.
– Ты дома что ли, сын? – негромко прогнусавил он из гостиной. Мы тут же успокоились. Я затаила дыхание.
– Да, пап! Я ненадолго заскочил! – ответил он.
– С кем-то?
– Ага!
– ... Ладно, не шумите только сильно, – и папа Каспера уселся в кресле поудобнее и через минуту уже спал. Мы с Касом на цыпочках перешли к нему в комнату, и он тут же кинулся к копилке, чтобы наковырять оттуда денег. Я тем временем созерцала многочисленные плакаты рок-групп у него на стенах и фото неизвестных мне людей готической внешности. Цепи, кресты, чёрный цвет, подводка...
– Да уж... И как тебе только кошмары не снятся с такими товарищами, глядящими на тебя со стен?
– Откуда ты знаешь, что они мне не снятся? – усмехнулся Кас, параллельно считая у себя в ладони деньги.
– Ох, а это что ещё за страхолюдина у тебя на полке сидит? – шарахнулась я, увидев на одной из полок жуткую куклу-вуду из грубой серой ткани и с пуговичными чёрными глазами, которые, казалось, глядели мне прямо в душу. – Сам сшил?
– Не, мне её однажды какая-то цыганская бабка на рынке втюхала... – рассеянно ответил он. – Сам уже не помню, зачем я её купил...
– Я бы таких кукол у незнакомых бабок не покупала... Тем более у цыганок... – сказала я, сглотнув ком в горле, и решила, что лучше уж разглядывать страшные плакаты, чем то маленькое чудовище, набитое гречневой крупой.
– И всё-таки, даже у меня в комнате нет стольких плакатов! А у тебя они уже друг на друга наклеены, ишь ты!.. – вдруг, завидев один из плакатов, я отвлеклась от куклы и искренне захохотала. – Боже, это что за бабка-Ёжка?!
Кас, перестав звенеть деньгами, обернулся на меня через плечо.
– Сама ты бабка-Ёжка! – ответил он в шутливо-обиженном тоне. – Ты что, «Твистед Систер» не знаешь?
– Э-э-э, нет. Я зарубежную музыку не очень-то слушаю. Только Аврил Лавине, и то изредка.
– У-у-у, – разочарованно протянул Каспер.
– Что «у-у-у»? Каждый имеет право на свой вкус! У тебя его тоже можно странным назвать, – и я ещё раз махнула рукой на солиста той группы. Теперь засмеялся Каспер, но смех этот был настолько снисходительным, что я не вытерпела и кинула в Каса подушкой.
– Осторожно! Чуть в скрипку не прилетело! – испугался он, вовремя поймав подушку. Я и правда чуть было не попала в грушевидный чёрный чехол, в котором был спрятан музыкальный инструмент.
– Прости, прости!.. А не хочешь сыграть мне что-нибудь? Ты же хорошо играешь, так?
– Ну, как сказать? – и он почесал свою чёрную голову. – Я уже пару месяцев не тренировался. Я больше не учусь в музыкалке, поэтому играю только когда хочу. А хочу я редко...
– Да не ломайся ты, Боже мой! Я сама ни на чём не умею играть, кроме бубна! Если ты где-то намажешь, я не пойму, поверь! Просто играй! – и я уселась на пуфик, стоявший у его кровати. Каспер понял, что я не встану с этого пуфика, пока он не исполнит что-нибудь на скрипке, поэтому он вздохнул и принялся расстёгивать чехол.
Половинки чехла раскрылись, и Каспер аккуратно вынул из них сверкающую, покрытую лаком скрипку. Изящный, красивый инструмент – мне тут же захотелось его погладить, но я сдержалась. Каспер волновался и неловко вытащил откуда-то длинный смычок. Потом он зачем-то откашлялся, положил скрипку себе на плечо, зажал её подбородком, аккуратно поднёс смычок к струнам и заиграл. Удивительное дело – звук скрипки одновременно был и неприятно-скрипучим, и насыщенно-музыкальным. Но музыкальность, понятное дело, преобладала. Каспер играл медленно, методично, как по учебнику – это было видно невооружённым глазом. Но всё же играл хорошо. Пару раз он останавливался, чтобы заправить волосы за ухо – они сильно ему мешали. В итоге он доиграл свою мелодию, убрал смычок и опустил скрипку. Я, улыбаясь, захлопала.
– Это было красиво, Кас! Молодец!.. Какая-то знакомая мелодия. Возможно, мама мне её на пианино играла...
– Это «Утро», «Пер Гюнт».
– Пер Гюнт... Не слышала такого композитора, – от этих моих слов у Каспера на лице возникло дикое возмущение человека, окончившего музыкальную школу.
– Эх, Лиса, Лиса! Пер Гюнт – не композитор, а сюита. А вот Эдвард Григ – композитор, который эту сюиту написал!
– Да я как будто разбираюсь в этой вашей классической музыке! – моментально покраснела я. – Мне что Григ, что Моцарт... Сыграй лучше что-нибудь, что я знаю... О, о! «Короля и Шута» можешь?! У них же там скрипка! Сыгра-ай!
Каспер озадаченно посмотрел на скрипку, вернул её в исходное положение и, хитро глянув на меня глазом, заиграл припев «Куклы Колдуна». Я даже запищала от того, как это классно звучало. Каспер активно «пилил» струны смычком, то ведя им параллельно скрипке, то наклоняя его вверх и вниз. Хмурил лоб от напряжения и прикусывал губу...
Мне настолько понравилось, как он сыграл эту песню, что нам пришлось задержаться у него в гостях ещё минут на двадцать, чтобы я сняла это произведение искусства на свой телефон. И всё то время, пока мы дурачились, нам в спину из-под потолка смотрели два хитрых пуговичных глаза...