Глава 11: Событие века (1/2)

«Любовь съела тебя. Первое, что она пожирает – мозги, учти»

«Дом, в котором...» М. Петросян</p>

Попрощавшись со всеми по очереди и обнявшись с каждым вторым, я с Грифом вышла в прихожую и принялась одеваться. Дольше, естественно, приходилось одеваться мне, так как Гриф и так уже был в куртке и ботинках – ему оставалось только нацепить на голову чёрную шапку. Пока я прихорашивалась, Гриф тихо говорил с Доминикой, от которой меня уже трясло. Знаю, конечно, что подслушивать чужие разговоры не прилично, но я попыталась вслушаться в то, что они говорят. Разобрала только отрывки фраз: (Ведьма) «... это же значит, вся молодость коту под хвост, а я дорожу свободой, сам знаешь», (Гриф) «Скажи честно, ты боишься?», (Ведьма) «И это тоже», (Гриф) «Слушай, ничего не бойся», (Ведьма) «Да как не бояться, Гриф? Мама такой ор устроит или вообще из дома меня погонит, как позор семьи!», (Гриф) «Тщ-щ... (тут неразборчиво), но мы же будем вдвоём! Я буду помогать тебе всеми силами, клянусь!», (Ведьма) «В твоих силах я не сомневаюсь, но в своих – да. Я ещё совсем глупая и неопытная!», (Гриф) «Ничего ты не глупая... (краем глаза я увидела, как он взял её за руку) Всё будет хорошо. Не надо себя так накручивать... (Ведьма что-то почти беззвучно прошептала и оглянулась на гостиную) Да не будет никто! Тут нет ничего плохого. Наоборот, будет плохо его убивать!», (Ведьма) «Да что ты так громко?! Сейчас девочка услышит!» – на этой фразе я покраснела, как томат, и отвернулась от них, чтобы они меня не заподозрили.

– Ника, не смей, прошу, – тише прежнего прошипел Гриф.

– Хватит тебе...

– Что «хватит»?

– Хватит вести себя так, как будто это только твоя проблема! Теперь уже решать не тебе, а мне!

– Но ты же этого не сделаешь? Ты не можешь.

– Пойми, я хочу жить! Полноценно, а не в свободное время! Представь, как нам легко заживётся без него? Всё будет, как раньше, и никаких лишних забот. Успеем ещё взрослыми побыть... Ну Гри-иф! Ну что ты скис, милый? Иди сюда.

– Не надо... Не трогай меня... Перестань, я говорю! – сердито сказал Гриф. Эта фраза прозвучала уже не шёпотом, а в голос.

– Ну надо же, какой недотрога, – надменно усмехнулась Ведьма. – В таком случае, подожду пока ты остынешь. На улице как раз прохладно.

Они дошептались. Странный это был разговор. Кого ещё они убивать собрались?.. Ведьма с цокотом ушла в гостиную, и её тут же сменил пришедший Джокер. Он встал в дверном проёме, слегка пошатываясь.

– Как-то быстро вечер прошёл, не так ли? – невнятно сказал он и почесал тёмно-рыжую мочалку волос. – Так долго к этому готовился, а вот тебе и раз – и все уже по домам расходятся...

– Не все, а только я, – улыбнулась я ему, поправляя перед зеркалом шапку. – И Гриф ещё вернётся.

– Ага... А скоро и Гриф уйдёт с вечеринки, потому что его ждут дома, и Енот за ним следом увяжется. А Каспер?.. Каспер будет спать в кресле, как обычно. Или на подоконнике, за занавесками... а с рассветом уйдёт в поле. И так до утра все будут уходить, уходить, уходить, и совсем уйдут, все... – глядя себе под ноги и пиная тумбочку носком ботинка, он говорил странно, сумбурно и как-то неожиданно тоскливо. Я заметила, что Гриф тоже пристально смотрит на друга. Джо вскинул лицо: губы улыбались, а глаза блестели от подступивших слёз.

– Замечали, что всегда после очень весёлого вечера на душе становится до слёз тошно? От чего бы это?.. – и он со странным мечтательным выражением лица посмотрел сначала на меня, потом на Грифа и, так и не услышав от нас ответа, махнул рукой. – Ладно, ребята, я пьяный, не обращайте внимания на чушь, что я несу... Там у тебя мама одна, Лиса – давай, беги к ней.

– Да, верно. Не грусти тут, Джо, – и я обняла его, обхватив руками его худую спину.

– Напьюсь ещё сильнее и не буду грустить, – хмыкнул он. – Это веками проверенное средство от грусти.

– А лучше – просто лечь спать, – вздохнул Гриф. – Тебе завтра будет плохо от того, сколько ты выпил.

– Да мне уже плохо, – усмехнулся Джо. – Честно, еле держусь... Ну всё, давайте, топайте.

Он выпроводил нас на крыльцо и долго махал рукой с порога: тёмная высокая фигурка в жёлтом дверном проёме. В окнах дома Джо продолжали бродить и прыгать тени, но уже не так бодро, как вечером. Холод стоял чуть ли не зимний: когда я дышала, из моего рта вылетало серебристое облако выдыхаемого мной воздуха. У Грифа это было точно так же. Он достал из кармана фонарик, включил его и с ободряющей улыбкой сказал бархатистым голосом:

– Ну, в путь, – мы пошли. – Жалко, что темно, а то я мог бы рассказать тебе про здешние места.

– Ничего, мне уже мелкие всё, что можно и нельзя, поведали.

– Так ты с ними уже была у нас? Странно, что я вас не видел.

– Ты увидел нас потом, на лесной дороге, когда был шторм, – хихикнула я.

– Ах, вот оно что, – Гриф улыбнулся. В каком-то из кустов что-то резко ширкнуло и хрустнуло ветками. Я сильно дёрнулась и спряталась за Грифа. Он же только с лёгкой усмешкой посмотрел на меня.

– Это была чья-то кошка. Или, на худой конец, крыса. Не бойся.

– А я и не боюсь, – севшим голосом ответила я.

– Точно? А мне так показалось, что тебе стало страшно.

– Это я от неожиданности. А на деле, мне рядом с тобой почему-то совершенно не страшно. Сама не понимаю почему.

– А я понимаю. Это потому, что лес для меня – родное место. Я не боюсь его, каким бы он ни был: дневным или ночным.

– Тебе очень повезло, – и я чуть запрокинула голову, чтобы увидеть его странное своей зрелостью лицо. У Енота и Джо, которые приходятся ему ровесниками, лица и то не такие взрослые. Даже у мудрого и мрачного Каспера оно не такое... – Я всегда мечтала также ориентироваться в лесу. Но, к несчастью, я выросла в городе... – под нашими ногами хрустел песок. Этот звук был единственным раздававшимся на улице, и это меня немного напрягало. Нужно неприрывно говорить, чтобы не было неуютно. – Слу-ушай, я тут с Каспером пообщалась...

– И как он тебе?

– Интересный, но не простой.

– Ох, это метко подмечено: не простой, – усмехнулся парень.

– И... Мне кажется, я за нашу беседу успела целых два раза его обидеть, – Гриф глянул на меня и вопросительно изогнул светлую бровь. – Я ляпнула что-то не то...

– А что именно, если не секрет? – он чуть-чуть замедлил шаг.

– Я при нём сравнила Джокера с Гермесом, мол он шустрый, одна нога здесь, другая там, – и я пристально вгляделась в мимику Грифа. Она у него почти не изменилась. И губы, и брови остались теми же, но глаза. В них что-то промелькнуло, что-то грустное. – Почему Гермес его расстроил?

– Эх-х, – Гриф выдохнул облако пара и остановился, оглянувшись на дом Джо, который был уже достаточно далеко. Кожаная куртка Грифа блестела осевшим на неё туманом, словно чешуя чёрного крокодила. – Понимаешь, Лиса... – он словно набирался духа, чтобы сказать мне это. – Думаю, нет смысла от тебя это утаивать. Гермес – это тоже кличка. Она принадлежала одному нашему товарищу, однокласснику и лучшему другу Каса... – он замолк.

– А что с ним теперь? – тихо спросила я, примерно зная, что я услышу в ответ.

– Скорее всего, он погиб, – голос Грифа слегка дрогнул на этой фразе. – Мы потеряли его, пока... играли в лесу. Искали несколько дней, даже со спасателями, но не нашли от него и следа...

– Боже мой... Я вам соболезную, – как можно искренне сказала я. Это была не формальная фраза, мне по настоящему стало жалко ребят, и особенно Каса. Потерять таким жутким образом лучшего друга!

– Угу, – промычал Гриф и прикусил губу. – Н-да, аж курить захотелось от этих воспоминаний...

– А тебе разве можно курить с...? – я не договорила вопрос и замолкла. Гриф смотрел мне в глаза пару секунд и вдруг додумал за меня мой вопрос.

– Тебе уже рассказали про мой диагноз, так? – я смущённо кивнула. Мы медленно пошли вперёд. – Н-да, наши местные девушки такие сплетницы! – и он добродушно усмехнулся. – Ну, всё верно: у меня глаукома с незапамятных времён. Глаза постепенно перестают видеть, – и он цыкнул языком о зубы со значением «тут ничего не поделаешь».

– Это же очень страшно! – мы с Грифом сами не заметили, как вошли в лес и побрели по тёмной лесной дороге. Где-то справа во тьме шумело озеро, слева же шуршал лес, иногда задевая нас кончиками своих веток. – Как ты с этим живёшь?

– Да привык как-то.

– И не боишься, что ты можешь совсем потерять зрение?

– Ну... Боюсь, вообще-то, – признался он, и его голос стал глуше. По его движениям было видно, что он порывался вытащить из кармана сигареты, но из уважения ко мне каждый раз сдерживался. – Я слишком люблю смотреть на этот мир и просто не могу представить свою жизнь без зрения... Ладно если бы я родился слепым, но иметь зрение, а потом потерять его – намного хуже, поверь...

– Я верю... И всё-таки я плохо понимаю проявление твоей болезни. Как ты видишь мир сейчас?

Гриф опять остановился и встал передо мной.

– Вот выставь палец перед моим лицом, – я послушалась и выставила указательный палец в нескольких сантиметрах от его носа. – А теперь отведи руку примерно к моему уху, – я, помешкав, сделала то, что он просил. Гриф вздохнул и ответил. – Так вот, теперь я не вижу твой палец.

– Как? – я попыталась сделать то же самое с собой. Крутила пальцем вокруг своего лица, но всегда видела его боковым зрением.

– Я вижу его, только если смотрю прямо на него. Если ты отведёшь его куда-то, то он перестанет быть видимым для меня. Теперь понимаешь?.. – и он, не глядя на меня, продолжил. – Я постоянно смотрю на всё вокруг, словно сквозь подзорную трубу. И самое обидное, что я это никогда не вылечу. Таблетками и процедурами я могу только поддерживать эту болезнь в том же состоянии, а стоит мне чуть-чуть забросить лечение, сдаться, как подзорная труба сожмётся до узкой трубочки, а темнота сократит поле зрения до видимого жалкого пятнышка... И это... очень страшно... – у Грифа в течение этой речи всё сильнее блестели глаза. Это явно была его больная тема. Хоть он и сдержанный и скрытный в обычное время, но тут желание выговориться и поделиться чувствами взяло верх над самообладанием Грифа. Мне стало так его жалко, что я сама чуть не заплакала. Мне даже захотелось сейчас же обнять его, но Гриф опомнился и взял себя в руки. Его глаза тут же высохли, и мои следом. – Так что береги свои глаза, ладно? Уж послушай бывалого в этой области человека. Пойдём дальше?

Мы пошли и по началу снова молча. Однако Грифа не назовёшь разговорчивым. А вот у меня потребность болтать – буквально жизненно-важная.

– ... А ещё мне Каспер рассказал, что боится твоего отца, – возобновила я разговор, вприпрыжку шагая вслед за Грифом. Нигде я не ощущала себя такой хрупкой и маленькой, как рядом с этим парнем в кожаной куртке и со светлым хвостиком под шапкой. Последний раз я испытывала это чувство, когда в детстве каталась у папы на шее – чувство счастья, беззаботности и безопасности.

– Да я смотрю, вы хорошо перемыли мне кости вместе с Касом! – весело хохотнул он. Я густо покраснела и почувствовала, как мои щёки, уши и нос полыхают.

– Ну, да-а-а, – я убрала прядь волос за ухо и не знала, куда деваться от смущения, – но мы не только тебя обсуждали, это было так, между делом... – мне стало ещё стыднее из-за моих неловких оправдываний. Гриф это интуитивно почувствовал и перехватил эстафету нашего диалога.

– Да, многие боятся моего папу. Это не без оснований, – он стал серьёзнее. – Он суровый человек, требовательный и хочет, чтобы всегда всё было идеально. Перфекционист, понимаешь? И из-за этого он часто разочарован в нас – во мне, в маме, в моей младшей сестре. Мы все не соответствуем его ожиданиям, и поэтому он часто на нас ругается.

– Не бьёт хоть?

– Ну, как сказать... Только меня, и то это было раньше... Теперь же наши с ним ссоры превращаются во взаимную драку, – и он, словно доверяя мне секрет, украдкой показал свой кулак со сбитыми костяшками. Да ну? Неужели это он с папой так подрался?! – Вижу, ты в шоке?

– Есть немного... У нас в семье нет такого. У нас всё мирно.

– Это потому, что ты дочь, а не сын.

– Или из-за того, что мы городские, – мрачно усмехнулась я. – Цивилизованные, циничные, правильные, реалисты...

– Ну-ну, – не согласился он. – Не торопись ругать эти качества – они вполне себе полезные по жизни. Да и вообще, если бы в городе было настолько скучно жить, никто бы так активно не переезжал туда из нашей деревни. Ты, конечно, говоришь, что завидуешь нам, но и многие здешние хотели бы быть на твоём месте.

– Как по мне, они просто не понимают своего счастья. Хотя, каждому своё...

К моему огорчению, я заметила, что лес кончается. На душе стало грустнее. Теперь я лучше понимала ту пьяную исповедь Джо: когда веселье кончается, на душе всегда всплывает осадок. О чём же ещё я хочу успеть поговорить с Грифом? А не надоела ли я ему своими расспросами?.. Да в любом случае, лучше говорить друг с другом, чем идти молча, словно я у него под конвоем

– А где ты научился так играть на гитаре? Ни один из моих знакомых так потрясающе не играет! Ты сегодня просто переплюнул их всех!

– О, спасибо! – и он мило смутился, нагнув голову к плечу. Этот жест было непривычно, но забавно видеть у Грифа, и я улыбнулась чуть ли не до ушей. – На самом деле всё просто: я всего лишь усердно занимался в музыкальной школе. Собственно, в нашей деревне это не редкость – от скуки у нас каждый второй посещал по пять кружков после уроков. А что иначе делать, верно?.. Джо шахматами занимался и авиастроением – знаешь, делал механические самолёты и вертолёты, а один даже на пульте управления собрал. Енот у нас, как ты уже видела, танцор, плюс он ещё посещал кружки по испанскому и итальянскому языкам. Он – наш местный полиглот, – я улыбнулась. – Я, как уже сказал – гитарист, а Каспер тоже в музыкалке учился, но по классу скрипки.

– Ну даёт!

– Ага. Его мама туда отдала, так как была учительницей музыки... – он задумался и стал говорить другим тоном, значение которого я поняла не сразу. – Вообще, она была хорошим человеком и умудрялась нравиться всем без исключения. Никогда не понимал, как ей это удавалось. Для этого нужен талант общения с людьми, и у неё он однозначно был...

Меня вдруг бросило в холодный пот и я встала столбом посреди дороги. Я вспомнила наш с Касом разговор на кухне и то, как он ответил на мой вопрос про маму. Мол, ей уже всё равно, где он шляется... И тут ещё Гриф говорит про неё в прошедшем времени...

– В каком смысле «она была»? – спросила я глухо. Гриф снова поколебался.

– Она... умерла два года назад, от онкологии. Не весёлый тогда вышел год. Слишком много было смертей повсюду... – всё же ответил Гриф с тоской в голосе. Я снова почувствовала, что краснею, но уже от стыда не перед Грифом, а перед Каспером. Как же я так лоханулась? Зачем спросила у него про маму? И как я тогда не поняла, что с ней что-то произошло? Что ж я за деревянное такое существо?.. – Лиса, что случилось?

– Я у Каспера спросила про маму, думая, что она его ждёт дома! – с досадой сказала я и схватилась за шапку. – А он не объяснил мне, что её уже нет, а сказал, что ей всё равно, где он есть, – лицо Грифа скривилось. – Ч-чёрт, как это плохо получилось! – и я, злясь на себя, хлопнула себя руками по ногам. – Я дура, Гриф...

– Ты не знала.

– Но могла бы догадаться...

– Как бы ты догадалась?

– Да хоть по его чуть ли не плачущему лицу, как у Пьеро!

– Забавно, – мрачно улыбнулся Гриф, – ты не первая его сравниваешь с Пьеро. Хотя, наверное, это очевидная ассоциация... – он помолчал и продолжил. – На самом деле, он хорошо умеет скрывать эмоции. Даже я – его друг детства – не всегда понимаю, что у него в голове. А ты уж тем более не обязана, – и он ласково положил мне на плечо руку. Часть стыда вылетела из моей головы, словно её ветром сдуло. Теперь освободившийся кусочек моего мозга полностью переключился на руку, лежавшую на моём плече. Я стояла, замерев, словно боясь спугнуть Грифа, и продолжала смотреть себе под ноги. Он-то думал, что я до сих пор терзаюсь муками совести, но на деле в моей голове было только «Рукааа! Рукааа!» – и больше ничего. Это опять же к разговору о моих глубоких мыслях.

– Не переживай так сильно, хорошо? – утешил меня Гриф.

– Да я и не...

Тут где-то рядом с нами оглушительно залаял цепной пёс. Я взвизгнула, как резаная, и впилась пальцами в холодную куртку Грифа. Он в свою очередь выпрыгнул вперёд меня и заслонил от невидимой собаки, расставив руки в стороны. Через пару секунд мы оба увидели, что стоим возле участка Ильи и его папы, а залаял на нас их пёс Атос. Его крупная, мускулистая морда торчала из будки и продолжала лаять. Гриф шумно выдохнул, а я потихоньку расцепила пальцы и отпустила его.

– Это Атос, слава богу. Атос! – Гриф тихонько засвистел. Сенбернар замолк и навострил уши. – Тося, иди сюда, иди. Помнишь меня, а? – Гриф присел на корточки и просунул длиннопалую руку сквозь щель забора. Пёс вылез из будки и, видимо, узнав Грифа, поплёлся к нему, интенсивно виляя хвостом. Уши были прижаты к голове, а язык свисал и дёргался от дыхания. Мохнатый Атос обнюхал руку Грифа и ещё радостнее замахал хвостом, а Гриф потрепал его по голове.

– Откуда ты знаешь Атоса? – спросила я и тоже присела у забора. Атос и меня обнюхал, ткнув пару раз мою ладонь холодным носом.

– Он щенок нашей старой собаки Берты. Мы так давно подарили его семье Ильи, что сам Илья тогда был годовалым ребёнком. Да, старичок? – опять обратился Гриф к псу. – Ты помнишь, как жил у нас? Помнишь? А Берту помнишь? Ай, ничего ты не помнишь, дурик.

– Я тоже хочу собаку... – вздохнула я. – Но у нас попугай, так что её заводить опасно. Она же всё-таки хищная, ещё сожрёт нашего Гиви...

– Гиви – прикольное имя! – улыбнулся мне Гриф. – Грузинское?

– В точку. Мы его в честь папиного товарища назвали. Тоже Гиви... – я пару секунд смотрела в траву, размышляя. Гриф ждал, пока я выговорюсь. – Знаешь, я, наверное, тебе уже надоела своими расспросами...

– Спрашивай, что угодно! – разрешил он. – У меня язык не отвалится ответить.

– Даже если вопрос будет про Доминику? – прищурилась я. Гриф сделался настороженным. Пёс, словно из вежливости, отошёл от нас, позволяя поговорить наедине друг с другом.