Часть 14 «Вселенная» (1/2)
Можно подумать, что Нил бросил пить после произошедшего. Чепуха! Выучил один урок — никому не надо знать, где и с кем он. Пусть хоть мир рухнет, но чтоб Сема вновь застал его в столь отвратительном положении… Никогда больше. С того дня ощущал себя дома, как в гостях. Долго еще Гале припоминал, мол, нельзя было так себя вести, но та, абсолютно не согласная с его политикой, возражала. Обоим было чеканно ясно, что к общему мнению не придут. Это был спор ради спора. Каждый, видно, развлекается как может. Но обидеть нравоучениями, все же, Собакин очень боялся. Благодарен всяко, что тот день провела с мальчиком. Уж лучше так, чем никак.
И все же, очень рад был присутствию Гали. Отношение было к ней, как к какой-то дальней родственнице. Завидовал молодости, беспечности. Нет на плечах детей, приятелей… Да и жизнь, впрочем-то, еще вся впереди. Ему боле этим не насладиться. К прочему, из мыслей все не мог выбросить ее дурного прошлого, так же, как и она его. Все гадкое в мысли лезло, как затмением на добрые поступки. В самом деле, многое рассказывала, чего он не знал. Было даже поразительно, почему столь, казалось бы, грамотный человек вовсе ранее себя продавал. Вопрос сей, все же, задать не осмеливался. Одно было понятно — на то, вероятно, были весомые причины. Уж больно умна, да хороша, чтоб по-глупости таким заниматься. Жалко становится. Надо радоваться, что сейчас проблем нет. На какие средства она живет, так же неизвестно. Печально, правда, было, когда девушка не могла так же нырять в различное увеселение.
Нравилось, очень нравилось, ему угощать Галю спиртным. Все хотелось воссоздать минувший вечер, когда Шофранка была еще в мечтах, а не в соседней комнате. Только Галина, как прежде, уж не бросалась к хмелю. Но, однако, и не отказывалась. Пила, но соблюдая свои правила. Очевидно, ситуация, как на улице зимой очутилась, повлияла на нее. Давно сказанное слово оказалось законом. Мало того, что с работой завязала, так, конечно, задумалась о прочих причинах. Нисколько не стала праведницей, двигал ей лишь страх. Пусть и считала Собакина приятелем, но он, все же, мало отличался от обидевших некогда клиентов. Ему не доверяла уже по факту лишь того, что являлся мужчиной, а не женщиной. Сам тот, очевидно, об этом не догадывался. Настолько сильно сконцентрировавшись на себе, сложно заметить детали чужих чувств. Боле того, в опьянении искать чужого опьянения… Даже звучит глупо.
А как был в сознании, все ходил за ней, боле чутко, чем за ребенком. Мало кто замечал этот жест, да и что означал — Нил сам не понимал. Хвалил за любое достижение, много интересовался рассказами подруги. А уж пить с ней чай в обед — блаженство. Временами, правда, казалось что его приручают к себе, как дикое животное. Хотелось, тем не менее, думать, что это лишь светлая часть дружбы. Почему же нет? По сей день не ясно Собакину было, что такое близкие отношения. Полагал, это понятие, кое существует только в книжках.
Но, все же, стоит признать, что она и была единственной искренней приятельницей. Круг общения стал минимальным, и посему, звал он Галю всюду, куда только можно: от парка, до театра. Даже желание избежать осуждения за общение с проституткой сошло на нет. Другим не должно быть разницы. Хотя всем понятно было, думалось Нилу, что нелестные речи о том ведут за спиной. Давно чувствовал себя врагом народа, и менять, в прочем, ничего не хотел. Возможно и не мог. Кому известно?
На днях было неимоверное желание побывать вновь в театре Цыганской песни. Поглядеть бы, какие люди там, да и в целом что из себя представляет ныне здание. Уж даже было не страшно, если узнает кто. Кажется, ситуация с Бухариным не на шутку закалила его. Посему, позвал в компанию Галину. Они поглядели на «Кармен». Собакин, конечно, был не в восторге от артистов. Ничего удивительного. Редко кто-то может ему угодить. Зато, очень сердечно воспринял этот выход в свет. Не думал почему. Вероятно, при столь тяжких днях приятно радоваться мелочам. Пусть и не для всех это мелочи.
Затем, после культурного мероприятия, они зашли в кабаре. Фляжник продолжал избегать того, кому должен не малых сумм, но по той же причине не гнал с заведения. Пообещал, мол, как будут деньги спор окончится. Судя по многому, Нил был не достаточно умен, дабы понять, что за махинация с ним произошла. Стоило больше бороться за свои права, не быть столь доверчивым. Он продолжал, с полной уверенностью, ждать денег за выступление в Большом театре, не покидая привычных стен.
Гостей стало побольше, однако доход увеличился лишь на каплю, поскольку тратиться на развлечения стали не многие. Люди, бывало, приходили лишь поглазеть, заказав стакан воды. А как таких погонишь? Посетители, как-никак! Но тех не особо жаловали. Как и, конечно, второго совладельца с его подругой. Пил он, скажем, больше чем должен был. Вышел бы уж в долг и в минус, если б не фляжник с его хвостами. Может, спиртом и вернул? Такое сложно рассчитать.
Возвратившись за полночь домой, Собакин вновь был в тяжелом хмельном состоянии. Снова угощал спутницу, в надежде привести в такое же состояние. Она не высказывала четкого «нет», как и прежде. Выпили, обсудили ощущения от увиденного, да спать собирались лечь. В самом деле, в хаотичном порядке далее происходили действия. Все случилось так, как было в Городках. Различие было лишь в одном — местами поменялись. В тот раз нетрезва была Галя, а на сей раз — Нил. Соответственно, инициатором далее была тоже не она.
Утром Собакин спал, домочадцам думалось, снова проваляется до ночи. Шофранка, давно привыкшая к тому, уже сидела на кухне. Ей было хорошо понятно, если готовить не станет — Сема останется голодным.Что ни говори, а людское на месте. Даже чужого, равно оставлять на произвол судьбы не хотелось. Он где-то там уже пробудился, да развлекает чем-то себя. В самом деле, девушке Семен, невесть почему, напоминал навозного жука. Иногда думалось, с такими соседствующими стоит его пристроить пока не стало поздно. Если сейчас спохватиться, вероятно, отца своего даже не вспомнит. Только вот, сам родственник от сего, конечно, будет не в восторге. Нужно откинуть такие мысли, не строить из себя Робин Гуда. Маловероятно, что сможет помочь.
Шофранка мгновенно подумала о другом, сменив тему. Ее очень кололо присутствие Галины дома, ощущалось, что вот-вот окажется на улице. От без того маленьких сумм отщипывала по рублю, двум, да откладывала. Пусть с таким мало куда пойдешь, да она почему-то надеялась, что если копить — все будет. Не хотелось думать, что для того нужно уж очень много времени. Вдруг найдет где, а может побольше подзаработает. Свои же деньги, без обсуждений, как ранее упоминалось, почему-то общие. Вероятно, в этом и есть кой какая логика. Вполне честно, учитывая остальные преимущества. Однако самой даме так не казалось. Думалось ей, это несправедливо. Одни развлекаются, а у второй вовсе ничего нет.
Кипела каша, кою никто в квартире их недолюбливал. От чего-то все предпочитали быть голодными, чем питаться ей. И лишь у самого младшего не было никакого выбора. Девушка следила за тем, чтоб она не «убежала», была более сладкой на вкус, параллельно отмывая посуду. Занятие то ей совсем не нравилось. Боле того, все ждала криков с других комнат — ребенок проголодается сильнее. Да и не очень жалует такие завтраки, посему слез не избежать. Было б хоть одно утро добрым! Печально вздохнула. Где-то слева послышался шорох. Даже так, заморить червячка, нечего дать Семе. Уж начала что-то говорить, не поворачиваясь к проходу. Просила подождать, вновь помешивая ложкой в маленькой кастрюльке. Жаль, от того быстрее ничего не готовится! Однако, это оказался не Сема.
— Доброе утро, — послышалось ласковое. Галя говорила это через зевоту, и, судя по всему, с таким же желанием перекусить. Иначе для чего им пересекаться на кухне? Дамы все никак не могли найти общий язык. Вроде говорят на одном, а вроде как иностранцы. И понять, что за барьер между ними совсем не получается. Ну, друг друга они не выбирали. Ничего не поделаешь. Тоскливо, наверное, жить с чужаком под одной крышей.
— И тебе доброе утро, — все так же, в отвратительной спешке, занималась готовкой. — Пока ничего, можешь идти еще подремать.
Пройдясь по кухоньке, Галя надеялась найти чего-то более сытного, приятного языку. Заглядывала в шкафичики, внимательно изучала хлебницу. Очевидно, ни на что глаз не пал. Только эта отвратительная крупа с неизвестным названием. Радоваться ей не хотелось, а уж кушать — боле того. Поморщив нос, конечно, чтоб Шофранка этого не заметила, открыла снова хлебницу. Знала, что ничего нового не появится, и мало понимала для чего то делает. Может, что-то упустила? Даже крошки от туда выглядят более съедобно.
— А я дремать не хочу, — и лишь совершив несколько бессмысленных действий, она ответила соседке.
— Как же так? Во сколько вы легли?
— Мы снова на «вы»?
— Нет, я про тебя с Нилом.
— Не знаю, — быстро протараторила, а затем замедлилась. — Я думала, ты спала, когда мы пришли.
— Вовсе нет, — на секунду ее рука остановилась, а взгляд притупился. Выглядело это так, словно Шофранка пыталась изобразить задумчивость. — Немного затянула с чтением ночью, потому все слышала. Решила, правда, никого не тревожить.
— Можно было и поздороваться.
— А толку?
— А впрочем, да. Верный вопрос.
Еще раз оглядев плиту, Галя со всевозможной тоской вздохнула.
— Была бы ты поосторожней с алкоголем, — упуская интерес знакомки к завтраку, упрекнула Шофранка. — Двое зависимых в одной семье — это просто катастрофа. Да и сейчас, чтоб было и двое детей, — она усмехнулась. В самом деле все это звучало как анекдот.
— Зря ты не вышла, поскольку завидев меня, такое постеснялась бы произносить. У меня никаких проблем с этим нет, — говорила она серьезно, пусть и спокойно, но будто вскрикивая на окончаниях. — Да и что за семья, о которой ты говоришь? Кто есть «двое из нее»? Я уж домой скоро возвращусь. А вы тут останетесь. Соответственно, выпивает лишь один человек. Тебе с этим возиться. Не мне, — и пожав плечами, пожелала уйти. Однако было то, что остановило. — А дети тут при чем?
— В хмельном бреду, по неосторожности, такое бывает. Я знаю, точно знаю, что на мне все будет, — громко постучала деревянной ложкой по краю. — И ты же сюда брюхатая прибежишь плакаться. И что потом? Еще ненужные люди в доме. Меня хоть пожалей! — понимала, что зря так рано пыль поднимает, но что-то заставляло негодовать все сильнее. Собеседница же поражалась бестактности и неучтивости.
— Ты что, кретинка? Полагаешь, я вовсе не знаю что делаю? За полоумную меня держишь?
— Как человек старший, предостерегаю. Ты не глупа, так что на подобные действия может двигать только спирт.
— Как не стыдно такие темы поднимать?
— Ну-с, для чего в трезвом уме с Нилом в комнате ночевать?
Всерьез не понимала Галя. И не мудрено, когда Шофранка ходит вокруг, да около. В целом, было понятно о чем она говорит лишь издали.
— Неужто, по твоему, это исход любого ночного общения с ним? Еще чего-то о старших говоришь! — старалась не вспылить.
— Ночное общение — это только исход пьянства. О чем еще речь вести? Пьянство или деньги.
— Я разве не могу сама желать чего-то?
— С ним?
На это Галя отвечать не стала. Она неодобрительно покачала головой, да не старалась что-то доказывать. Есть шанс полагать, что причина в том, что она совсем оробела. Кому понравится, когда в подробности интимного лезут чужие уши. И переместить в более низкое положение Шофранку не могла — настолько стыдно! Сложно понять, кто поступает, все же, неправильно в ситуации. У обоих свое мнение. Правда, мысли одной стараются покрыть мысли второй, а хорошо ли это?
Опершись на ладошку, Галина все ждала когда сможет позавтракать. Пусть и этой дрянной кашей! Мысли ее знакомки же были заняты совсем другими вещами, от волнения стал заметен желвак на лице. Однако о Семе, чудится, та совсем забыла. А ведь всего пару минут назад больно заботилась! Посчитала она, что если сама проблемы не решит чужие — за них никто не возьмётся. И ладно бы Нил, всю жизнь мозги набекрень. Она то чего? Нужно вразумить.
— Ты, явно, шутишь? — вновь влезла. — Я пойму тебя, как человек — человека. Как женщина — женщину.
— Что тут понимать? — ни слова вставить не давала — так уж эмоции внутри бурлили. Поразительно, насколько они были уверенны, что с похмелья Собакин не проснется раньше — говорили в полный голос.
— Не надо тебе этого. Сама посуди, где окажешься, если тут надолго завяжешься. И уж тем более, не надо пускать его в свое сердце. Другие люди девушкам для счастья нужны. А Собакин… Это просто стихийное бедствие! — посмеялась, слегка дернув плечами. Хотелось как-то раззадорить Галю, но привести к нужным размышлениям. — Нужно поступки видеть человеческие, ждать любви и ее доказательств. Зачем же так себя отдавать? — от чего-то захотелось обняться. — Ты молода. Найдешь того, кто на руках будет носить. А сейчас — глядишь слепо.
Девушка покивала, опустив взгляд куда-то вниз, а затем кратко добавила: «я знаю». Такая реакция, очевидно, порадовала Шофранку. Улыбка все оставалась на лице, только ныне более сердечная. Куда-то улетучилось настроение у гостьи, и словно передалось хозяйке. Хотелось добавить что-то про притупливающую сознание юность, физиологию человеческую, да не знала как сформулировать. Суть то была, чтоб начать думать головой, а не мгновенными потребностями. Ну и важнее, очевидно, не влюбляться. Что было в голове у Гали соседке не было известно, посему пробежаться желала по обоим темам. И только лишь планировала вступить, как послышался шум в коридоре. Обе вновь посчитали, что там Сема. В самом деле, обсуждаемая тема никому не была приятна.
За порог ступил Нил, весь помятый. Дамы, конечно, переглянулись. Старшая была несколько испугана, и даже оконфужена. Понятное дело, услышана быть не хотела. Тема, естественно, была временно замята. С ним Шофранка хотела это же обсудить, да только позже. Подобрать нужно момент, чтоб быть услышанной. Такие глупые, но никогда не озвучиваемые правила. Сама того не замечая, девушка под них подстраивалась. Пришлось ко многому приспособиться, чтоб избежать множества скандалов. Как бы ни хотелось, а молчала в присутствии хозяина все чаще. После того, как погостили у Бухарина — боле того.
В самом деле, та ночь меж двумя не обсуждалось. Обоим того совершенно не хотелось. Собакин боялся, что растреплет знакомка того, чего слышать бы не хотелось. Вероятно, девушке день больше запомнился чем ему. А по сему, хотелось просто забыть, да и никогда больше не вспоминать произошедшее. Но, верно, если сам будет о таковом говорить — позорища не избежать. Посему же, вероятно, молчали оба.