Часть 13. «Вчерашнее вино» (1/2)

Событие с выстрелами на улице произвело на Нила неслабое впечатление. Он все думал, когда вновь зазвучат пушки, а домой явится названная группировка. Никогда не знаешь, когда война развернется на родных тебе улицах. Более того, Галя поведала еще более жуткие рассказы, возможно, в какой-то степени, городские легенды. То, говорит, в канавах валяются трупы богатых, пока рабочие вершат названное ими правосудие. В иных историях те забегают домой, помимо краж с убийствами, еще и женщин насилуют. Крайне удивленный Собакин боялся стать следующей жертвой бандитов. Жизнь стала такая — неясно, кто встретит на собственном пороге. Кажется, способен он был пойти на многое — лишь бы не тронули.

Два дня ожидания Нил провел с мурашками по коже. У него не было ни револьвера, ни ружья — защищаться, в случае чего, нечем. Не кулаками ж махать. Надо полагать, даже если б было чего — не нашел в себе силы убивать. Судя по многому, когда он не стал бы даже драться. Что-то, а любви к кулачным боям боле нет! Жутко представить, сколько тогда, в четырнадцатом году, людей погибло на рингах. Когда ранее Собакин делал ставки на одного из бойцов, никогда не задумывался, насколько тому тяжко. Сколько из тех погибли, непосредственно в самом бою — вовсе тьма неизвестная. Да и в сложное время, как-то не до пустых сожалений было.

Соответственно, когда пришлось остаться Гале с ребенком в назначенный день, Нил крепко страшился за обоих. Он попросил не шуметь — вдруг кому помешает? Так же добавил, что Семе, по названной причине, запрещено бегать и прыгать. Тот был не очень послушен, как мы уже смогли убедиться. Ночью — свет включить, чтоб грабители знали, что столкнуться с жильцами, коли хотят совершить набег. Это, вероятнее всего, оттолкнет их. Легче лазать в пустые квартирки. Помимо того, если нужно покидать квартиру — обязательно включить радио, и погромче. Тогда, хочется надеяться, бандиты услышат, что дома люди — перенесут свой заход. Галина пусть и улыбалась, слушая очередное помешательство Собакина, в самом деле тоже волновалась. Приятно, конечно, когда о тебе заботятся. Но, все-таки, лучше пусть сам б-г этим займется. Она не очень понимала, как Шофранка не только в спокойствии проводит время дома, но и отвечает за ребенка.

Пусть и были проблемы крупные, у Нила остались те, кои мало кто мог бы разделить. Собираясь к Бухарину на вечер, он с трудом выбирал себе одежку. Все старое, неприлично унылое. В одном выступал в большом театре, на другом — дыры изнутри, третий — уж каждая мышь видела в кабаре. Все его, как ранее казалось, бесчисленные образы, совсем приелись. Важнее сказать, как он думал, не ему самому, а всем остальным. И, честно сказать, ладно, если б только лишь приелись — потеряли свой вид. Ему казалось, что это просто неприлично, по десять раз выходить в одном наряде, а уж если он побледнел за годы — более того. Уж лучше вовсе не выходить! Хотя… Вновь мысль о бандитах, как крючком, подцеплялась. В таком даже умирать не стоит. Страшное дело, для человека, кому нужно вечно быть в центре внимания. Никто, конечно, не отслеживал градацию того, как меняются тряпицы его, но, все же, подобные мысли занимали не мало места в голове. Денег больше нет. По крайне мере, на себя.

Так, выбрав то, что было приобретено последним, было наиболее классическим, незаметным, Собакин собрался провожать Шофранку. Ее вот, к примеру, совсем не волновало какое платье надевать. Нил видел его, как думалось, сотни тысяч раз. Чем-то даже был схож образ подруги с тем, когда они познакомились — такой же милый, невинный. Хотя воспоминания и вполне теплые, как-то грустно на душе становится. Это же платье, кажется, уж все знакомые смогли на ней выучить. Думается, девушке не желалось кого-то ловить, время бы хорошо провести. Большего не надо.

Светило солнце, хоть и не виднелось из-за туч, создавая тем самым прекрасное настроение. Тогда, почему-то, даже не хотелось бояться, как это происходит обычно. Война, как и прежде, могла в любой момент обрушиться на город, но такая мерзость почему-то не лезла в голову. И хорошо. А Галя была очень, для множества даже слишком, тактильным человеком. Таким образом, вечно прикасаясь к Нилу, словно того не отпуская, и она его радовала. Хотя тот не любил нарушений личного пространства, ей позволял. Почему же? Сам не знал. Однако, эта нежность, которая нужна, так подумать, каждому, была не только приятна. Она вызывала какую то ненужную привязанность, от коей Собакину приходилось сильнее волноваться оставлять подругу в качестве няни. Подумать о ее возвращении в Городке — сущий ад! Даже на один вечер не хотелось отпускать. Вот так действовала ее теплая доброжелательность.

<tab Нил был почему-то уверен, что его пустят, примут с распростертыми объятиями. Если не так, значится, просто не погонят. Хотелось надеяться — не позвали по ошибке. Хотя были меж ними с Бухариным неурядицы, но все это — не причина делать из него отщепенца. Так что, ждал извинений, был готов задать вопросец. Просто не рассматривал иного исхода событий. Сама Шофранка, нанося любимый цвет на губы, хотела того предупредить — больно старается над тем, что может не пригодиться вовсе. Но, зная, чем может закончится такое сообщение — молчала. Не хочется снова крика. Однако, стоя непосредственно у входа, страшилась, что с такой компанией внутрь не пустят. Кто ж любит незваных гостей?

Бухарин, конечно, с порога его не погнал — гости вокруг, плохой тон. Из-за того, сколько Собакин нервничал, швыряя костюмы, их пара несколько припозднилась. Может быть, явись раньше, произнес хозяин бы побольше браных слов. А так, натянув улыбку, пустил в дом. Тоже самое сделали вошедшие. Обоим все интересно — давно у него не были. У Нила и особый интерес, чем же живет жулик.

Ему же, как не крути, печально сталось. Людей много, но почти все незнакомы. Зайдя в людскую, приметил, что окружили одни лишь молодые господа и дамы. Сталось ему втройне удивительно, глядя на тех, кому, чудится, даже восемнадцати не было. О чем юнец может общаться со взрослым мужчиной, пригласившим его? Более того, что их связывает? Какие темы поднимают при разговоре? Может быть, это вовсе его дети? Отнюдь странная компания. Почему-то, вспомнил себя, но не мог найти в тех эпизодах, чтоб вследствие недостаточного жизненного опыта с такими, как Бухарин, квасил. Фляжник появился в его жизни ближе к двадцати трем, и, к тому же, был лишь коллегой. Он насчитал четыре таковых, странных, излишне юных для мира пороков, фигур: две девчонки, и пару мальчишек. И это лишь в одной комнате! В начале вечера! Это опечалило, захотелось промыть ребятам мозги. Ну его-то точно никто слушать не станет. Надо надеяться, что Сема однажды не окажется на месте одного из присутствующих.

Здороваясь с отдыхающими, он так же обращал вид на квартиру. Думалось, она вскоре превратится в царский дворец. Там ничего не было обнесено, вовсе наоборот — множество деталей, подарков, красиво обставленных по совершенным полочкам. Да и сама она была в разы больше той, в кой жил Собакин. Он не хило позавидовал. Можно сказать, по-черному. Как же так? Это совсем не справедливо! Сложно, в общем-то, ответить однозначно, чем занимается фляжник. Только до того, чтоб обсуждать это с кем, не опускался. Тихонько вскипал в сторонке.

Он уж позабыл, какого это, когда за тобой ухаживает прислуга. Казалось, словно Нил ведет себя несколько неестественно. Отчасти, так и было. Руки чесались чего-то прикарманить. Пусть в свет выходил, и выходил много, часто, домой мало кто звал. А коли звал кто, и тот соглашался, то лишь в хмельном бреду. Соответственно, мало чего запоминается. На этой квартире Нил не то чтобы пьяным, вовсе не бывал. Это просто поразительно! Не знал уж больше поражаться, что ему подносят блюда с коктейлями такие девицы, какие работают в лучших местах, или же богатству всего окружающего. Даже в самые лучшие дни у Собакина не было официанток-манекенщиц. От чего-то ему стало жаль, что они трудятся на столь вороватого человека. Разглядывал, кратко говоря, все новые лица. Общаться пока не спешил.

Шофранка же, в свою очередь, быстрее вошла во вкус. Перекинувшись лишь парой слов со своим спутником на вечер, оставила его, да и пошла искать развлечения. Это было правильно. Ради этого они пришли. Прошмыгнув куда-то в толпу, совсем потерялась среди народу. Было настолько шумно, что голос девушки совсем пропал. Люди делились на небольшие кучки, и расходились по разным комнатам. Одни были уже подпитые, другие — усердно старались не потерять сознание. Последние дамы и господа активно закусывали дорогостоящей рыбкой, запивали старым вином. Видно, больно не хотели пьянеть. К ним, конечно же, Собакин с его соседкой не относились. Нечего было терять, подобных вечеров мало.

Пусть дама не была слишком близка к Нилу, он прекрасно запомнил тех, с кем она якшалась. Наблюдал, как обещание дал, что те с ней делают. В самом деле, примечательного не заметил. Ни к кому не лип, лишь сухо отвечал на вопросы знакомцев Бухарина, кои пытались завести диалог. Не очень-то весело среди тех, кого не знаешь, и знать не хочешь. Ну уж сильно не получалось у него влиться в компанию. Даже так, спокойно пить в сторонке ему, к печали огромной, не удалось.

Конечно, после столь ошеломляющего неуспеха, вновь пришлось столкнуться с тем позорным днем. Сколько раз люди будут еще это повторять? Фото с грампластинки было не такого качества, чтоб узнавать его, ну и, соответственно, она сама была не столь популярна. Внешность Нила — самая обыденная, какую можно только представить. Посему, лишь имя было тогда у многих на слуху. Почему-то, вызывал он интерес лишь у той, запримеченной ранее компании, младших по возрасту. Судя по всему, глядели на него, как на человека, который так и кричит о протесте всему миру. С юношеским максимализмом, бывает, хочется равняться на таковых. Выходки же самого исполнителя, как известно, не несли каких-то глубоких размышлений пред действиями. Он делал лишь так, как чувствовал.

По началу, Нил с любопытством отвечал на вопросы, далее — с презрением. Чем дальше общался с ребятами, тем больше, от чего-то, он принимали его за «своего». Замечая это, конечно, негодовал. Хотелось к себе уважения, хотя бы, просто как к старшему. Возможно, многие бы не поняли таковой позиции. Казалось бы, радоваться надо вниманию, но не любил он крепко эту фамильярность. Слушая, как пытаются с ним дети сблизиться, все думал покинуть компанию — примкнуть к кому постарше, иль же в одиночестве продолжить распивать.

В какой-то момент произошло то, что стало для него краем всех концов. В ходе разговора, паренек решил дотронуться до Собакина — постучал, смеясь о чем-то, по плечу. Он не мог что либо сказать, ибо страшился подпортить себе без того плохую репутацию. Учить жизни юнцов так же не спешил — чужое дело. Пить начал больше, быстрее, дабы успокоиться.

— Ну что, — с особым энтузиазмом, улыбаясь во все зубы, вступил паренек. — Пойдемте перекурим, Собачечка?

Нил обозлился, и скрыть то не смог. Нахмурив редкие брови, пытался себя сдержать от бранных выражений. Еще в детстве он понял, что фамилия его — большое проклятье. Ранее сверстники-юноши шутили на псиную тему, но как подрос, никто уж не трогал, стараясь обидеть. Да он и не брал никогда близко к сердцу — слишком глупо, банально, чтоб реагировать. Не от большого ума. Наверное, вскоре люди с такой фамилией вымрут — рано или поздно, кто-нибудь сменит на другую, более подходящую под современные реалии.

— Охламон, — решил, что уж очень не желает дальше общаться в их кругах. Так выражаться, среди тех, в ком гормоны и алкоголь скачут, было несколько опасно. Девчонки переглянулись, да хихикнули, выжидая разборок. Их исполнитель совсем не хотел, ведь они же — дети! В самом деле, не знал, когда стал так относиться к недолеткам.

Понимая, что, все же, нужно к кому-то примкнуть, поспешил покинуть комнату. Парни не нашли чего сказать, и лишь развели руками. Читая газеты, отлично понимали, чем может все закончится. Про себя назвали его игнорантом<span class="footnote" id="fn_32582614_0"></span>, но, честно признаться, ожидали большего. Тогда кто-то добавил «еще не вечер!». Надо отдать должное, пусть ждали невообразимых выходок от Собакина, не выводили его на эмоции. Не было злого умысла в словах юнца. Совсем не было.

Проверив состояние Шофранки, Нил принялся искать себе место, куда можно забиться. Очевидно, в его планах был и разговор с Бухариным. К этому человеку у него имелось столько вопросов, сколько не имелось к кому другому. Денег бы, да разъяснения причин. А по хорошему, простого, но дельного разговора. Быть может, им хоть обсудить произошедшее? Нельзя делать вид, словно ничего не было. Но фляжнику не до того. Где и с кем — неясно. Его, в отличии от спутницы, глазами не искал. Боле того, пока кабаре в общей собственности, им еще придется кой какое время по сотрудничать. Кратко, работать нужно на работе. Всегда придерживаясь этого мнения, все же, Нил по прежнему желал переговорить с хозяином.

Предположив, что, может быть, он в кабинете — заглянул внутрь. Никого. Разбились на группы гости, и комната им та совсем не нужна. В самом деле, когда столько народу, чуть-чуть глупо сидеть в одиночестве. Несложно найти собеседника, если захочется. Нил, наверное, свое прожил, когда лез всеми путями в центр внимания. Были б его друзья, знакомцы, бесспорно, развлекался бы. Ныне же вокруг собраны совершенно неизвестные люди. Вероятно, снова туманные схемы мутит Бухарин. В них лучше никогда и никому не лесть!

Убедившись, что алкоголя достаточно, чтоб провести время без скуки, Собакин зашел в кабинет. Его поразило — он открыт. Спился, да забыл закрыть от чужих глаз, столь интимное место? Вероятней всего. Вокруг ни пылинки, даже тяжелый, очень массивный, стол был прибран. Как же он за ним работает? Не похож на человека, коему нужно место для размышлений. Но, однако, можно предположить, здесь и строит свои козни. Покрытый тайной человек. Особо не хотелось лесть в чужие дела — это совсем не весело. Но, надо полагать, была вероятность найти чего стоящего.

Нила, как человека из мира музыки, увлекло пианино у стены. Все ставят их себе, засидится то мало кто за него! К кому не загляни, у каждого второго имеется. Такой предмет не должен быть интерьером. Не хотелось мелодий, но поглядеть на него было интересно. Рассматривая, заметил — ни крошки, ни пылинки. Кто-то усердно ухаживает за инструментом, но, судя по всему, не играет. Как глупо, и даже несколько иронично. Прозвучало пару нот, но это было абсолютно отвратительно. Вычищать есть кому, настроить — нет! Ну и порядки у людей. Вздохнул. Чем еще себя занять?

— Он же абсолютно расстроен, — послышался хриплый голос позади себя. — Нужен камертон, а вы, представьте себе, его вовсе нет! — Собакин усмехнулся.

— Не бывало такого, чтоб Бухарин добровольно брался за такие вещи, — бросил краткую фразу, не оглядываясь. Ясно, что голос был женский, а дела до его обладательницы не было. Это, в самом деле, довольно грубый тон, при обращении к кому-то — стоять спиной.

— Ну не скажите, — потянула она. — Есть вещи, от которых его с ногами и руками не оттянешь.

— Да, обаче, о том не принято говорить вслух.

Дама посмеялась, но Собакин совсем не шутил.

— Кто бы говорил! — заявила она. Собеседнику захотелось рвать на себе волосы, это втирание очков уж сводит с ума. — Он ведь не мало для вас сделал. Эх, неблагодарные люди пошли!

Показалось, словно все сговорились: от Бухарина с его юнцами и девицами, до неизвестной дамы. Как бы себя не любил, говорить только на одну тему ему серьезно надоело. Был готов признаться во всем, в чем обвинят — лишь бы не трогали! На душе очень тяжко, не спокойно, от вечных упреков. Желалось выворотить грудь на тысячу частей, чтоб наконец избавиться от этого чувства. Спорить же, чего доказывать — совсем неохота. Некому и нечего. Все словно ополчились против! Медленно, но верно, начинал ненавидеть каждого. Что же, по пятам будут преследовать? Кто это вовсе взялся высказывать? Наконец обернулся.

На крупном и тяжелом стуле сидела женщина, на вид лет сорока-сорока пяти. Собственно, этот стул она сама чем-то напоминала. Тем не менее, можно было посчитать, что незнакомка чуть старше названного возраста, но пытается в молодость — поразительный феномен. Лицо было слишком самодовольно, будто ее задачей и было унижение. Кратко говоря, человек совсем чужой. Думалось уж, Бухарин всех подговорил обругать Нила. Разве может быть, что в их окружении столько сплетников? Более того — люди почтенных лет, и те суют нос в эти дела!

— Вы же совсем ничего не знаете, — именно пред такими, как она и хотелось себя отстаивать. Перед такими, абсолютно точно, не глупыми, но серьезно обманутыми. После разговора с гражданами помладше, пред женщиной он почувствовал себя мальчиком. Быть тем, кому нужно оправдываться — не очень приятная позиция. — Чего, его приметесь защищать? Зачем? Кем вы вовсе ему приходитесь?

— А вам какое дело? — окраска речи схожа с его собственной. Только вот, слышать ее из неизвестных уст, не от своих близких, малоприятно. Удивленно оглядел ее еще раз. Выходит, до Нила женщине есть интерес, а ему до нее — быть не может? Где ж хоть кой какая справедливость?

Замолчал, раздумывая, как же, у ей подобных, так безоговорочно получается в чужом белье рыться. А он и слова возразить не может! Так всегда было, но нынешние проблемы с предыдущими совсем не схожи. К примеру, как Шофранка того пыталась пристыдить при знакомстве — нисколько не похоже на статью из газетки. Вспоминая те дни, даже смешно как-то… Такое далекое, такое недавнее, прошлое…

— А вам? — но, к печали, не нашел чего ответить. Поправив неестественно рыжий локон, женщина усмехнулась, да отпила побольше из стаканчика. Реакция заставила Нила смутиться, несколько покраснеть. Понимал, конечно, что мог сказать чего по остроумней. Такие взгляды в свою сторону давненько не видал, редко его несмышленым считали первые встречные.

— Я немало знаю, — стало явно заметно ее неприязненное отношение. — Так что, не пытайтесь врать.

— Мне? Врать вам? Врать? — сильней потянулась антипатия, иронические насмешки вознеслись на ступень выше. — Вам? — молвил, словно заклиненный. — Да я ж вашего имени даже не знаю! Чего я стану вам придумывать, доказывать? Бухарин сам многое насочинял, да излил то, что его не касалось. Уши вянут, когда ворошат мою жизнь. И все бы ничего, пережил, да только толку от его разоблачений? Денег у меня нет, а без обещанной суммы, он и кабаре не увидит. Втолковывать о чем я не стану, коли вам без меня все известно.

— Вполне вразумительно.

— Вот, раз вы защитница, — язык его уже не узлом вился. — Вы мне скажите, почему так поступил? Зачем осквернил?

— Вы тоже его осквернили!

Хотелось добавить «он первый начал!». Незатейливая фраза, но, благо, Собакин остановил себя — успел перефразировать.

— А кто тому виной? Он сам. А мне что теперь? Как ребенка воспитывать, когда каждый второй лает? Как он будет относиться ко мне спустя годы?

От чего-то, мимика собеседницы совершенно не изменилась.

— Я ж попросила… Не надо врать! Я знаю через Бухарина о вас очень многое. Вы даже не представляете какое знаю!

У Нила, что поразительно, никогда не было табу на общение с разными возрастными категориями. Сложно представить, как он понимал фразу «уважай старших». Но и, при том, грубить не хотелось. Со сколькими еще ее подобиями придется столкнуться? Что ж, явственно — не его день. Совсем, чего-то, не везет. Надоело! Пусть не специально, с грохотом закрыл пианино. От внезапности, женщина напротив испугалась. Насмешка словно смылась с лица, сменяясь страхом.

Собакин, конечно, пожелал покинуть ее общество. Ну-с, вероятно, хоть одного найдет, кто будет в здравом уме! Надо надеяться, не всем фляжник мозги промыл. Остались ж в мире иные люди? С таким вниманием не сложно и звезду словить. Только необычную, как у других известных личностей, какую-то черную. Сталось очень волнительно, а от того — неприятно. Но, однако, уже не ждал, что кто-нибудь за него вступится. Как-то горько, да как-то не до обид. В детстве ему говорили, что таким людям нужно промывать язык с мылом.

— Постойте! — хотя не спешил он уходить, женщина его остановила. — Что с вами?

Далеко не отошел — встал, опираясь одной рукой на упомянутый выше стол, второй, соответственно, на трость. Оставаясь в непонятнках, удалось лишь вопросительно оглядеть. Был наготове выслушать очередные гадости, пусть не желалось того. Обозвать бы, да послать — первое, что приходило в голову. И, возможно, лучшее.

— Вы здесь получили травму? — в ответ все молчание. В самом деле, на секунду подумалось, что вопрос риторический. Где же ирония? Сейчас сама все вывалит, вероятно. — Если это так, — от чего то действительно взволновалась. В самом деле, от человека, кой кажется излишне уверенным в себе, такая реакция была поразительной. Нилу стало крайне интересно. — У Бухарина будут немалые проблемы. Вы ж ведь языком хорошо темнить умеете!

Менялись лишь эмоции, рта же Собакин не открывал. С презрением глядел на такую же чванную особу. В какой-то степени, она напоминала его самого. И думалось, чего ж ей ответить, чтоб еще поглубже в землю втоптать? Однако, прежде чем браниться, нужно понять в чем дело. Легко прищурился.

— Не молчите! Умоляю, нам проблем не нужно, — никак не могла угомониться.

— Что вы, к черту, несете? — с издевкой произнес.

— Вы ж не хромали до сего момента?

— Ах, — усмехнулся Нил. — Я хромаю чуть меньше того, сколько Бухарин слепо кутит в кабаре.

— Почему же слепо? С толком, в отличие от вас.

Снова. Хотелось изобразить страдание, да покинуть кабинет. Пусть одна сидит, да спорит с собой! Ну иль, она делает это, лишь потому, что под градусом? Хочется так поругаться — пусть с другими обсуждает, перемывает косточки.

— Разве вы не сказали, минутой ранее, что знаете обо мне многое? — для него не было принципиально бросить последнее слово, однако, сей факт был вполне интересен. — Так я, знаете, уж давно таковой. Не понять мне, к чему такие мелочи, когда сам ваш приятель не многим отличается от меня. В его случае все хуже — надо уж на гроб собирать, а он выбирает какие девчонки будут танцевать канкан. Ну и как о нем вспомнят? А, что самое интересное, кто вспоминать возьмется? — тут же голос дрогнул. — Ну-с, благодаря ему, у нас одинаковая слава.

В самом деле, Собакин совсем не ведал, как заканчивать такие разговоры. Хотелось лишь вскрикнуть «надоело!», и повторять это до тех пор, пока все не отхлынут. Теперь молчала женщина. Ее большие белые икры напоминали недоваренное мясо, от чего разглядывать незнакомку хотелось все меньше. Хотя излучала она нечто богатое, изысканное и дорогое — врагом был язык.

— Лично я полагаю, что у вас серьезная зависимость, — никак не отпускала. — Это нужно лечить, а не калечить других колкими фразами.

— Перескажите это вашему дружку. Довольно мне нервы трепать. Вам какое дело?

— Он мой муж!

— Б-же! — он рассмеялся от серьезности собеседницы. — С таким спутником — врага не ищи.

Его крайне поразило это высказывание. Пусть не разглядывал женщин в возрасте, все ж, для фляжника она слишком хороша. Боле того, если поглядеть, как защищает… С такой и в мороз, и в холод, и на край света не страшно. Надо же, кого отхватил!