Глава 10. Разрушенный (1/2)

Когда прежний мир разрушен, но ты все еще пытаешься жить по старым правилам, неизменно ранишь самого себя осколками прошлого. Не стоит возводить испещренную статую того «я», что когда-то сломали. Просто прислушайся к себе — кто ты на самом деле? Кто ты в этой реальности, в этой коже, в этом теле, в этом разуме?

***</p>

День постепенно клонился в сторону вечера, перекатывая яркое солнце по небосклону, но пока еще не меняя яркие голубые краски. Теплые лучи преломлялись через прозрачные склянки с красноватой жидкостью и создавали небольшие рубиновые узоры на столе. Из ванны доносился шум воды и приятный запах дорогого шампуня и миндального мыла.

Уилл устало облокотился на столешницу, низко опустив голову. После невероятного соединения с мужем и принятия своей роли в отношениях стало так хорошо. Он надеялся сохранить это чувство до конца дня, но никто не подозревал, что от гормонального скачка вверх после непонятного вещества в напитке будет такой быстрый и неприятный откат.

Состояние счастья улетучилось в неизвестном направлении, в голове стучали невидимые молоточки, развеивая приобретенную уверенность, как ветер сдувает песок в пустыне. Он чувствовал себя так, словно еще одна его прошлая часть медленно умирала.

Его прошлое часто приносило боль, вот и сейчас какая-то его часть не была согласна с методами, которыми они могли воспользоваться по отношению к Николасу и его шайке. И если бы раньше Уилл получил некое удовольствие от такого убийства, то сейчас его тошнило при мысли о насилии.

Нервная дрожь то и дело пробегала по телу, сотрясая плечи и скручивая все внутренности в животе. Он исподлобья смотрел на вещи, буквально выпотрошенные из сумки Ганнибала, и не знал, что ему со всем этим делать. Точнее, что делать с собой, готовым схватить мужа прямо сейчас и смыться из резервации или все же пойти и… попробовать договориться с Николасом самому. Он чувствовал себя идиотом. Второй раз. И интуиция вопила, что скоро он узнает, почему. И ему очень не понравится.

Ганнибал оснастился прилично, и все же Грэм не был уверен в том, насколько парочка ножей и колбочек с разноцветными жидкостями помогут им против довольно опасного оборотня в компании еще двоих, которые явно поймут, что их обвели вокруг пальца.

Воздух накалился и будто трещал от бурных раздумий. Мысли скакали от давних событий до последних. Течка перестала казаться ему чем-то пугающим, и если станет совсем туго, то он будет готов отвлечь всех альф на себя, но чутье подсказывало ему, что Ганнибал этого просто не допустит. В этом была определенная сложность — идти по плану своего мужа, будучи собой, но он уже сейчас отличался от себя утреннего. Да, быть может, он сможет ослабить азарт тех монстров, умерить гнев или жажду, притупить внимание, но чего бы он хотел на самом деле?

Мысли завертелись вокруг яркого воспоминания из храма. Дом, семья, дети… спокойная жизнь, возможность заниматься делом души, а не спасать других ценой себя самого. Быть просто счастливым, разве он не достоин этого? Разве он не для этого родился? Пришел сюда с необычными генами, чтобы встретить свою пару и родить ему парочку щенят…

Нет, нельзя было больше жить прошлым, нельзя идти по тому же пути, что привел их обоих к падению. Он должен был найти способ изменить ситуацию.

Омега простонал в голос и сдержал порыв что-нибудь ударить или разбить. Он поднял голову, чтобы еще раз окинуть замутненным взглядом несколько наборов упругих ремней с рядами прорезей под ножи и патроны. Но последних не оказалось, вместо них валялось несколько все тех же непонятных колб и шприцов, один из которых ему был уже знаком — с помощью него улеглась волна искусственно вызванной течки. Если Ганнибал припас это для него, то явно он допускал мысль о том, что Уилл обратится. И все эти предметы прекрасно помещались в резиновые петельки и легко вынимались при первой необходимости.

Больше всего Грэм хотел бы, чтобы этой необходимости не было.

— Я не убийца. Это в прошлом. Я оставил этот путь. Насилием ничего не решить, оно породит цепочку новых насилий. Я не убийца… — шептал он одними губами, когда в сознание вломилась вторая его часть, что помогала ему в прошлом, что подставляла его под удары Ганнибала. Кровь буквально вскипела в венах, когда перед глазами вспыхнули картинки, как он лично ломает каждую кость Николаса голыми, человеческими руками, как они протыкают чужую кожу и вырываются наружу с яркими брызгами теплой крови. Приятное же, твою мать, было зрелище, но мужчина тряхнул головой и задал вполне логичный вопрос, — чего ты хочешь?

Вопрос был направлен внутрь себя, где, кажется, впервые сгорало от ненависти одно маленькое существо с воспаленным и затравленным взглядом. Средство для подавления течки отразилось глубокой болью в организме действительно юного щенка, который только сейчас вставал на тропу своего взросления, и чьи крылья в естественных процессах становления сломали уже дважды. Его эйфория от проявления и секса так же прошла. Теперь он хотел крови и отмщения. Нет, не той глупой мести, где ярость затмевает разум, а простого и довольно радикального освобождения от одной занозы в заднице, чтобы жить спокойно и быть тем, кем он являлся. Но глупое человеческое тело сопротивлялось естественному инстинкту убийцы. Уилл не желал встречи с Николасом сейчас, когда это могло закончиться смертью его пары, но обозленное животное не желало признавать свое поражение, не желало уступать куску людского рода и их логике, уступать той новой личности, коим становился сам Уилл.

Звереныш ответил не сразу. Потухшие голубые радужки злобно поблескивали в глубине, отражая всю тяжесть раздумий.

Молчание затянулось. Грэм погрузился в себя так глубоко, что мысленно уже сидел напротив своего волка, позволяя себе немного расслабиться перед беседой. Но ее не состоялось: омега внезапно расплылся в безумной, кровавой улыбке и, вскочив на пушистые лапы, подцепил на себя не успевшего опомниться мужчину. Темнота заполонила человеческое сознание прежде, чем Грэм понял, что случайно отдал свой контроль внутреннему монстру.

***</p>

Он чувствовал, что бежит. Глаза непривычно вылавливали контраст всех красок вокруг него. Мимо проносились желтые поля кукурузы и подсолнухов. Мышцы пылали напряжением, но хищник несся по яркому следу врага. В этот самый момент Уилл не мог сказать точно, сколько отсутствовал и где находился. Он словно был зрителем увлекательного фильма, но с разницей в том, что все казалось чересчур реальным: воздух густо наполнял огромные легкие, ветер гудел в ушах от огромной скорости, мощные лапы чувствовали каждый камешек на дороге…

Инстинкты не подвели в тот момент, когда что-то обрушилось на него со стороны поля, и они клубком покатились с дороги. От резкого удара по горлу стало дурно, но омега не сдавался, стараясь впиться зубами и когтями в противника. Все происходило слишком быстро, и после неприятной вспышки на ладони, его ощутимо откинули назад задними лапами под ребра, что едва не хрустнули от удара.

— Прелесть моя, я так рад, что ты пришел ко мне сам, — оборотень напротив был огромен. Бело-золотистая шерсть сияла на солнце и сливочными волнами переливалась на ветру.

Уилл тормозил по нагретому песку несколько метров, прежде чем встать. Даже при полной трансфигурации он уступал своему противнику, но ему было все равно. Ярость животного выплёскивалась через край, и он не мог ее заполнить своим разумом. Даже капающая слюна сейчас казалась ядом, что прожигает почву до основания.

— Я убью тебя, — прошипел Грэм, собираясь напасть, но так и не шелохнулся, внезапно поняв, что тело не слушается. Грубые мышцы под кожей на глазах сдувались, шерсть втягивалась обратно вместе с уверенностью в то, что он способен предрешить судьбу.

Осознание того, что он постепенно становится беззащитным человеком, наполняло звереныша ледяным ужасом. Ладонь уже нещадно жгло, рана никак не затягивалась и щипала от попавших на нее песка и грязи.

— Конечно, моя прелесть. С радостью посмотрю, как ты попытаешься это сделать, когда полностью тебя сломаю, — альфа медленно надвигался, с наслаждением рассматривая хрупкое тело перед собой. Желание унизить и подчинить было настолько сильным, что оно тянулось перед своим хозяином и било по нервной системе омеги. — Ты преклонишься передо мной, сладкий. Я буду господином для твоего тела и разума, и ты будешь выполнять все мои приказы, пока мне не надоест играть с тобой.

Уилл еле удержался, чтобы не опустить голову, и продолжал смотреть прямо в желтые глаза. Омега внутри едва не проронил толику беспомощного скулежа, все же уступая место холодному и расчетливому человеческому уму.

— Никогда, — так же тихо, но твердо прошелестел он в ответ и почти вздрогнул от дикого хохота, что разнесся после его слов.

— Хочешь испытать на прочность мои слова? Не советую, малыш, — он одним прыжком преодолел короткое расстояние между ними и резко схватил Уилла за волосы, чтобы тряхнуть как котенка, — поверь, ни твой щенок, ни твой человек тебе не помогут.

Мысли о Ганнибале тут же закрутились в голове, рождая единственный в своем роде выход, пока он не найдет самую слабую сторону Николаса.

— Если ты хочешь меня, то тебе придется оставить Лектера в живых, — он позволил себе улыбнуться, идя на сделку и вспоминая, что до превращения Ганнибала осталось всего пару дней. — Что ты со мной сделал?

Его взгляд упал на раненую кровоточащую ладонь и на загнанного в угол звереныша.

— Всего лишь капля блокиратора на конце моего стального когтя, которая не позволит твоему телу какое-то время превращаться. Если бы ты видел какой ошейник я тебе соорудил, — Фарм замурчал от удовольствия и предвкушения. Розовый язык высунулся из пасти и скользнул по грязной щеке Грэма. — Я буду разрешать тебе оборачиваться только, чтобы ты подставил мне свою привлекательную попочку и заживил самые серьезные раны, хотя я не уверен, что удержусь от ее обладания в твоем человеческом облике. Ты слишком милый и так вкусно пахнешь, что сводишь меня с ума, детка.

— Так же, как тебя сводили с ума твои предыдущие жертвы, да? Те, кому ты перерезал горло своими стальными когтями, будучи разыскиваемым психопатом…

Уиллу не дали возможности закончить. Глухой угрожающий рык пронесся над ним, а после нижнюю часть подбородка лизнула таким же незаживающим поцелуем сталь.

— Я отучу тебя дерзить, малыш, твой язык станет моей первой целью. И ты сам постараешься растерзать его, чтобы доставить мне удовольствие, — оборотень жарко дохнул рядом с ухом, и мужчина замахнулся локтем, чтобы ударить в шею, а второй рукой целясь в глаз, но что человеческая скорость по сравнению со скоростью волка…

Руки больно перехватили и сжали до хруста, но Грэм не издал ни звука, не позволив себе даже поморщиться, когда их заломили.

— Какой смелый, люблю таких. Они дольше всех живут и дольше захлебываются в своей крови, когда вспарываешь им горло. Мы с тобой хорошо проведем время вместе, обещаю. Я дам тебе больше счастливых часов, чем другим. А теперь, если ты хочешь еще хоть раз увидеть своего профессора, — он сладостно сглотнул, отпустив несопротивляющегося человека, и отошел на шаг назад, — на колени.

У Уилла участился пульс. Он стоял, не двигаясь и не дыша, прощупывая варианты, но эмпатия не подавала признаков жизни.

— На колени! — Николас повысил голос, брызжа слюной и грозно рыча. — Или я перережу твои связки, чтобы ты не мог даже стоять, и твоему профессору заодно при нашей следующей встречи. И если ты не сдохнешь от своих ран, потому что я об этом позабочусь, то для него такой роскоши не будет. Живо, не заставляй меня ждать, этим ты сделаешь ему только хуже.

Холодок прошел по всем конечностям. Ощущение того, что над Ганнибалом нависла опасность, было слишком тяжелым, чтобы не верить в слова этого психопата.

Уилл медленно начал опускаться на песок, не отрывая взгляда от ядовито-желтых глаз. Ни одно движение не показывало его покорность. Он не позволит себе сломаться, пока может защитить свою пару.

— Умница, хороший песик, — похвалили его сверху прежде, чем сильный удар выбил все краски и погрузил мир в тягучее небытие.

***</p>

Разлепить веки оказалось той еще задачей. Все вокруг сузилось до размера какой-то прорехи и не желало проявляться целиком. И без того тусклый свет то и дело ускользал от перегруженного сознания. Расфокусированный взгляд выцеплял лишь отдельные моменты: цокающую зеленоватую засаленную лампу за металлической решеткой, обшарпанные стены с какими-то полосками и бордовыми росчерками, медицинское кресло с коричневыми ремнями, на которых корками торчала чужая присохшая кожа и шерсть, невысокий стол с различными инструментами…

Уилл подавил сухой спазм в желудке, невесть откуда взявшийся. Он ведь раньше спокойно смотрел на разные убийства, а сейчас не может спокойно смотреть на… это.

Сердце пропустило удар, тело беспомощно дернулось, повинуясь инстинктивному порыву, но не сдвинулось ни на шаг — шею плотно огибал мощный ошейник, прикованный к бетонному полу прямо под ним. Он не чувствовал холода, даже не мог понять, есть ли на нем одежда. Единственное, что он мог, это рассматривать обстановку вокруг, не поднимая даже щеки.

Уилл мысленно позвал на помощь зверя внутри, но в ответ вернулась лишь густая тишина. Никто не откликнулся, не шелохнулся.

Грэм закрыл глаза, пытаясь вернуться в себя, найти связь, найти дорогу к Дворцу Памяти Ганнибала, но все было тщетно. Внутри зияла огромная черная дыра, словно ничего иного никогда и не существовало. Словно он всегда был один… но так быть не могло.

Сознание продиралось сквозь густоту тьмы, буквально разбирая ее на атомы, чтобы добраться... До чего? Уилл не знал, но чем дальше шел, тем сложнее становилось. Физическое тело слабело все сильнее, не желая отпускать самую важную частичку себя.

— Так-так-так, — раздалось омерзительно слащавое сверху, резко возвращая Уилла в тело, — наша спящая красавица соизволила проснуться. А я-то уже думал пробить тебе ногу сверлом, чтоб ты очнулся.

Чужая рука просунулась сквозь толстые прутья клетки и сняла с кучерявой головы темный мешок с прорезями для глаз. Теперь вся жуткая картинка собиралась воедино и вселяла дикую дрожь в непомерно тяжелое тело.

Уилл хотел было что-то съязвить, но губы не слушались. Они словно онемели и не желали подчиняться воле хозяина.

— Я думаю, что тебе интересно, где ты и что с тобой. Я нашел идеальное средство, помогающее заткнуть твой прелестный ротик и сделать тело максимально мягким и податливым, — Николас обошел клетку и сел ровно напротив глаз Уилла, оскалившись от удовольствия. Светлая челка все так же небрежно свисала с левой стороны, придавая красивому лицу слегка небрежный, но приятный вид. И если бы не садистские ноты в коньячных глазах, то можно было бы увидеть в этом человеке всю горячесть и поджарую привлекательность, а не отталкивающий замысел. — В твоем ошейнике, детка, специальный нейротоксин, который обездвиживает тело и медленно убивает.

Чужая рука ласково погладила голую спину Грэма, спускаясь по позвоночнику к копчику, наслаждаясь абсолютной беспомощностью омеги. Одно движение, и можно было бы запросто проломить хребет, но не для этого он берег свою добычу, чтобы так просто ее сломать.

— Конечно, есть и свои минусы. Например, ты мало что чувствуешь снаружи. Кожный покров оборотня временно перестает реагировать на температуру и тактильные ощущения, но не внутри… — чужой палец медленно огладил расслабленный задний проход и погрузился внутрь. Резкий выдох сорвался с губ Уилла, когда ощущения сзади оказались настолько острыми. — О, да, внутри ты стал чересчур чувствителен, компенсируя этим все минусы. Кровь оборотня легко нейтрализует этот токсин в небольших дозах, но когда вещество поступает непрерывно больше суток, то под этим воздействием нечеловеческие гены начинают разрушаться, чтобы сохранить жизнь человеческому телу. Глупая и неоправданная жертва, не правда ли?

Замерший на время слов палец глубоко резанул когтем по стенке кишечника, легко разрывая тонкую ткань органа. Уилл задышал часто и поверхностно, когда перед глазами заплясали разноцветные точки.

— Вот и смазка появилась для наших с тобой утех. Как порядочный альфа, я должен был о тебе позаботиться. Ты ещё оценишь мой милосердный жест, мой сладкий.

Если бы Грэм мог говорить, он бы много чего сказал, не боясь схлопотать после этого по зубам, но он не мог. Язык не поворачивался, благо хоть веки открылись, хотя лучше бы не открывались вовсе.