Глава 9. Обожённый (1/2)

Уилл возвращался в номер, а пространство вокруг лишь сдавливало и будто оставалось недвижимым. Словно вокруг был вакуум, через который невероятно тяжело было пробираться.

На ватных ногах мужчина подошел к стене, раздираемый внутренними противоречиями, чувством вины и непонятным, нарастающим леденящим внутренности страхом. Омега внутри крутился, не находя себе место и вполне разделяя с человеком все чувства, которые животным ощущались гораздо острее и серьезнее.

— Игры кончились, — сказал Грэм сам себе, перекатываясь с пятки на мысок и утыкаясь лбом в пушистый гобелен на стене. Красная ткань вся пестрела ромбами и квадратами разных размеров и цветов, создавая непонятную нелогичную какофонию, которая никак не успокаивала беспокойный ум.

В комнате было нестерпимо душно, хотя дверь на балкон была открыта. К влажному после душа телу липла хлопковая майка и темные боксеры. Под упругой кожей нервно перекатывались мышцы, не находя себе места.

Уилл крепко, до звездочек зажмурил глаза, ощущая под веками сильный жар, словно они были раскаленные, а в глаза насыпали горсть песка.

Он пытался перевести загнавшееся дыхание и успокоиться, но вместо этого проваливался в страшную, давно забытую истерику. С чего вдруг такая паника? Будто бы раньше они с Ганнибалом не были в каких-то вопросах в разногласиях? Нет, здесь явно было что-то еще, до чего не могло никак добраться воспаленное сознание.

Он шумно облизал пересохшие губы и сжал потные ладони в кулаки, борясь с нежеланием заводить руки за спину. Или борьба была лишь прикрытием настоящей причины такого состояния?

Нестабильный эмоциональный фон все подкидывал неприятные картинки из прошлого, в частности, из психушки, ища моменты, где его накрывала похожая волна какого-то обжигающего психоза. Да, большую часть времени он провел «на рыбалке», но сейчас он не мог отстраниться от своих ощущений, не мог противиться им.

Тело помнило все: его память еще не успела полностью исцелиться. Но то, что происходило сейчас, не входило ни в какие рамки уже пройденного пути. Где-то внутри Грэм с ужасом понимал, что это было с ним впервые, отчего тело пыталось не стоять спокойно, а быстрее куда-нибудь убежать.

Уилл выругался и сильнее приложился лбом о гобелен, впиваясь ногтями в кожу ладоней. Ему казалось, что он пьян, что эти чувства опасности не настоящие. Ему хотелось выпустить своего зверя наружу, протрезветь, почувствовать свою пару, порвать эти нежные человеческие кожные лоскуты, окунуться в дурманящий запах крови. Сделать что угодно знакомое, чтобы вернуться к самому себе. Он едва сдерживался, чтобы не выпустить хотя бы когти или позорно не сбежать на балкон к своей паре, что казалось самым разумным вариантом.

— Ты сможешь. Ты сможешь… он не сделает тебе ничего плохого, — Уилл медленно разжимал кулаки, чтобы, наконец, с обреченным стоном завести их себе за спину, цепляясь одной рукой за другую под локтем. — Черт, какого хрена?..

Он едва мог себя контролировать. Голову вело, в ушах стоял странный звон, словно его оглушили, ноги стали ватными и едва держали тяжелое тело.

— Ганнибал, — беззвучно прошептали губы в пустоту.

Омега внутри слабо заскребся и обессиленно заскулил, заваливаясь на бок и надсадно дыша.

— Ганнибал, — чуть громче сквозь откуда-то появившийся стон выскочило ставшее родным имя.

Сердце заколотилось заполошной птицей и замерло на время, не давая возможности сделать даже вдох.

— Ганнибал, — совсем громко и отчаянно, судорожно хватая ртом воздух, распахивая влажные глаза, но так и продолжая видеть перед собой кромешную тьму.

Тело стало совсем тяжелым и непослушным. Оно медленно оседало, проваливаясь в ту же темноту, что заволокло сознание, пока его не подхватили теплые знакомые руки сзади. Из последних сил Уилл дернулся, пытаясь сказать что-то важное, что вертелось на самом краешке сухого языка.

— Они что-то подмешали в питье, — это стало последней и роковой мыслью, прежде, чем отключиться.

Огонь медленно подступал, лаская своими злыми языками сначала ступни, сжигая кожу дотла и по венам поднимаясь наверх, съедая внутренности, расплавляя глаза и мозг. Не было сил ни метаться, ни рваться, лишь повторять одно единственное имя, в чем могло быть то самое спасение.

Уилл не лежал в луже крови, рядом с умирающим оленем. Он не умирал со своим зверем внутри, съедаемый адским пламенем какого-то вещества. Его словно перекраивали. Что-то внутри менялось настолько быстро, что человеческое тело не успевало адаптироваться и выдержать это, а оборотень был просто не готов к чему-то подобному. Он скулил, все так же лежа на боку, свернувшись в клубок, будучи не в состоянии даже приподняться на подкашивающихся лапах.

— Ганнибал… горячо, — шептали губы, пока светловолосый мужчина зубами открыл колпачок от шприца и одним движением ввел тонкую иглу под мокрую от пота кожу.

Сильные руки баюкали своего омегу, отсчитывая секунды, когда лихорадка начала спадать. Тихий голос звал Уилла вернуться, восстать из пепла туда, где спокойно, где нет огня и боли.

По венам побежала спасительная вода, охлаждая, притупляя пожар, окутывая внутренности прохладной негой и остужая легкие и горло, из которого непроизвольно доносились стоны. Обугленная кожа разглаживалась, напитывалась живительной влагой, тьма отступала, и перед глазами постепенно проступало знакомое любимое лицо.

Уилл с трудом поднял руку, чтобы коснуться родной щеки, и улыбнулся, глядя в обеспокоенные глаза. Они оба выглядели взъерошенными и возбужденными, несмотря на только что пережитый стресс. Все же появление того омеги не прошло бесследно для них обоих в такой близости к течке, и к этому еще добавилось вещество из выпитого напитка, на который реагировали оба. Конечно, отсутствие их личных запахов не говорило о том, что через тот же пот или слюну не выделились нужные феромоны от подмешанного возбудителя.

— Если ты сейчас скажешь, что это было твое наказание, то я тебя стукну, — хрипло усмехнулся Грэм, фокусируясь.

— Отшлепаешь? — в ответ усмехнулся Ганнибал, и лучики морщинок появились в уголках его глаз.

— Нет, это слишком приятно. Эротические наказания кажутся мне милосердными.

Ганнибал наклонился к самому уху своей пары. Горячее дыхание опалило нежную кожу.

— Значит, мое наказание было бы именно милосердным, — чужой язык прошелся за мочкой, вызывая волну мурашек.

Омега тоже приходил в себя и тихо урчал, млея под вниманием мужа, под прикосновениями, наслаждаясь близостью и ласками.

— Так ты не хотел?..

— Причинить тебе боль? — Ганнибал пристально посмотрел в глубокие голубые глаза. — Я обещал не делать тебе больно. И если бы я хотел, что бы ты страдал, я бы скорее подмешал тебе в стакан с соком слабительное. Или напоил бы тебя виски Isabella’s Islay и оставил утром с дичайшим похмельем. Или заласкал бы тебя до такой степени, что тебе бы пришлось умолять меня о разрядке.

Он еще с минуту смотрел настолько серьезно, что Уилл не мог себе позволить что-то сказать.

— У меня только один вопрос к тебе, дорогой, — тёплый свет, что изучали его глаза, на удивление, не превратился в холодный поток самого главного вопроса, — подозревая, что здесь где-то может ошиваться Николас, как ты мог взять в рот хоть какую-то жидкость, не проверив ее хотя бы по запаху?

Это ударило по самому уязвимому месту Грэма, как в набат. Любое, что он сейчас мог сказать, было лишь не более чем жалкой отговоркой, потому что он просто потерял любого рода бдительность, погружаясь в пучину эмоций и ненужных мыслей.

— Я все ещё заслуживаю твоего наказания, — честно ответил Уилл, нежно оглаживая красивую скулу.

— Несомненно, — положительно кивнул Ганнибал, любуясь появившимся румянцем на щеках и шее своего мужа. Что бы ни было в том напитке, оно явно быстро не выводилось, заставляя все сильнее реагировать обоих. И даже вся эта ситуация в целом меркла где-то на втором плане, пытаясь помешать разуму трезво мыслить… — И ты получишь его сполна чуть позже, когда до конца придёшь в себя.

Первая идея, что пришла в голову — они попали вместо званого ужина на какую-то вечеринку в стиле гэнг-бэнг… Хотя стоило догадаться по водному знаку на приглашении: чёрные кожаные по локоть перчатки перекрещивались с чёрной семиконечной плеткой. Уилл явно бы что-то такое учуял, в то время, как Ганнибал думал совсем в другую, далёкую от истины сторону. Да и повёз бы он свою пару на такую вечеринку?

Все равно что-то не сходилось, например, поведение того омеги и присутствие беременного супруга, безалкогольные напитки и условие в приезде, чтобы все гости были с маскировкой своего запаха.

Догадка полоснула красной молнией: приглашение подменили по пути. И то, что было нарисовано, явно должно было выглядеть как что-то очень пошлое, куда бы Ганнибал ни за что бы не повёз своего возлюбленного, но куда бы он повёз его вместо этого? Где их могли сейчас поджидать?

Отсюда выходило, что сцена с напитком была все же случайностью. Тот, кто это сделал, явно не знал, какому омеге его подать, поэтому под удар попали оба. А ведь тот парень был немного похож на самого Уилла: тоже молодой, темноволосый, кучерявый. По таким критериям здесь многие омеги подходили под описание тех, кому можно предложить коктейль с преждевременным возбудителем течки.

Интересно, чего добивался таким образом Николас? Хотел ослабить их защиту? Заставить снять отель? И все же он предполагал, что они будут здесь, не так ли?

Уилл выглядел тоже нахмуренным и слегка разочарованным, словно читал невеселые размышления профессора Лектера.

— Эта запутанность сбивает. Он рассчитывает, что ты поменяешь свои планы, какими бы они ни были, потому что уверен, что у тебя похожее мышление на его, но он просчитался в одном моменте, — Уилл замолчал, самодовольно улыбаясь.

— Каком же?

— Он посчитал меня твоей слабостью, но твой план подразумевает меня, как твою вторую сильную сторону. Мы всегда прячем то, что делает нас слабее, и демонстрируем то, что придаёт нам сил. Если бы ты меня где-то спрятал, то он бы нашёл, но ты позволил мне быть собой, играть роль самого себя. Он этого не ожидал, — пояснил Уилл. И Ганнибал готов был поклясться, что одновременно хотел и поцеловать своего мужа за его гениальность, и стукнуть за опять же его сверхпонимание всего. Раскрывать свой план он так и не собирался.

Ганнибал выбрал первое, нежно впиваясь в губы, солоноватые от слез, что текли совсем недавно, во время жуткой лихорадки.

Уилл обвил руками сильную шею, притягивая партнёра ещё ближе к себе, перехватывая инициативу, углубляя поцелуй, лаская мужа языком и улыбаясь ему в рот.

— Что? — Ганнибал озадачено смотрел на эту улыбку, которая опять невпопад возникла. Нет, он точно должен отучить свою пару болтать и улыбаться во время поцелуев…

— Скажи, а твой план на сегодняшний вечер включает в себя, скажем, что-то вроде брачного соития на ложе любви? — те самые бешеные огонечки заплясали во вроде бы невинном взгляде. — Давай, Ганнибал. Я прошу вас, сэр Ганнибал Лектер, о милосердном наказании за свою провинность, — и, притянув ухо партнёра, тихо предупредил, — ты будешь смеяться, но я весь мокрый, поэтому, если ты сейчас же меня не накажешь, как планировал, я тебя изнасилую прямо здесь.

Чужие зубы не слишком дружелюбно прошлись по ушной раковине. По комнате разлился пряный аромат дикого нетерпения и огненной жажды.

Движимый инстинктами Лектер запустил руку между ног Уилла и обнаружил насквозь пропитавшиеся смазкой трусы. Стоило лишь слегка провести подушечками пальцев по жаркому отверстию, как Грэм едва не подскочил, выгибаясь в руках и промычав что-то невнятное. Тело искало ещё большей ласки, оно было готово принять все, что даст ему его возлюбленный, и Ганнибала это более чем устраивало.

С оскалом хищника он наклонился к чужим губам, но замер в миллиметре от них, касаясь лишь своим дыханием:

— Тогда вставай лицом к стене, и я покажу тебе все, что задумал. Уверен, в конце ты будешь умолять меня остановить эту прекрасную пытку, которую заслужил своим несносным поведением, едва не сорвав все мои планы, — он резко отстранился, убирая руки, и Уилл в который раз застонал.

Возбуждение сносило крышу, и, хотя течка была предотвращена на время, её последствия надо было решать. И это было так на руку тому, что Ганнибал придумал. Его зверь чуть ли не урчал от идеальности момента.

Уилл, пошатываясь, отошёл к стене. Мышцы приятно подрагивали, предвкушая нечто явно сексуальное. Он не заметил, как движения Ганнибала из плавных, домашних превратились в гибкие, охотничьи. Тень скользнула около одинокой фигуры у стены, что не успела даже ничего сообразить, когда сильная рука перехватила под руки сзади, приставляя к горлу лезвие ножа.

— Тише, тише. У меня в руке нож с токсином, что замедляет трансформацию. Одно резкое движение, и твой щеночек тебя не спасёт, — грань опасности, открытая угроза и дикое желание будоражили кровь и воображение. — Ты будешь послушным мальчиком?

Лезвие прошлось по кадыку, и Уилл замер, не в силах сделать даже вдох, не то, что кивнуть. Он еле держался на ногах, выгибаясь на предплечьи Лектера с заломанными руками, и ему абсолютно не хотелось валяться на полу в собственной крови.

Альфа видел в этом полное и безоговорочное согласие, от которого хотелось буквально впечатать в стену человеческое тело и оттрахать до потери пульса, но он не был бы Ганнибалом, если бы не умел выжидать нужный момент.

— Дыши, Уилл, спокойно. Ты знаешь, я не причиню тебе вреда, — острый кончик впивался в нежную кожу, но не ранил, не протыкал. Омега тихо вдохнул через нос и рвано выдохнул.

Казалось, что весь воздух исчез из номера, не хватает кислорода, и вот-вот снова закружится голова. Его отпустили, но заставили замереть одной лишь интонацией.

— Стой ровно и не шевелись. Сделаешь хоть один шаг, и будет больнее. Мы ведь оба этого не хотим, правда? — от слов Ганнибала стало горячо. По ногам до поясницы прошёлся дикий жар и осел скрученным узлом внизу живота. Тело возбудилось ещё сильнее, отзываясь голодом и жаждой снова поиграть. И едва ли это укрылось от вездесущих глаз и нюха Лектера.

Омега внутри шально облизывался, стараясь хоть немного вклиниться в сознание, сделать шаг, и началась настоящая борьба. Вчера они уже натворили дел по вине внутреннего животного, сейчас же Уилл хотел сделать все сам.

Хотел, но… не двинулся. Даже когда нож снова приставили к горлу, а ухо опалило горячее дыхание, он не шелохнулся, удовлетворяя Ганнибала, давая ему тот самый нектар тотального контроля над собой.

— Твой внутренний щеночек не согласен с твоим послушанием. Не хочешь выпустить его наружу? Я бы показал, кто здесь хозяин, — Лектер поцеловал нежное местечко за мочкой уха и почувствовал трепетание своей пары.

Уилл лишь прикрыл глаза и шумно сглотнул вязкую слюну. Он не поведётся на такую дешёвую уловку, профессор Лектер.

— Умница, — ещё один поощрительный поцелуй пришелся в шею сзади и лёгкий укус за загривок.

Тишину нарушил звук ножа, который положили на комод. И Уилл понимал, что это — провокация, чтобы он точно знал расположение и мог дотянуться. Чтобы омега смог это сделать и показать свой характер.

Зверь внутри лишь усмехнулся, грозясь и правда показать свои настоящие зубки, но мужчина вновь мысленно заткнул его.

Еще несколько секунд не происходило ничего. Только кровь стучала в висках. Но ещё через пару мгновений Грэм почувствовал, как его руки заводят за спину и…

Он не смог сдержать тихого стона от осознания, что его связывали. Веревка обдала огнём мокрое запястье, ложась первым кругом на покрасневшую кожу.

— Возьми себя чуть ниже локтя левой рукой, — и он снова это сделал, своим молчаливым соглашением помогая привязывать одну руку ко второй.

Омега все силился в последнее мгновение резко рвануть в сторону ножа, схватиться за него и просто оседлать этого профессора, потому что сил терпеть уже больше не было, но тело не двинулось, полностью теряя эту возможность.

На глаза легла чёрная атласная ткань, обвивая туго голову и скрывая все, что будет дальше. Собственный член уже сочился смазкой в боксерах от одного только острого чувства подчинения. Того самого, к которому так долго не хотел подступать Уилл.

Когда Грэма снова отпустили, ему пришлось приложить все усилия, чтобы удержать себя на весу, а не опуститься на колени. Не покориться, не задышать глубоко и часто, выдавая все свое желание с головой. Выдавая, что ему это все больше нравилось…

До ушей долетел знакомый звук щёлкнувшей пряжки ремня, заставляя невольно вздрогнуть.

Нет, этого точно не может быть, Ганнибал ведь не собирается воспользоваться им… не по назначению?

Едва ли он заметил, как напряг ягодицы и сжался, но его пара видела все и лишь самодовольно усмехнулась, ощущая толику чужого страха в волне предвкушения. Внутри он отметил себе этот момент, чтобы позже повторить его уже в более домашних условиях. Сейчас же он открыто любовался первым шагом к созданию шедевра. Эта картина будет лучше любого искусства, что он вкушал, и, стоило признать, что Уилл был прав — он был готов съедать его снова и снова без возможности насыщения.

— Ложись на кровать на спину и расставь широко ноги, — Грэм слышал в этом тоне нетерпеливый приказ, и внутри омега так же послушно сел на кровать, чтобы лечь на связанные руки, прогнувшись на них в пояснице, и развести широко ноги. Это было так одурительно пошло, так открыто. Уилл закусил губу, не в силах скрыть своего смущения и волнения.

Повязка не давала возможности увидеть все то, что ему приготовил бывший психиатр. Лишь позволяла слышать. И он услышал звук открывшейся крышечки с маслом и лёгкий бульк.

По рукам и щекам побежали мурашки. Пришлось намеренно расслабить тело, чтобы не вздрогнуть при первом же прикосновении. Рукам тоже ограничили возможность нормально пошевелиться, лишь одна кисть свободно лежала на одеяле. Это было слишком мало, чтобы чувствовать себя свободным, и слишком много, чтобы держать себя в руках.

Ганнибал достал то, что купил в интим-магазине, обильно смазал и подошёл вплотную к своей жертве. Чистой рукой он задрал майку, чтобы видеть, как будет сокращаться живот от сладких стонов. Тёплые пальцы огладили бок и ребра, спустились ниже, намеренно не трогая возбужденный член, и отодвинули резинку трусов, чтобы скользнуть сразу к сжатому колечку мышц.

Альфа медлил, всего лишь массируя, надавливая, распаляя, но не проникая внутрь даже на фалангу. Он словно раздумывал, стоит ли немного подразнить Уилла или оставить все как было задумано изначально. Под подушечками пальцев тело плавилось. Кто-то изо всех сил старался быть хорошим мальчиком, не льнуть к пальцам, не двигаться, быть тихим и подчинённым.

Ганнибал хищно улыбался. Его почти чёрные глаза горели животным предвкушением. Он был готов создавать свое блюдо уже сейчас и ждал лишь одного: