Глава 8. Облачённый (1/2)

Уилл резко вскинул голову, когда до него дошло, что он услышал звук шуршащих женских платьев, тонкий смех и комплименты. Он жадно впился глазами в пеструю толпу и с ужасом понял, что там действительно есть особы в платьях, но это не женщины.

«Особы» с тонкими руками и такими же тонкими плечами разгуливали в дорогих шелковых или в помпезно объёмных платьях, непринуждённо смеялись и всячески заполняли собой всю беседу.

— Люди обнажают свои пороки, порождая чужие страдания или выявляя их. Желая, но не имея возможности взять, люди начинают страдать.

Лектер ухмыльнулся Уиллу в затылок, обвивая талию своей пары руками, и жарко выдохнул в ухо:

— Это их выбор. Они вольны порождать страдания или падать в них. Осознанно. Так же, как и ты осознанно однажды решил завладеть моим сердцем, а я осознанно захотел тебя съесть. Мы породили череду событий, прежде чем приняли решение быть вместе. Мы оба избавляли мир от страданий как умели, только вот кто-то жертвовал собой, ради других, а кто-то жертвовал другими, ради восполнения своей дыры. А она смогла затянуться лишь с твоей любовью и принятием.

Омега прикрыл глаза и не стал отвечать на новое откровение. В конце концов, он не был виноват в том, что стал причиной одержимости Ганнибала, не был виноват и в смерти Миши, но внутри было тепло от душевного исцеления, что он смог принести Ганнибалу. Взаимного. Он был рад, что одержимость переросла не в их вечное страдание, а в прекрасную любовь, за которую стоило побороться.

Тихий вибрирующий выдох достиг слуха Лектера, и он проследовал за взглядом Грэма, нутром ощущая все, что осталось за этим молчанием.

Теперь же Уилл увидел и полупрозрачные черные рубашки, через которые отчётливо были видны вставшие возбужденные соски некоторых альф. Внезапно он понял, что открыто пялится на них.

Смутившись и отведя взгляд, он наткнулся им на Ганнибала, внимательно изучающего его. В тёмных глазах плескался интерес и красным всполохом на самом дне плескалась… ревность?

Виноватая улыбка высветилась на лице Грэма.

— Это же светское мероприятие, для чего они так одеты?

— А тебе нравится? — Ганнибал прикусил мочку уха и спросил глухим рычащим голосом, от которого волосы встали дыбом на загривке.

— Не представляю тебя ни в том, ни в другом, — взволнованно ответил омега, задумавшись на минуту и представляя свою жилистую пару в таком развратном виде. Ох, нет. Он определенно желал его совсем в другом… костюме. А лучше и вовсе без него.

Ганнибал ощутил сладость во рту, когда понял, как его пара представляет его в чем-то таком, не особо применимом к его собственному стилю. Конечно, он бы мог достать такую невесомую, прозрачную ткань или прохладный шелк, но у его омеги точно были другие аппетиты. Он был в этом уверен так же, как и в том, что его развратному ненасытному мальчику кое-что бы точно подошло.

— Ты хотел бы что-то примерить? — он лишь подтолкнул омегу к волне новых эмоций от представленного.

Щеки Уилла тут же вспыхнули, как алый рассвет. Он прикрыл взгляд и тяжело сглотнул сладкий ком в горле, облокачиваясь кудрявой головой на плечо альфы.

Перед его взглядом разворачивалась картина, где он в одной только прозрачной рубашке сидел на шелковой простыне молочного цвета. Вставший член цеплялся чувствительной головкой за не слишком мягкую ткань, почти царапался об неё, но это возбуждало ещё больше. Тело едва дрогнуло, когда Ганнибал приласкал его через ткань. Ощущение мокрого рта на груди и животе, где рубашка пропитывалась горячей слюной, липла, остывала и холодила кожу, вызывала яркий контраст с горячим языком. От этого хотелось лишь прижать к себе чужую голову и захлебываться ощущениями до головокружения, до иголочек на кончиках пальцев, до самого мощного оргазма.

У него побежали мурашки и задрожали веки. Нестерпимо захотелось ощутить это на себе, а после заняться с Ганнибалом грязным сексом в этой же рубашке, испачкав её окончательно. Чтобы она была настолько липкой физически, как рубашки этих альф, на которых обращено столько масляных, пошлых взглядов, что воздух вокруг них вибрирует низкой животной похотью.

Ганнибал с жадностью впитывал все: каждую эмоцию, каждый потяжелевший вздох, каждую дрожь ресниц и движение кадыка на шее. Он дразнил Уилла, потому что ему нравилось, как его щеночек реагирует, отвечает и погружается в новые фантазии с головой. Привычно вдохнув, он не почувствовал ни единого, даже самого тонкого намека на запах моря или перца, только мята вперилась в нос своим холодным дыханием. Подавители и маскировка действовали безупречно.

— Расскажи мне, что ты представил, — он закрыл собой Уилла, сузив мир того пределами себя, и с нетерпением ждал. Теплые пальцы прошлись по его рукам и предплечьям в жесте безопасности и доверия.

— Как ты касаешься меня ртом через прозрачную рубашку, — слова дались ему очень тяжело. Они были тихими, и омега чуть не подавился воздухом, когда выныривал из образов, которые совсем не хотели выходить из его головы. — На мне больше ничего не было. Это было… контрастно. И то чувство, которое я испытал в конце, когда мы занялись сексом и испачкали ее…

— Ты ощутил себя таким же липким и грязным, как ощущаешь этих альф сейчас под чужими взглядами? — Ганнибал обнял выбритое лицо ладонями и провел большим пальцем по красивой скуле, ощущая положительный кивок. Ресницы невинно подрагивали на плотно сомкнутых веках. — Твоя эмпатия расширилась, ты заметил? Она перестала тебя мучить и позволила проникнуть в самое закрытое пространство, куда раньше был доступ только у меня.

Уилл дрогнул пальцами и ощутил, как похолодело в груди. Ветер подул в их сторону, но не принес с собой ожидаемую какофонию запахов гостей. Он широко распахнул глаза. Черный зрачок практически перекрывал всю голубую радужку.

— Ты чувствуешь, когда я у тебя в голове? — слабо спросил он, стараясь отогнать от себя склизкое чувство нарастающего кошмара. Его губы сжались в тонкую бледную линию. Он всегда чувствовал ложь, поэтому сейчас он узнает, если его пара соврет.

Ганнибал ощутил во рту вкус кизила: кисло-сладкий, терпкий, вяжущий. Он заполнял собой все пространство между мужчинами, и альфа поспешил успокоить своего мужа.

— Я открыл для тебя все комнаты своего сознания и, кажется, подсознания. У меня нет от тебя секретов, Уилл. Я хочу быть честен с тобой до конца.

На него уставились в упор два огромных и глубоких, словно целый космос, глаза. В этом взгляде было все: страх, обида, доверие и неприкрытое ничем растущее обожание.

Уилл бы с удовольствием сейчас сказал, какая же Ганнибал сволочь, но в его голове внезапно проскользнула идея, которую он тут же запрятал поглубже, стараясь ничем себя не выдать. Ему хотелось, как можно скорее уединиться где-нибудь на время, чтобы кое-что посмотреть. И это ясно отразилось на его лице.

— Здесь есть специальные комнаты на верхних этажах для тех, кто хочет уединиться. Мы можем после танца принять душ, переодеться, и дальше у нас будет ещё несколько часов до полуночи. Они в твоём распоряжении, если конечно ты захочешь здесь остаться так надолго.

Чужие руки продолжали дарить ласку его скулам, успокаивающе и открыто. Резкое чувство стыда проснулось в Уилле так же неожиданно, как и осознание того, что это ловушка или проверка.

Он отпрянул в сторону и нервно сжал кулаки:

— Я не собираюсь смотреть твой план, Ганнибал, но у меня возникла идея кое-что проверить.

Не дожидаясь ответа, он прикрыл глаза, глубоко вдыхая носом свежий воздух. Его сознание, не способное ранее составить портрет Ганнибала из-за отсутствия эмоций у того во время убийств, скользнуло в обволакивающую тьму, где должен был быть тот самый Дворец Памяти. Но Уилл не искал дверь, он лишь хотел увидеть то, что видит сейчас его пара.

Едва он нащупал ту самую каменную почву под ногами, как темнота начала постепенно расступаться перед ним.

— Зачем ты здесь? — услышал он рядом с собой. Смутные очертания знакомой фигуры едва проступали через неустойчивую связь сознания.

— Я хочу увидеть себя твоими глазами, — Уилл ринулся на голос и вжался в чужую грудь, наскочив на нее с размаху. На него смотрели янтарного цвета глаза с удивлением и заметным напряжением. В этот раз омега перешел все мыслимые и немыслимые пределы, поражая своего мужа, лишь ему одному простительной грубостью.

Грэм почувствовал, как напрягается Ганнибал, и лишь сильнее вжался в него, умоляюще глядя в глаза.

— Пожалуйста, позволь мне увидеть себя, — шепотом попросил он, — доверься мне.

Тяжелый вздох пронесся сквозь него и окутал легкие холодом. Силуэт растворялся в его руках, обволакивая частичками себя всего омегу. Ненадолго все краски исчезли, словно кто-то выключил свет.

Уилл проморгался, и у него перехватило дыхание от увиденного: перед ним стоял он сам между машинами, сжимающий кулаки и пребывающий в состоянии погружения. Он смотрел на себя глазами Ганнибала, чувствовал чужой пульс в своем теле, вкус вяжущих ягод и чужую любовь так же кристально ясно, как свою. Внутри что-то то ли угрожающе, то ли предупреждающе заворчало: внутренний зверь с вниманием осматривал прибывшего гостя в своем истинном обличие, не облачаясь в привычную человеческую оболочку Ганнибала. Один неверный шаг, и он с удовольствием покажет омеге его место.

Чужая сила разрасталась, опьяняя, лишая возможности фокусироваться. Тут же захотелось подставить свое горло под чужие зубы, вжаться в подбородок, внюхаться в шею, а после бежать. Нестись так быстро, чтобы в конце ощутить, как сильное тело прижимает к земле. Покоряет…

Внезапная вспышка света озарила картинку, и она медленно начала растворяться, меняясь на что-то другое.

Не позволяя себе утонуть в этих ощущениях, чтобы не увидеть лишнего, Уилл хотел было выйти, как внезапно решился на маленькую пакость:

— Ты сам на вкус почти как псина, что мешает тебе есть себе подобных? Раньше ничего не мешало, а сейчас похоже догурманился, да? Ничего, у меня есть кое-что гораздо вкуснее всех твоих изысканных блюд, и этим ты никогда не насытишься, я тебе обещаю, — он на секунду подумал и добавил, — таков мой замысел.

И уже по-настоящему открыл глаза, чувствуя в своем горле непривычную вибрацию. Кажется, он урчал. Его собственное сердце было готово выпрыгнуть из груди. Ощущение чужой силы будоражило кровь. Он бы соврал, сказав, что сила внутри Ганнибала была превосходящая его. Нет, они были равны, и все же это было опьяняюще. В голове шумело, как в яркое утро после виски, а во рту пересохло — этот опыт в той или иной степени одинаково ошарашил и покорил его.

Они стояли оба еще около минуты, не двигаясь, почти не дыша, пока Ганнибал первым не двинулся в сторону мужа. На его губах еще чувствовались слова, которых он не произносил, но отчетливо слышал в своей голове в адрес себя самого. Этакую дерзость, но он быстро простил эмпата, ведь тот мог просто попытаться подсмотреть все планы, тем самым нарвавшись на горячую взбучку, но Уилл не поколебал его доверие, лишь еще крепче подтвердил то, что они идеальны друг для друга. А вот желание его мужа быть покоренным отпечаталось в сознании слишком ярко. Десны и кончики пальцев пульсировали, едва не меняясь, чтобы не наброситься на свою пару прямо сейчас.

Ганнибалу понадобилось еще немного времени, чтобы полностью прийти в себя.

Постепенно чувство восхищения своим омегой вытеснило все остаточное потрясение, что Ганнибал испытал за несколько мгновений. То, что он успел прочитать в архивах Николаса о быстром развитии дара, которым уже обладал омега или альфа, впечатляло само по себе, но то, как оно работало в реальности, нельзя было ни с чем сравнить. Утешало, что такие ублюдки, как этот архивариус все же были лишены всякой привилегии быть хоть в чем-то уникальными. Тем менее ценными они были в качестве блюд. Интересно, а оборотни с хорошими способностями передают через свое ДНК фрагмент своего дара?

Альфа нежно прикоснулся кончиками пальцев к открытому участку чужой кожи под воротником рубашки, успокаивая пульс и спускаясь чуть ниже к ключицам. Голубые глаза проникновенно смотрели в его собственные, темные, с янтарным проблеском глаза. Он был словно его светом, так прекрасно заполнившим всю тьму, что шла за Ганнибалом всю жизнь.

— Не могу дождаться того момента, когда я присоединюсь к тебе, чтобы вкусить все, что ты мне сможешь дать, — самодовольно облизнулся он, на ходу придумывая план отблагодарения мужа за его честность. Да и почему бы, собственно, не поиграть, раз уж щеночек Уилла, <s>невероятно развратная штучка</s>, так любит игры.

— А нам обязательно танцевать? Почему нельзя просто уехать отсюда сейчас? — альфе показалось, что Уилл слегка насупился. Это было настолько милое зрелище, что он не сдержал снисходительной улыбки и погладил того по нежной щеке.

— Таков мой план, и ты обещал довериться мне и следовать ему. Но если тебе будет легче, я предлагаю двигаться дальше уже через два часа, чтобы успеть встретить закат совсем в другом, более приятном месте.

Сердце Уилла дрогнуло и сжалось. Наваждение как рукой сняло, и лёгкое волнение заполнило все пространство живота. Разительная перемена омеги не ускользнула от Лектера. Он притянул к себе мужа и зарылся носом в его волосах над ухом.

— В ближайшие часы нас точно никто не потревожит, — его тон был абсолютно спокоен и вновь лишён эмоций, но Уилл чувствовал тепло в этих словах.

В конце концов, он решил жить в настоящем, прожить все мгновения со своей парой как можно ярче и насыщеннее. Он глубоко вздохнул, возвращая себе внутреннюю тишину и отгоняя волнение. Каким бы ни был следующий день, этот он не упустит и сделает все, что возможно, чтобы запомнить этот вечер на всю оставшуюся жизнь, если она вообще ещё будет. Где-то на самом краю сознания он верил, что увиденное в храме нельзя ничем изменить.

Они молча двинулись ко входу в здание. Уилл держал свою пару под руку, его взгляд больше не цепляло ничего вокруг, кроме Ганнибала. Было видно, как он неприкрыто любуется своим альфой, и с какой любовью отвечает ему Лектер. Многие улыбались, глядя на них двоих, кто-то неприкрыто шипел от зависти, кто-то охал и желал им счастья, но все это было где-то там, за пределом их собственного мира, который они выстроили на этот вечер.

Уилл твердо решил отдать Лектеру один не пресный, а искренний танец. Это будет одной его маленькой личной победой, потому что вот так пуститься в вальс или еще что… на трезвую голову. Раньше он всегда оставался в стороне, и с кем бы он, возможно, раньше потанцевал, или уже мертв, или больше не относился к нему в той или иной мере.

Когда они вошли, у Уилла начала испаряться вся уверенность по поводу танца на трезвую голову, и возрастать навязчивая идея выпить чего-нибудь крепкого прямо сейчас.

Внутри играла приятная классическая музыка, стоял хрустальный звон бокалов и цоканье каблуков. Кто-то танцевал в центре зала. Здесь шуршащих платьев было меньше, многие пары искусно вальсировали, с живой страстью глядя друг другу в глаза. Их ноги умело делали шаги по лакированному полу, никто не оступался, не запинался, и выглядели они все так, словно сошли с какой-то древней фрески.

У Уилла снова волосы встали дыбом от мысли, что он тоже будет там, в этом живом круге его личной смерти, кружиться с Ганнибалом. Горло запершило, и он огляделся в поисках воды, шампанского или чего покрепче. Кровь оборотня не давала алкоголю действовать долго, поэтому можно было не беспокоиться, что через час он будет абсолютно трезв и сосредоточен.