7. Порок пятый: зависть (1/2)
Ребёнок не сразу узнаёт, что чем-то отличается от других. Сперва это похоже на ощущение, как будто что-то застряло у тебя в зубах — неприятная маленькая косточка, о значении которой в своей жизни ты даже не подозреваешь. Ощущение перерастает в точное знание, знание — в боль. С толчком от одноклассника в спину, со смешком компании девочек на подоконнике, с чувством своей чужеродности в длинных школьных коридорах, в шумной столовой, на игровой площадке, где каждый взгляд, оценивающий и насмехающийся, чувствуется направленным именно на тебя.
Кейт осознала всё это, когда ей было десять лет — тогда Дейзи Макмиллан, девочка не очень большого ума, но зато с длинными золотистыми волосами, при всём классе спросила, почему всё-таки у Кейт такая странная мама и почему Кейт не скажет ей, что хочет на выпускной из начальной школы пойти вместе со всеми одноклассниками в Торп-Парк, а не тащиться в церковь слушать «Времена года» какого-то непонятного Вивальди, который уж точно никак не может быть интереснее башни «Детонатор», несущейся с орущими детьми вниз с высоты 115 футов.
Кейт не могла объяснить ей то, что лишь недавно поняла сама — что вещи, кажущиеся одним людям простыми, например, желание остаться у подруги на ночевку, отказ от каши с комочками или просьба купить Nintendo на Рождество, для других превращается в тяжелое испытание, проходить которое с каждым разом становится настолько невыносимо, что человек в конце концов выбирает просто плыть по течению, надеясь не разбиться о подводные камни.
Кейт думала иногда, какой могла быть её жизнь, родись она в другом месте, в другой семье — кем она могла бы стать, дружила ли бы с такими, как Дейзи, волновалась ли бы о домашке и мальчиках, а не отпущении грехов и настроении своей матери с утра, потому что от него зависело, каким будет и её собственный день. Порой Кейт страшно удивляло то, насколько мало она отличается от других детей на самом деле, за исключением того, что фортуна сыграла с ней злую шутку, дав симпатичную внешность, жизнь в центре Лондона, но при этом отняв все, что делало бы эти вещи значимыми. Кейт не верила в Бога, потому что поверить в него означало признать, что он — порядочный мудак с ужасным чувством юмора.
На выпуск из начальной школы Кейт так и не поехала в Торп-Парк кататься на аттракционах. Не поехала туда и Дейзи Макмиллан. Вместо этого обе они оказались в кабинете директора — Кейт с ноющими костяшками, а Дейзи с синеющим пятном под глазом. В тот день Кейт усвоила один из главных уроков в своей жизни: сопротивление бесполезно, даже если очень приятно. Мама заставила её перечитать вечернюю молитву двенадцать раз, а затем ещё не меньше года вспоминала «как в Кейт вселился Сатана» и это всегда было причиной для новой проповеди.
Кому-то просто не дано жить так, как хочется.
Может быть, именно это знание отражалось и в тусклых глазах преподобного отца Льюика из Библейского колледжа Христа Искупителя, когда в его тесном кабинете мама пыталась объяснить поставленную перед ним задачу.
—… сперва кажется, что можно отдавать детей в обычные университеты, но то, что там происходит, Боже… Лучше об этом не знать. Я выдергиваю Кейтлин из когтей греха в самый последний момент, и мне страшно подумать, что могло бы там с ней случиться в самом ближайшем времени. Вы меня понимаете, преподобный?
Отец Льюик вздрогнул, словно очнувшись ото сна, и поправил пальцами почти совсем съехавшие с носа очки. Его взгляд, полный покорного принятия судьбы, уныло остановился на Кейт.
— Да-да, конечно. Так что же, дитя, ты осознаешь всю ответственность выбранного пути? Ты действительно к этому готова?
«Абсолютно точно нет», — подумала Кейт и вымученно улыбнулась.
— Да, преподобный отче. Только я подумала… не лучше ли доучиться этот год в старом университете? Ну, чтобы закрыть все начатые, эм… дороги. Попрощаться с друзьями.
Мама посмотрела на неё так страшно, что Кейт тут же захотелось спрятаться под стул, зато преподобный Льюик по какой-то причине внезапно оживился и даже подался вперёд.
— Признаться, я очень хорошо понимаю тягу к образованию, дитя. В это сложно поверить, но я закончил целых два мирских университета и в каждом сумел почерпнуть нечто важное. Один из них был даже связан с дизайном, только никому не говори, хех… Бог даёт нам уроки везде, нужно лишь быть открытым к их появлению.
Кейт взглянула на мужчину с неожиданной симпатией. В паршивом мире, наполненном паршивыми днями, человек, от которого понимания ты ожидаешь меньше всего, но который всё же понимает тебя, — словно лучик света, рассеивающий долгую тьму.
— Мне тоже нравится дизайн.
— Простите, преподобный отче, извините! — резко бросила мама, вскакивая со стула и хватая Кейт за плечо. — Мы вернёмся завтра и обсудим всё окончательно. Спасибо за ваше время!
Преподобный кивнул и протянул через стол руку Кейт. Она пожала её искренне, с сожалением думая, что, похоже, самый ужасный для матери грех — это чья-то свобода и доброта.
— Если вам понадобится больше времени, ничего страшного, — произнёс отец Льюик им в спины, и сильные пальцы мамы сжались на многострадальном плече Кейт ещё жёстче.
— Не понадобится. Всё решено.
На улице она снова заговорила с Кейт, шагая по тротуару и чеканя шаг, будто вбивая в эти шаги каждое холодное слово.
— Я не заплачу ни цента за твой старый университет, Кейтлин. Можешь идти побираться, спать под забором, если хочешь потворствовать своим мерзким порокам. Но если ты хочешь жить в моём доме, есть мою еду, ты больше никогда не будешь мне перечить и всегда будешь делать то, что я сказала. Ты это поняла?
Кейтлин кивнула.
Самое ужасное осознание в жизни пришло к ней абсолютно легко, как всем известная истина, до сих пор почему-то скрывавшаяся от Кейт, — она без денег, образования и даже без документов, потому что их мама забрала у неё, как и всё остальное, была в этом мире никем, и ничего другого не могла, кроме как кивать и соглашаться и есть не свою еду, жить не в своём доме и надеяться на чудо, которое совершенно не собиралось происходить.
Но если отчаяние достигает такой глубокой степени, разве не настаёт период, когда нужно плюнуть на все условности и правила и создать себе чудо самой? Потому что Бог, которому Кейт передавала пламенный привет, всё-таки был мудак.
***</p>
При втором визите сексшоп вызывал смешанное чувство восхищения и страха. Для Кейт, которая целовалась всего дважды: с парнишкой Джейсом с курса углублённого английского (этот поцелуй был первым и для него, но наука его интересовала куда больше, чем отношения) и, собственно, с Вай, чей поцелуй явно не был проявлением любовных чувств, всё здесь было странным вдвойне. Она не могла поверить, что людям действительно требуется столько вещей просто для того, чтобы заняться сексом.