Глава четвёртая. Письмо на крови (1/2)
О валласлине они с Зейном заговаривают три дня спустя, когда клан Талас встаёт лагерем у дальнего оазиса, под рыжей скалою, похожей на пригревшегося на закатном солнце льва.
Здесь они пробудут до окончания арлатвена, а после, дождавшись Хранительницу и Первую, вновь снимутся с кочевья.
Только вот Маретари с ними уже не будет.
В горле снова поднимается колкая песчаная тоска, и Маретари крепче стискивает Зейнову ладонь.
— Старший охотник давно говорит, что глаза твои остры так же, как и твои кинжалы, — качает Хранительница почти безволосой сморщенной головою, остановив на Зейне не по-старчески цепкий взгляд, — и давешняя битва — лучшее тому подтверждение. Ты готов стать мужчиной.
Зейн молча кланяется, а Маретари втягивает голову в плечи. О том, что сказал старший охотник о ней, она предпочитает не думать.
Шумно дышат утомленные долгой скачкою галлы. Они лежат средь влажных плошек кровавого лотоса — уставшие, мягкие, белые, похожие на облака или редкий в пустыне снег — тянут чуткие морды к воде, толкаются и пьют-пьют-пьют.
Два дня и целую ночь они мчали по пустыне без продыха, взрывая копытами зачарованный песок, унося Народ прочь от опасного места.
Оттого и вода им нужнее, чем их двуногим братьям.
— Я проведу обряд следующим солнцем.
А ещё через солнце Маретари… расстанется с пустыней навсегда.
— Ты уже решил, кому из Творцов откроешь сердце, дален, чьим заветам станешь следовать в деяниях и помыслах?
Маретари тоже поднимает на Зейна вопросительный взгляд. Они говорили о том не раз, украдкою соприкоснувшись ладонями у ночного костра. Зейн поминал и мудрого Джуна, мастера Творцов и сотворителя хитрых игольчатых ловушек, и бесстрашную Охотницу Андруил, и…
— Гиланнайн, — говорит он, подняв на Хранительницу решительный синий взгляд. — Матерь тварей, больших и малых, станет беречь меня в песках, а я никогда не трону её детей без нужды.
— Да будет так, — кивает Хранительница безо всякого гнева иль недовольства. — Ступай же к обелискам, дален, и попроси свою покровительницу о милости, ибо завтра она тебе понадобится.
Наверное, Хранительница не рассердилась бы, даже помяни Зейн самого Эльгарнана, грозного Первенца Солнца, что для защиты детей своих стал чудовищем.
Не облила бы мальчишку презрением, услышав о небесной супруге Эльгарнана, матери богов Митал, что любовью вернула свет в его ожесточившееся сердце.
Нет, дело не в приязни и не в уважении.
В том лишь, что простой охотник волен выбирать сердцем, ибо выбирает он только для себя, лишь свой дух и своё тело испытывает под безжалостным обрядовым резцом.
Дар обошел Зейна — как и многих из Народа — стороною, и ему никогда не узнать власти, что плещется за ободом тяжёлого волчьего кольца, никогда не стать спасением клана иль его погибелью.
С теми же, кто имеет хотя бы малый шанс однажды назваться Хранителем… иначе.
Валласлин, древнее и мучительное письмо на крови, способен говорить без слов. Да, священные метки должно избирать душою, да, они скрепляют собою таинство между богом и смертным, единение вечного и проходящего, союз совершенства и грубого подобия его, но… какой Хранитель дозволит носить благословение старших богов тому, кого не желает видеть преемником?!
Да и потом… От служителя Эльгарнана волей-неволей станут ждать скорее войны, нежели мира, от последователя Митал — справедливости, от носящего знаки Силейз — заботы о мирном очаге да полновесной сытной чаше.
Быть может, это смешно, но у рождённого править здесь куда меньше воли, чем у рождённого повиноваться, ибо сердце его опутано множеством цепей — долга и расчёта, ожиданий и повелений, неуловимой иллюзии и чужой прихоти.