Глава третья. Разведка боем (2/2)
— Kaffas! Alluvin valla kal!
Речь его тоже кажется скользкой и шипящей, и он совсем не боится троих окружающих его воинов, следит за ними взглядом хищника, но не добычи.
Товарищи бросаются на шема
стремительными пустынными призраками, но в висках Маретари колотится смешанная со страхом кровь.
— Не стой камнем, бесполезная девчонка! Помогай!
Ей не достаёт сил даже пошевелиться, будто не шем пред нею, а распахнувший пасть Ужасный Волк.
Она может лишь смотреть, как товарищи бьются насмерть не только с искусным северным воином, но и с его исполинским жеребцом.
Этот могучий чёрный конь рождён не милосердной Гиланнайн, но злым нечестивым колдовством северных чародеев.
Впрочем, хозяина он защищает не хуже самой справной галлы — грозно ржёт и раздувает ноздри, взвивается на дыбы, силясь затоптать обидчиков.
Копыто его взрывает песок рядом с головою упавшего Зейна.
— Нет, не смей!
Способность двигаться возвращается к ней вместе с голосом.
Ярость становится даром, помноженным надвое, а песок под конскими копытами — гибельной зыбучей топью.
Топь растёт и ширится, вздыхая неведомым огромным зверем, утаскивает в своё ненасытное нутро почти одержавшего верх северянина, его коня, смешанный с кровью песок, обломки стрел… а после вновь обращается вечным золотом пустыни.
Маретари успевает подумать, что всё в этом мире рано или поздно станет песком, а потом её выворачивает прямо под ноги подбежавшим товарищам.
Рукав Авенира алеет свежей кровью, а в жёстких обветренных чертах Зогара — недовольство.
— Хранительница узнает об этом! — цедит он, перевязывая рану друга. — Ты едва не погубила нас своей нерешительностью! Хорошо, что скоро тебя здесь не будет.
Маретари нечего ответить ему, и она вновь съёживается на песке.
— Вспомни свою жену в юности, леталлин, и будь мягче к девочке, — говорит Авенир, морщась от боли. — Мастерство — оно ведь с опытом приходит. Нужно торопиться — до кочевья путь неблизкий. Зейн, помоги ей подняться.
Они долго бредут по песку, и Зейн не выпускает её руки, и расцветает меж ними что-то незримое и хрупкое, вечное, как эти земли, и отчего-то радостно и тяжко на сердце, и чувств слишком много, и хочется смеяться и плакать в одночасье.
Когда старшие уходят вперёд, Зейн тихо шепчет:
— Не слушай ты дядьку Зогара, ма ве… Тари. Первый раз оно всегда так, когда… отнимаешь жизнь. Мне первый мой шем целую седмицу снился, отец не даст соврать!
— Я стараюсь быть полезной клану, я правда хочу быть нужной, я…
— Ты уже нужна.
Она поднимает голову.
Глаза у Зейна добрые и лучистые, синие-пресиние, как и у всех Талас, и в них плещется вечное небо над пустыней.
Не травяная зелень неваррских холмов, что досталась Маретари и Миреле от бабки, рождённой гордым кланом Алерион.
Наверное, без десяти охотников Алерион, присланных их Хранителем полвека назад, братьям пришлось бы жениться на сёстрах, а матерям — брать в мужья сыновей.
Если бы пустыня не убила их ранее.
Союзники на то и союзники, чтобы помогать друг другу — для чего ж тогда были древние клятвы, оставшиеся ещё со времён Долов?
С сыном Мириам Алерион помочь не смогли или не захотели, а другой союзный клан — Махариэли из хвойных чащоб Тирашана — не заявлял о себе вот уже много десятилетий.
Наверное, у нового её клана будут иные союзники, а здесь… ей придётся оставить не только сестру.
Зачем она не родилась простой охотницей? Отчего Творцы послали ей дар? Отчего всё… вот так?
Чувств становится слишком много, и она просто плачет, уткнувшись лицом в Зейново плечо, и он понимает без слов, обнимает крепко, будто величайшую драгоценность:
— Я… всегда буду помнить тебя, Тари.
Потом, когда они отстраняются друг от друга, нагоняя старших, к Зейну возвращается привычная весёлость:
— Как думаешь, мы уже можем просить мудрейшую Мэйрав о валласлине?