Светлая ночь. Часть 14 (2/2)

Рейнира резко вспыхнула, в глазах поселился гнев. Конечно, кто бы ещё мог быть настолько безумен и бессердечен, чтобы напасть на тринадцатилетнего мальчишку.

— Что он хотел? — нахмурившись пробормотала королева.

— Мой глаз, — устало отозвался Люцерис, — Он не хотел убивать, только после того, как Арракс опалил морду Вхагар, наши драконы начали свою бойню, — мальчик вдруг опомнился. — Где Арракс?

— Он погиб, — с тоской проговорила Рейнира, потом осторожно добавила. — Тебя принёс чёрный дракон, которого мы никогда не видели.

— Он меня спас, — Люцерис всмотрелся в точку, видимую только ему. — Это была жена Эймонда. Я чувствовал.

— Анариель? — несказанно изумилась Рейнира.

Люцерис молчал. Он не мог забыть песнь жизни, но не мог и вернуться на двое суток назад, когда эти слова звучали во тьме только для него одного. Когда для него пели, как для самого родного и близкого существа, тем изумительным голосом, от звуков которого хотелось смеяться и плакать одновременно, жить и умирать, кричать и рваться навстречу.

— Это неожиданно, — прошептала Рейнира, вглядываясь в окно и мысленно поблагодарив за живого сына, она погладила по голове Люка и вышла из его покоев.

События последних часов помнились ему смутно. Ничего конкретного, кроме обрывков какой-то песни, бесконечно нарастающей боли в изорванном плече, череды испуганных лиц и… Он вздрогнул, замерев и едва не выронив кубок, когда перед внутренним взором, как сквозь бесконечность, медленно проступили знакомые голубые глаза — огромные, зовущие, манящие. Люцерис ошалело потряс головой, и видение исчезло, оставив после себя привкус сожаления и тоски. Причем настолько явной, что Люк поначалу даже растерялся. Но быстро сумел взять себя в руки и, выкинув всякие глупости из головы, принялся есть принесённый ему суп.

***

Не помня себя, на негнущихся ногах Эймонд Таргариен побежал в покои, едва не столкнувшись с выходящими оттуда повитухами, что несли охапку окровавленных простыней и большой таз, наполненный ярко-розовой водой. Он выдохнул, проведя взглядом женщин. Эймонд боялся заглянуть внутрь и увидеть нечто ужасное. Принц сглотнул, побледнел, и в покои вошёл уже медленно, осторожно, боясь вздохнуть.

Анариель лежала на подушках и в алом рассвете казалась бледной и хрупкой, но огромные глаза её ярко сияли, на губах блуждала усталая улыбка. К Эймонду вернулся воздух, на дрожащих ногах он сделал несколько неуверенных шагов. Мейстер в сером одеянии опустился над колыбелькой, которая стояла здесь уже несколько дней и ждала своего часа. Но принц подошёл не к ней, а осторожно сел на край кровати, счастливым взглядом осматривая бледную жену. Он взял её ладонь в свои руки и обдал горячим поцелуем.

— Мы оба были правы, — устало прошелестела эльфийка. Эймонд покачал головой, пока ещё не сильно понимая её слова и требовательно привлек супругу к себе, крепко обнял, с нескрываемым наслаждением вдохнув аромат ее волос, и улыбнулся.

Неслышно подошёл мейстер, с младенцем в руках. Эймонд судорожно вздохнул, широко раскрытыми глазами оглядывая младенца.

— Это мальчик, мой принц, — произнёс мейстер передавая в руки ребёнка. Он издал мягкое кряхтение, хрустальными колокольчиками рассыпавшийся в тишине. Эймонд протянул было руку, чтобы коснуться его лба, но тут же отдёрнул ладонь, невесомо коснувшись пелёнки, в которую тот был закутан. Сын казался таким хрупким, что сама мысль о том, чтобы взять его на руки, пугала.

Эймонд обворожительно посмотрел на жену. Она загадочно улыбнулась и глазами указала в сторону. В руках мейстера был ещё один младенец.

— Это девочка, муж мой, — улыбнулась Анариель.

Никакие человеческие слова никогда не смогли бы описать этот самый момент.

Сердце Эймонда замирает. Ушки у обоих детей были заострёнными, а на макушках был белый пушок с золотым отливом. Дети мирно посапывали в сильных руках отца. Мейстер тихо шепнул, предупредив, что будет рядом если понадобится. Эймонд рассеянно кивнул, всё ещё не сводя глаз с малышей.

— Мейлор, так будут звать нашего сына.

Эймонд молча кивнул, с щемящей нежностью рассматривая жену.

— А девочку?

— А какое имя ты хочешь? — нежно пролепетала Анариель.

Принц обвёл взглядом малышку. В груди разливалось, медленно закипая, чувство безграничного счастья.

— Эннель, — прошептал Эймонд.

***

После того, как жена и дети уснули, Эймонд тихонько подошёл к Анариель и бережно заправил за маленькое ухо золотую прядь, нечаянно выбившуюся из густых волос.

Бросив короткий взгляд на спящую жену, Эймонд тихо вышел на балкон и положил руки на перила, неосознанно сжимая их всё крепче. Сколько же эмоций ему нужно было выплеснуть. Принц, кинув неприязненный взгляд на полуденное солнце, огорченно вздохнул. То, что проблема была в нем, он прекрасно понимал: Анариель явно обладала какой-то магией, но по неизвестным причинам тщательно скрывала этот факт. Вернее, искусно прятала за красотой, ласками и добротой, от которых даже сдержанную мать бросало в дрожь.

Но теперь он видел: всем этим Анариель добивалась лишь одной-единственной цели — не дать начаться войне, не дать времени и возможности что-то предпринять. Любой ценой, любым путем отвлечь. А один глупый бастард сумел нарушить эту тщательно выверенную дистанцию. Он знал, что этот дракон принадлежал жене, точнее догадывался. Поскольку слышал из её уст упоминание о чёрном драконе с рогами, но даже представить не мог, что жена может так им управлять. Эймонд очень любил Анариель и возможно, был благодарен за то, что она спасла его от бремени, но это и накладывает определённые сомнения.

Если война всё же начнётся, то какую сторону выберет жена? Он хотел это выяснить.

Эймонд больше не боялся прослыть безумцем. Не пытался никого обманывать и скрывать то, в чем прежде никогда бы не признался даже себе. Темная бездна! Он просто хотел узнать правду! Но не от брата или сестры, не от служанки, поглядывающей в его сторону со все возрастающим беспокойством, и даже не от матери. Нет. Он хотел услышать ее от того, кто сумел разбудить его душу и вернул ее из такого мрака, откуда обычно не возвращаются.

— Мой принц? — тихий, но настойчивый голос ворвался в раздумья, и Эймонд недовольно пошевелился. Перед ним встал мейстер, и его озабоченный взгляд отрезвил сильнее, чем ведро ледяной воды. Эймнод посмотрел на Анариель, и сердце его болезненно сжалось — она казалась ещё бледнее, сквозь белую, почти прозрачную кожу, просвечивала голубая сетка вен. Веки слабо трепетали.

— Что с ней? — обеспокоенно спросил он.

— Слишком много сил потеряла, — последовал лаконичный ответ. Мейстер стремительно смешивал отвары тёмно-зелёного цвета.

— Это опасно?

Эймонд сел, пытаясь унять бешеный стук сердца. Мужчина лишь покачал головой.

— У всех роды проходят по-разному, мой принц. Но всякий раз новая жизнь отнимает силы у роженицы. И на восстановление потребуется время

— Сколько? — выдохнул Эймонд.

— Не знаю, — с искренним сожалением ответил мужчина. — Может, несколько дней, может, недель. Не волнуйтесь, — добавил мейстер, заметив, как побледнел принц. — Она сильная.

Через час мейстер ушёл, предварительно позвав кормилицу, которая рассказала принцу, как обращаться с детьми. В спальне повисла тишина, и только еде слышное дыхание малыша нарушало её. Эймонд вглядывался в их лица, пытаясь разгадать кто на кого похож. За прошедшее время морщинки на лицах детей расправились, и на щеках выступил лёгкий румянец.

— Мейлор и Эннель, — прошептал Эймонд, пробуя имена на вкус, привыкая. Словно услышав, дочка завозилась и умиротворённо выдохнула. Боясь вздохнуть, Эймонд опустился в кресло и принялся тихонько покачивать дочь, напевая давно забытую колыбельную, что пела ему когда-то мама.

***

Второе пробуждение оказалось для Люцериса гораздо приятнее: ласковое пламя в свечах настойчиво светило в лицо, обдувал прохладный ветерок из распахнутого настежь окна, в хорошо проветренной комнате не поджидало никаких посетителей, в теле поселилась восхитительная легкость, не имеющая ничего общего с недавней позорной слабостью, картины прошлого почти утратили свою значимость, а невнятные мысли больше не тревожили сознание очнувшегося мальчика.

Люцерис озадаченно повертел головой и сел, одновременно проверяя, работает ли левая рука. Сперва разогнул и согнул осторожно, а затем — все смелее, с радостным удивлением ощущая, что она снова послушна.

Люцерис вдруг вздрогнул, заметив в углу комнаты чёрный силуэт. Воздух стал ледяным. Он мысленно взвыл, чувствуя опасность, а затем медленно встал и шарахнулся прочь. Но не успел, незнакомец резко развернул его и вонзил кинжал. Еще не понимая до конца, в чем дело, Люцерис старался быть сильным и смелым, он опустил глаза, видя как алая струйка крови бежит прямо по ногам, окрашивая каменный пол. Он начал задыхаться, в лёгких словно разливалась лава. Мальчик опустился на колени и последний раз вдохнув воздух, покинул этот мир навсегда.