Светлая ночь. Часть 14 (1/2)

Лучи закатного солнца золотили мощные каменные стены. Слуги удалились, оставив вино для лордов. Наступила тягостная пауза.

Деймон Таргариен, лениво поигрывая висящей на груди золотой цепью, внимательно изучал карту. Рейнира делала вид, что ее интересуют узоры гобеленов; мужчины уткнулись в свои кубки.

Его глазам предстали безмятежные Веларионы, вполне владеющие собой и уверенные, что все будет так, как они хотят; однако нос его ощущал запах тревоги и страха, исходивший от них. Они боялись намерений Деймона, это ясно. Похоже, они думали, что смогут так или иначе договориться и с ним, и с Рейнирой.

Рейнира потянула Деймона за рукав — она явно заметила всеобщую озабоченность и пахла почти так же тревожно, как остальные. Он успокаивающе похлопал ее по руке, не сводя с остальных пристального, сурового взгляда.

С тех пор, как жена отправила двоих сыновей в разные части страны, она никак не могла избавиться от ощущения тревоги и опасности, поскольку в полной мере не знала чего можно ожидать от Лордов.

Деймон чувствовал, что случилось что-то неладное, но виду не подавал, чтобы не накладывать на жену ещё большие переживания. Они оба потеряли дочь и родного человека — Визериса. После вчерашней ссоры Рейнира была более холодна чем когда-либо, и он знал, что поступил неправильно, но совладать с собой не сумел.

— Его отец поддержал нас, и Боррос Баратеон поддержит, я верю этому… вот настолько. — Вдруг прошептал сквозь зубы Деймон. Он поднял руку, сблизив большой и указательный пальцы так, чтобы между ними остался крошечный зазор. — Баратеоны всегда все знают лучше других, или, по крайней мере, так им кажется. Поэтому я могу доверить тебе одно — слушать то, что я говорю. Я защищаю нас и твой трон.

Рейнира ничего не ответила, лишь обвела взглядом сидящего рядом мужа. Стремительный шум шагов и звучание доспехов, отвлекло пару от раздумий.

— Ваше Величество! В небе замечен чёрный дракон, — проговорил Эррик Каргилл, вбегая в переговорную.

Все тут же как один смолкли, но повели себя совершенно по-разному. На лице Деймона не отразилось ничего, хотя от него резко запахло яростью.

— Известить дозорных, наблюдать за небом! — рявкнул Таргариен.

Рослый и крепко сложенный, широкоплечий, с глазами фиолетовыми, как искусные сапфиры, Деймон двигался с такой смертоносной грацией, что меч на бедре казался его неотъемлемой частью. Он выглядел не просто способным нести насилие и смерть; этот человек приручил насилие и смерть и держал у себя в кармане, готовый высвободить их за один удар сердца или принять на себя, стоит только кому-то прийти в его дом с угрозой. Рядом с Деймоном даже бывалый вояка Эррик представлялся менее опасным. Небольшая седина коснулась длинных волос рыцаря, однако бойцы и помоложе не решались вставать на пути Таргариена — если у них хватало ума.

Рейнира же быстрым шагом следовала за мужем.

Перед ними раскинулось побережье. В северной стороне вода густо синела. На мелководье синева становилась бледнее, а сам берег очерчивала дуга тёмного песка. Ветер дул с запада, но мыс загораживал ему дорогу, и берега достигали лишь мелкие безобидные волны. В неглубокой сине-зеленой воде видны были скалы.

Деймон встал спереди, и когда из облаков прямо над ними раздалось рычание, все в испуге сделали шаг назад, кроме королевы и мужа.

Его рогатая голова поднялась высоко в воздух, длинная шея выгнулась дугой, плечи раздвигали несущиеся потоки воздуха. На какое-то мгновение все застыли как изваяния, глядя вверх. Этого дракона никто и никогда не видел.

— Он держит что-то в лапах, — в испуге проговорила Рейнира. Она увидела темноволосую копну волос, но боялась даже подумать о том, кто бы это мог быть.

Деймон тоже заметил заметил это, он обернулся к жене и строго прошептал:

— Останься здесь.

Тем временем дракон медленно опускался на берег. Рейнира не послушала мужа и быстрым шагом следовала за ним, её сердце опускалось всё ниже. Это не мог быть он.

Деймон резко остановился и едва слышно вздохнул, но не пошевелился. Только ресницы слегка дрогнули, да чуть громче стукнуло сердце. Королева обошла мужа и в первое мгновение оцепенела.

Дракон аккуратно положил Люка на мокрый песок, от взмаха его крыльев мальчик издал тяжёлый стон.

Рейнира приложила руку ко рту, не в силах сдержать слёзы облегчения. Она знала, что такого не бывает, но сейчас вдруг показалось, что это правильно. Дракон вдруг приоткрыл тяжелые веки и до самого дна пронзил её душу удивительным взглядом бездонных, удивительных, неправильных, но таких чистых голубых глаз…

Рейнира чуть помедлила, но потом сделала неуверенные шаги к этому существу, его голова нависла прямо над ней, он был неправдоподобно громаден, и по его чешуе стекала вода.

Королева порывисто подняла руку и соприкоснулась с драконом, его огромные ноздри обдували женщину и она тихонько прошептала:

— Спасибо.

Рейнира обвила руками шею Люка, тихонько вздохнула и снова замерла, ощупывая сына. Она не хотела думать о том, что произошло в Штормовом пределе, но точно знала, что к этому приложили руки зелёные.

— Малыш… — Сильные руки мужа бережно подхватили ее, прижимая к широкой груди. — Люк выживет. Ему нужно отдохнуть, — прошептала королева, оборачиваясь на мужа.

Деймон осторожно поднял мальчика на руки, и после, дракон скрылся в пышных облаках.

Люцерис пришел в себя на рассвете. Некоторое время он просто лежал с закрытыми глазами, силясь сообразить, каким образом оказался в постели, если был в Штормовом пределе.

Он помнил дождь, куда с пронзительным воём взвился его дракон. Страшную тень Вхагар, заполняющую почти половину неба и сапфировый глаз Эймонда, устрашающе поблёскивающий.

Затем — вспышка боли. Чьи-то голоса — сперва недовольные, а потом встревоженные. Бесконечное белое небо над головой. Холод… безумный, парализующий волю и разум холод, не позволяющий двинуться с места. Последние слова песни смерти, эхом отдающиеся в вышине. А потом — совсем другие слова: мерные, тягучие, как смола, которые опутывают готовую отлететь душу и упорно тянут обратно. Туда, где тепло. Где ждет его возвращения кто-то, кому он нужен. И запах, сладкий и пронзительный.

Люцерис вдруг широко распахнул глаза и вскочил с широкого ложа. В голове тут же помутилось, в ушах зазвенело, а в плече вспыхнула боль, заставившая мальчишку охнуть и повалиться обратно.

— Тихо, спокойнее. Тебе рано вставать, — с укором произнес мелодичный голос, и на мгновенно покрывшийся испариной лоб легла прохладная ладошка.

Люцерис жадно вдохнул запах тонкого запястья, оказавшегося у него прямо перед лицом, и непонимающе замер: оно пахло солнцем, ветром и зеленой листвой. Он снова приподнялся, шаря по сторонам настороженным взором, вдохнул снова и почти с удовлетворением понял, что это был почти тот запах, который вернул его к жизни.

— Доброе утро, — поприветствовала сына присевшая на краешек кровати Рейнира. — Лежи, тебе действительно рано подниматься. Рана еще слишком свежа.

Мать осторожно уложила Люка обратно, прикрыла до середины груди покрывалом и заботливо подоткнула, чтобы не спадало.

— Где я? — хрипло спросил Люцерис, силясь рассмотреть, есть ли в комнате кто-то еще. Ему очень-очень нужно было это выяснить. Но не вышло: Рейнира наклонилась и погладила сына по руке.

— В своей комнате, конечно. Повязка свежая, не беспокойся. Рана почти закрылась, но тревожить ее пока нельзя, хотя мейстер нас заверил, что рука будет действовать, как прежде.

— Сколько я?..

Рейнира повернулась и внимательно посмотрела на взбудораженного сына.

— Сегодня второй день. Ты что-нибудь помнишь из того, что случилось?

— Все, — устало прикрыл веки Люцерис, тщетно пытаясь избавиться от видения совсем других глаз, пронзающих его душу до самого дна. — Я помню абсолютно все.

— Почему ты полез в драку? — вдруг заледенел ее голос. — Зачем тянул столько времени? Ты мог погибнуть!

— Там был Эймонд.