Перерождение. Часть 13 (2/2)
Пройдет зима, и новые листья появятся на ветвях. Деревья, очнувшись ото сна, будут перешептываться в сумраке и пить теплый ветер, напоенный влагой далекого неба. Но некому будет прийти в этот лес, чтобы танцевать с ней среди зарослей болиголова, говорить с ней о вещах простых и странных, смешных и страшных, любить ее на поляне в безлунную ночь… Обхватив руками серебристый тополь, чувствуя щекой и ладонями гладкость коры, она вспоминала, как странно сочеталась в его любви жажда обладать с желанием поклоняться. Как это пугало и захватывало… И как безнадежно это кончилось…
«Но ведь он еще не мертв — а значит, надежда есть…»
Развернувшись к дереву спиной, Анариель прижалась к нему, сцепив руки в замок позади ствола. Да, он еще жив.
Глаза распахнулись, вокруг стояли мешочки с травами, от которых исходил горький аромат. Она повернула голову, в надежде увидеть рядом с собой Эймонда, но вторая половина кровати оказалась пуста. Пробежавшись усталым взглядом по покоям, она увидела Эйгона, сидевшего в кресле. Их взгляды встретились и король встал, подходя к девушке.
— Где он? — прохрипела она.
— Скоро вернётся, — сказал Эйгон, усаживаясь на край кровати.
— Но почему вы здесь, Ваше Величество? — спросила Анариель.
— Я думаю сейчас тебе нужна помощь, — он взял её протянутую руку и помог ей встать, — Уверена? Тебе лучше?
— Уверена, пойдёмте в богорощу, Ваше Величество, — ласково прошептала эльфийка.
— Мне льстит, что ты теперь так ко мне обращаешься, — усмехнулся Эйгон, подавая локоть.
— Не обольщайтесь, — отозвалась Анариель, кладя руку на его предплечье. — К тому же, мой король, я…
Постойте, милорд Стронг.
— Я… — она не могла произнести ни слова.
Ты правда думаешь, что можешь летать по всей стране и пытаться украсть трон моего брата?
— О боги, — Побледнев как полотно, эльфийка покачнулась и в тот же миг почувствовал, как что-то болезненно сжалось в груди. Да так сильно, что в глазах потемнело, а из горла сам собой вырвался странный звук, больше похожий на стон.
Я не буду биться. Я пришёл, как посланник.
Анариель судорожно сглотнула, не в силах справиться с новыми для себя ощущениями. Оглушённая, ошеломленная и сломленная, она замерла посреди комнаты, тщетно пытаясь избавиться от нарастающего гула в ушах.
— Анариель?! — вскрикнул Эйгон, резко схватив девушку за плечи, — Позовите мейстеров, быстро! — крикнул король во всё горло.
Нет, не обида это была и не злость. Не предательство, не боль и даже не ярость. Нет. Это была игра, насмешка.
Бой это слишком просто. Я хочу забрать твой глаз, как плату за мой. Одного хватит.
У неё будто душу вырвали. А вместо нее внутри осталась лишь пугающая, стремительно разрастающаяся пустота, в которой глумилась и плескалась, не зная границ, тоска.
Анариель потерянно хотела опуститься на колени.
Внезапная ужасная волна боли обрывает гул, глубоко в животе. Она подавляет крик, отталкивает взволнованного Эйгона и начинает считать.
Это пройдет. Это должно пройти, думает Анариель. Три. Четыре. Пять. Шесть. Семь.
Хочу сделать подарок моей жене.
Она кричит.
Эйгон едва слышно вздохнул, и с силой, перенёс дрожащую эльфийку на кровать.
Когда она смогла совладать с мельтешащими перед глазами мушками, она медленно подняла руку, затем вторую, и, с трудом перевернувшись на бок, стала подтягивать под себя дрожащие, словно не принадлежащие ей ноги.
ОТДАЙ МНЕ ГЛАЗ ИЛИ Я ЕГО ЗАБЕРУ, УБЛЮДОК!
Вокруг сомкнулась темнота, отсекая посторонние звуки, мысли, печали. Куда-то пропали прежние чувства, а вместо них пришло безразличие и непонятная, но спасительная апатия. И только тяжкий ком в груди стал гораздо больше, да сердце дало непредвиденный сбой.
И она кричит, тужась. Эйгон крепко обнимает её, прижимает голову к плечам и шепчет ободряющие слова. Анариель зажмуривает глаза, пытаясь сосредоточиться на чем-нибудь другом, кроме ослепляющей боли, разрывающей её на части.
Двери разомкнулись, впуская в покои трёх повитух и мейстера.
— Быстрее! — рявкнул Эйгон.
— Мой король, вам лучше уйти, — проговорил Мейстер, расставляя на полках разные банки.
В течение следующих минут схватки только усиливаются, одна за другой. Раньше Анариель держалась из-за всех сил, но она бросает последние остатки достоинства на ветер, плачет, вцепляется в руку короля, умоляя его помочь, остановить это, заставить боль уйти.
— Не оставляй меня, Эйгон!
Король оторопел и с несвойственной ему нежностью ласково погладил её растрепанную макушку. Держит её, двигается вместе с ней, когда Анариель приподнимается и раскачивается вперед и назад, пытаясь хоть немного унять агонию.
Эйгон даже не сопротивлялся, когда чужая рука осторожно коснулась его спины. Просто следил, как девушка уверенно ищет в нём поддержку, не как от друга, а как от мужа. Эйгон с досадой кусает губу, понимая свою оплошность. Он об одном постарался умолчать, одно-единственное постарался скрыть от болезненного взгляда и сделать так, чтобы Анариель никогда не узнала, насколько сильно он хочет, чтобы такие моменты были чаще.
Её золотистые волосы крепко прилипли к щекам и плечу. Одна скрученная прядь
зацепилась за уголок её рта, губы разошлись в такт тяжелым, задыхающимся вздохом. Она тужится, извиваясь на своей койке, вытягивая ноги и бедра то в одну, то в другую сторону, чтобы раскрыться. А потом давление спадает, схватки проходят, и она возвращается к тому, с чего начала. Анариель падает навзничь, обессиленная, почти рыдая от отчаяния. Ничего не движется, ничего не меняется, боль все еще накатывает волнами. Она сильней сжимает руку Эйгона.
Внезапно она делает резкий, высокочастотный вдох, еще сильнее выгибается вперед и издает глубокий стон.
в горле, гортанный и темный. Она хочет увидеть рядом с собой мужа, но видит лишь бурю.
Ao enkagon nykeā gēlȳn!
За тобой должок!
Она бессильно рушится на кровать и хрипит, дрожа в слабом свете. И вдруг сосредоточенно прикрыла глаза, взывая к своей непокорной силе. Анариель почти сразу почувствовала жар в груди, свирепый огненный вихрь, пронесшийся по венам. Увидела перед внутренним взором пламя и направила его вперёд.
Naur o Beleg
lasto beth daer;
Rimmo naur Aiwenor
dan in Gurth!
Пламя великого
Услышь слово власти.
Встань, пламя неба
Против Смерти!
Анариель увидела, что где-то от вспыхнувшего пламени по стволам ближайших деревьев пробежала болезненная судорога. Тонкие ветки жалобно зашелестели и принялись неистово раскачиваться от невидимого ветра. Белоснежные листья мгновенно почернели, ссохлись и скрутились в дымящиеся трубочки. Трава в радиусе нескольких сотен шагов буквально испарилась. Земля прогрелась до состояния лавы. Камни сперва покраснели от жара, а потом начали медленно плавиться, словно пытаясь слиться с почвой и подземными водами. Стена огня, вырвавшись из груди, всей своей мощью ударила в белоснежные стволы. Пронеслась по ним ураганом, срывая серебристый покров, но не тронула больше ничего. Пощадила. В последний момент обошла стороной, чтобы полыхнуть в небе алой дугой, а затем вернуться успокоенной, покоренной и почти послушной.
Она видела это словно наяву, взывая и направляя новое ощущение в небо.
Оглушающий рёв пронёсся по облачному небу, а после огромная туша закрыла собой испуганного мальчишку, вцепившись в раненного дракона и унося всадника к Драконьему Камню.
Всё словно выдохнуло и, Анариель стоявшая посреди бушующего вокруг огня, почувствовала, как ветер взъерошил растрёпанные волосы принцессы.
— Здравствуй, моя девочка… — донеслось до неё.
Анариель непонимающе подняла голову, и ощущение ласковых материнских объятий вдруг ослепило её. Будто мама стояла совсем рядом и с нескрываемой гордостью смотрела на дочь. Непонятно, как это произошло, но она все же была здесь и, оглядывая воцарившийся хаос, загадочно улыбалась.
— Мама? — неуверенно позвала Анариель, не понимая, как такое стало возможным. — Мама?!
— Ты молодец, малышка… Ты все правильно сделала…
Её разум наблюдал, как ошарашенный Эймонд, вглядывался в скрывающегося в облаках чёрного монстра, который держал в лапах Люцериса Велариона.
Она слабо улыбнулась, и в этот момент все закончилось: бешено ревущее пламя так же стремительно улеглось и погасло, а мутная пелена перед глазами Анариель исчезла, возвращая её в реальный мир.
И когда она раскрыла глаза, в руках мейстера лежал маленький, тихо плачущий младенец.
— У вас родился сын.