31. Призрак (1/2)
В густой тьме визора отчетливо отражались только белки глаз Мо Жаня, лицо же виднелось набором глубоких теней. Если он слегка поворачивал голову, тени переливались пятнами, как масло на тефлоновой сковороде.
Мо Жань отдыхал в кресле в своей комнате, сцепив руки на животе, а шлем покоился перед ним на столе, будто чей-то обсидиановый череп. Было тихо, как в строгой библиотеке. В озонированный кондиционером воздух подмешивались запахи поношенной кожи и дождя. Их подселил Мо Жань, сбросив мотоциклетную защиту прямо на кровать. С ними пространство становилось более живым и личным. В другое время покои пахли лишь отдушками свежестиранного белья и тонким флером ароматических палочек, которые горничные распихивали по всей комнате, будто для квеста «найди все предметы».
Мо Жань нуждался в отдыхе. Чу Ваньнин помог ему понять: он уже промчался мимо финишного флажка и по инерции продолжает марафон, но уже без внятной цели и истощаясь. Перестать все контролировать оказалось на удивление сложно.
Он пару раз навестил маму, и эти встречи докончили начатое Чу Ваньнином. После ласковых маминых улыбок и ее теплых морщинистых рук, Мо Жань хотел просто быть. Не стараться, не стремиться, не выстраивать. Просто быть любимым сыном. Дуань Ихань нежила его совсем как того невинного маленького мальчика, которым Мо Жань быть перестал. В ее солнечном тепле он отогревался и узнавал себя с малоизвестной стороны: щеночком под боком у мамы-собаки. Казалось бы, он давно вырос, самостоятелен, со всем справляется, но, оказывается, ему все еще важна была родительская поддержка. Только она как будто давала ему моральное право расслабиться.
Своим тет-а-тетом с обсидиановым черепом Мо Жань подводил итоги для себя, чтобы проставить галочки и отпустить. Мысленным взором он высматривал в поверхности визора картинки своих ключевых намерений и нанизывал их, как бусины на нитку, чтобы позже сложить эти четки в шкатулку, а шкатулку задвинуть подальше.
Поймав, наконец, глубинную внутреннюю готовность, Мо Жань снял шлем со стола и, не глядя, швырнул за спину на кровать к остальной амуниции. Ему захотелось навестить Наньгун Сы и потолковать по-братски. Ощущение от знания, что они родные братья, все еще оставалось острым и необычным. Необязательной болтовней Мо Жань будто удостоверялся, что глобально ничего не изменилось. Потерять для себя Наньгун Сы он не хотел.
Мо Жань вышел из комнаты, но, не пройдя и десяток шагов, был остановлен охранником.
- Прошу прощения, господин Лю попросил вас оставаться на месте.
- Хорошо, я буду поблизости. Просто спущусь на кухню за закусками, - согласился Мо Жань.
- Вы не поняли. Вас просят оставаться в комнате.
Повисла тишина. Тоненько дзынькнул тревожный звоночек.
- Почему? – спросил Мо Жань.
- Не могу ответить.
- А Наньгун Сы тоже?..
- Не могу ответить.
Мо Жань отсутпил на шаг назад.
- Это что, домашний арест?
- Не могу ответить, - вздохнув, повторил опять охранник.
Судя по его сконфуженному виду, он и вправду знал не больше приказа. Мо Жаню ничего не оставалось, как вернуться в комнату, и гадать, чем именно он взбесил Наньгун Лю. Вариантов было хоть отбавляй. Мо Жань позволял себе робко надеяться, что это из-за какого-то феноменального косяка при ликвидации производства, который он допустил.
Он полагал, в течение пары часов явится Наньгун Лю, но день клонился уже к позднему вечеру, а объяснений происходящему никто так и не дал. Вместо горничной ужин принес охранник. Хотя бы не морили голодом: блюда были, как всегда, разнообразными и вкусными. Но, как отметил Мо Жань, вина к еде не подали.
Мо Жань прождал до полуночи и лег спать. Сон его был прерывистым и перемежающийся рваными видениями. А когда его грубо выдернули из кровати, он первое время не мог проснуться и доживал последние метаморфозы сна в реальности.
Поскольку Мо Жань ничего не соображал, ему кинули одежду и приказали одеваться. Натягивая штаны, Мо Жань поинтересовался:
- Грубость входит в ваши инструкции? Если нет, вы уволены.
Охранники этот выпад проигнорировали, что встревожило Мо Жаня гораздо больше самого ареста. Сквозь занавески брезжил тусклый свет, который мог быть как предвестником рассвета, так и полнолунием в засветке фонарей.
- Который час?
И этот вопрос остался без ответа. У Мо Жаня от недосыпа в голове тянулась жвачка, а сердце тяжело ухало где-то в горле. Глаза слипались сами собой. Едва он натянул кофту, один из охранников подхватил его под локоть и потащил к выходу. Мо Жань сбросил руку и без раздумий отвесил пощечину.
- Свое место забыл? Я пойду сам!
Даже спросонья властный голос осадил так, что тронуть больше не посмели, а на пощечину не ответили.
Мо Жань шагал меж охранников по спящему особняку. Его вывели на улицу, прямо в промозглый туман, и повели в дальний конец территории. На востоке светлая полоса еще только зарождалась. С деревьев падали на макушки холодные капли. Мо Жань мигом продрог, в отличие от одетых по погоде охранников.
Когда они свернули на дорожку к удаленному складскому помещению, Мо Жаня ужалило нехорошим предчувствием. Он попробовал было дернуться в сторону, но один из мужчин мигом его перехватил, а второй помог вернуть на нужный курс. Больше его уже не отпускали, и весь путь до склада он проделал, зажатый меж двумя бугаями.
Мо Жаня втолкнули в двери, и он по инерции пролетел пару шагов, а там его тут же подхватил третий охранник и повел вглубь помещения, где изящный торшер из гостевого кабинета освещал уютный диванчик на персидском ковре и металлический садовый стул на голом бетонном полу. Мо Жаню надавили на плечи и усадили на стул. Спину и ягодицы ошпарило холодом даже через ткань.
Мо Жань и так уже понял, что дело дрянь, и потому не сопротивлялся и не пытался расспросить. А разглядев, что все мужчины – из личной охраны Наньгун Лю, осознал также, что что бы на складе ни произошло, это тут и останется.
Охранники отошли из пятна света во мрак и затихли. Мо Жань определил по запаху, что кто-то из них закурил. Пролегла тишина, и царило безвременье глубокой пещеры. Сигаретный дым успел немного развеяться, когда грохнула дверь и раздались стремительные шаги. Наньгун Лю вошел в пятно света и поморщился:
- Покурить мог бы и снаружи.
- Прошу прощения! Не осмелился нарушить ваш приказ и оставить мальчишку, - отчеканил голос из мрака.
Наньгун Лю небрежно отмахнулся.
- Да что он сделает-то, против двух мужчин?
Однако несмотря на потакающие слова, все присутствующие знали, что поступи охранник самовольно, нарвался бы на неприятности.
Наньгун Лю откинул полы пальто и присел на диван. Он неспешно снял перчатки и уложил их себе на колени. После чего сцепил руки и уставился в глаза Мо Жаню долгим прощупывающим взглядом. Старательно задавливая инстинктивный травоядный ужас, Мо Жань заставил себя смотреть ему в ответ, не отводя взгляда и не выпуская эмоций.
- Смотришь так, будто не знаешь, почему здесь, - бархатно-мягко сказал Наньгун Лю.
Мо Жань растерянно помотал головой, демонстрируя неосведомленность. Наньгун Лю зло усмехнулся.
- Ты разочаровал меня. Мне казалось, ты лучше других понимаешь главное. Но нет. Ты оказался глупее, чем я думал.
Главное? В устах Наньгун Лю это могло означать что угодно, в зависимости от ситуации. Что он считал главным для себя на этот раз? Мо Жань не смел открыть рта и усугубить ситуацию неверными выводами. Наньгун Лю же элегантно сложил перчатки с колен на диван и поднялся. Неспешным прогулочным шагом он приблизился к стулу, в который вжался Мо Жань, отвел руку и отвесил такую пощечину, что в ушах зазвенело. Кто-то одобрительно хмыкнул. Мо Жань был уверен на все сто, что это тот охранник, которого он сам недавно ударил.
Наньгун Лю прижал прохладные костяшки, проверяя температуру уже начинающей опухать щеки. Улыбнулся той дозированной улыбкой, которую Мо Жань не раз видел в его кабинете, по-отцовски расчесал пальцами густую длинную челку на обе стороны, открывая лоб и глаза. А потом ударил по второй щеке. Не так больно, как в первый раз, но унизительно-интимно.
- Что же ты молчишь, крысеныш? Почему не огрызаешься? Чувствуешь, что не прав?
Мо Жань сглотнул.
- Что вы хотите услышать, отец? Что вызвало ваш гнев?
- Ты еще спрашиваешь? – с исказившимся лицом выплюнул Наньгун Лю. – Я столько для тебя делал, а взамен просил лишь одно: лояльность семье. Да не пожалей я тебя, ты бы, сиротка, прозябал в детском доме, а к двадцати уже сторчался бы. Я дал тебе будущее. Дал смысл, деньги, статус. Я выучил тебя и вырастил, как родного. Но, похоже, все крысы за доброту платят еще большей жадностью?
Мо Жань сглотнул, задавливая гнев. Он опустил глаза, чтобы ненароком не спровоцировать.
- Все, чем ты являешься, все, что у тебя есть, - благодаря мне. Но ты возомнил, будто успехи – твоя личная заслуга. Думаешь, ты способный, умный, талантливый сам по себе? Не надо было позволять Сюэ оставлять тебя. Твое место в казарме. Койка в комнате на двадцать человек, и жижа вместо еды. Посмотрел бы я, чего б ты достиг с такого старта. Надо было позволить тебе прожить твою жалкую жизнь. И мне не пришлось бы терпеть очередное предательство.
Он требовательно махнул рукой, и вынырнувший из сумрака охранник, подал ему хрустальный стакан, наполненный виски со льдом. Наньгун Лю сделал пару глотков и тяжело опустился на диван, будто раздавленный ношей. Со своего уютного места он отсалютовал стаканом.
- Видишь, до чего меня доводишь? Я так зол, что приходится успокаиваться виски двенадцатилетней выдержки.
А вот Мо Жань был уверен, что он себя подогревает.
- У меня к тебе вопрос, Мо Жань. С чего ты взял, будто Цзян Си может дать тебе больше?
Имя, бьющее под-дых. Значит, Наньгун Лю все узнал. Но неужели Цзян Си продал его? Мо Жань не хотел в это верить.
Наньгун Лю вновь поднялся на ноги и взревел:
- Снюхаться за моей спиной с моим злейшим врагом… Немыслимо!
Он плеснул Мо Жаню в лицо.
- Глаза открой! Смотри мне в глаза! – орал взбешенный Наньгун Лю, поливая тонкой струйкой из стакана на голову Мо Жаню.
Но Мо Жань держал глаза закрытыми, уберегая от едкого алкоголя, хотя неповиновение злило Наньгун Лю все больше. Наконец, жидкость кончилась, а кубики льда полетели Мо Жаню за шиворот.
Мо Жань протер глаза рукавами и увидел воспаленным взглядом, как Наньгун Лю подают свежий, наполненный стакан. Тот выпил залпом едва ли не половину. Хмельной взгляд зеленоватых глаз горел ярче лампы. О, нет, он не горевал, он праздновал возможность выплеснуть истинные наклонности. Странно, что не шампанское в этот глухой промозглый ангар принес.
- Не зря я распорядился установить за тобой слежку, вот не зря, - с чувством глубокого удовлетворения поделился Наньгун Лю. – Это еще разобраться надо, как долго ты меня водил за нос. А я-то думаю, почему прослушка не дает результатов? С каких пор она бесполезна? Хотел уже спецов поувольнять за профнепригодность. Да вовремя разобрались, что ты сигналы глушишь. Каков гаденыш, а!
- Мне было очень грустно обнаружить, что мой благодетель мне не доверяет и следит исподтишка, будто я преступник какой, - сказал Мо Жань. – Да, я выводил технику из строя. А кому хочется, чтобы отец его на свиданке подслушивал?
Наньгун Лю скупо улыбнулся.
- Ты про своего сисадмина? Да я умоляю, делать мне больше нечего, как слушать ваше мерзкое совокупление. Для этого есть специальный человек, профессионал. Считай его доктором. Тебе же не стыдно показать свою прыщавую задницу врачу? Врач осмотрит тебя всего, изнутри и голого, все твои постыдные тайны – и скажет, что ты здоров. Или нет. И тогда последует лечение. Я не в восторге от твоего мужика, но он – сезонная простуда. Другое дело Цзян Си. Только не говори, что и с ним трахаешься. Такое лечится только сожжением на костре.
Мо Жань встал в тупик, не зная, какая стратегия менее болезненная: соврать об интимных отношениях с Цзян Си и огрести невиданных размеров проблемы от обеих сторон или признать деловые отношения. Интересно, во втором случае отлучением от всех дел и домашним арестом обойдется?
Выражая негодование, Наньгун Лю пролил чуть больше света на происходящее:
- Я надеялся, ты скрываешь какую-то позорную интрижку. Мало ли? Если ты с мужчиной встречаешься, то, может, до трансов или еще какой гнуси докатился? Это отвратительно, но я бы понял. Но устраивать свои дела в банке Цзян Си… Ты что, воруешь в семье и перетаскиваешь деньги и информацию на чужую территорию?
- Я всего лишь хотел создать независимый счет. Не класть все яйца в одну корзину.
Наньгун Лю склонил голову, недовольно скребя длинными ногтями по обивке дивана.
- За идиота меня не держи. Это мог быть любой другой банк. И на такую цель годится самое обычное вип-обслуживание с обычным менеджером-подхалимом. Но ты зачем-то сунулся к Цзян Си, а он выделил тебе своего личного помощника. Не говори после этого, что у вас не особые отношения.
Мо Жань прижался к спинке стула, чтобы побыстрее растопить собственным жаром застрявший у поясницы кусочек льда. Его уже колотило: от холода и от нервов. И артистичные монологи подначивали вскочить на ноги и криком признаться во всем: в воровстве, в шпионаже, в поцелуях взасос с Цзян Си, и что он встречается с трансом-проституткой. А в конце прибавить, что это наследственное, но не от мамы, она ему рассказала.
Но он не мог пойти на истерику. Он защищал.
- Это… было…глупо… - медлительно процедил Мо Жань.
- Да, да, очень глупо, - согласно закивал Наньгун Лю.
- Я заберу вклады, обнулю инвестиции и сделаю все заново в другом банке. Какой посоветуете, отец?
«Отец». Это слово кислотой прожгло Мо Жаню язык и заставило Наньгун Лю на какое-то время умолкнуть. Мо Жань смотрел в его полу отвернутое лицо, ставшее бесстрастным и холодным, и с отвращением понимал: он знает. Всегда знал, кого взял в дом. Родство не имело никакого значения, важны были функции, которые человек выполнял. Если бы Мо Жань не показал себя в детстве бойцом и хватким, его выбросили бы за пределы поместья, как мусор. Если бы Дуань Ихань служила нежным украшением и никогда не проявила волю, она бы и по сей день жила содержанкой при чужой семье.
- Ты все-таки считаешь меня идиотом, - задумчиво проговорил Наньгун Лю. – И не понимаешь, в каком положении оказался по своей глупости. Ты живой мертвец, Мо Жань. С этого момента у тебя нет ничего. Ни юаня, ни крохи влияния. Ты не захотел быть членом семьи – будешь рабом.
Наньгун Лю поболтал льдинки в пустом стакане, создавая мелодичный звон, и высыпал их себе под ноги, на персидский ковер. Его голос так же позвякивающе перекатывался с грани на грань сожаления и самобичевания:
- А как я еще могу поступить с тобой? Ты опасен для семьи, опасен для Наньгун Сы. Опасен для себя. Стоящему на утесе падать дальше, чем стоящему на холме. Будь ты двадцатым в казарме, твои жалкие потуги не смогли бы ничего навести, кроме ряби на воде. Но ты был возвышен мною до власти. Моя ошибка, я ее исправляю. У тебя больше нет прав, Мо Жань.
Он щелкнул пальцами и властно протянул ладонь. Один из охранников вложил в нее кожаный ремень. Наньгун Лю похлопал Мо Жаня по челюсти:
- Разожми зубки, волчонок.
Прерывисто дыша от невозможности ударить и бежать, Мо Жань раскрыл рот. Наньгун Лю вложил ремень и заставил закусить. И в следующее мгновение Мо Жань словил удар в солнечное сплетение, который лишил его дыхания вообще. Наньгун Лю не дал ему согнуться пополам: ухватил за вихры и дернул голову назад. Перед ним предстала беззащитно оголенная шея с бегающим кадыком. Прохладная ладонь легла на горло.
- Как же я хочу перекрыть тебе кислород, - елейно сказал Наньгун Лю, легонько сжимая и разжимая пальцы.
Мо Жань вцепился руками в жесткое сидение, чтобы не броситься в ответ. Наглядная демонстрация чужой власти: у него не были связаны ни руки, ни ноги, а он не смел ими воспользоваться.
- И я это сделаю. Начну с твоего мужика. Думаю, его устроит назначение учителем в начальной школе где-нибудь на границе с Монголией.
Мо Жань выплюнул ремень.
- Он-то тут при чем? Я просто брошу его.
Наньгун Лю цыкнул зубом.
- Бросишь? Разве призраки с кем-то расстаются? Ты теперь призрак, Мо Жань. Ни в Университет, ни в общество ты не вернешься. Я еще подумаю, стоит ли завершать твое обучение, но оно в любом случае будет заочным.
Мо Жань сосредоточил внимание на узоре ковра. На теплом багряном цвете. Не было ничего, кроме ковра.
Внезапный удар застал его врасплох, и Мо Жань, не удержавшись, полетел на пол. Наньгун Лю встал над ним, как нависающее лезвие гильотины.
- Думаю, ты сочтешь справедливым, что я вычеркнул тебя из завещания.
Мо Жань булькающе рассмеялся.
- А разве я в нем значился?
- Ты заставляешь меня все больше убеждаться в правильности моих выводов. Ты никогда не считал нас семьей. А я вот вписал тебя в завещание, хоть ты мне и никто, и никаких прав никогда не имел.
Это показалось Мо Жаню настолько забавным, что он скорчился на бетоне, смеясь до боли в животе.
- Что смешного? – полюбопытствовал Наньгун Лю почти миролюбиво.
- Да просто думаю, что лучше бы прожил без милостей величайшего из Наньгун.
- Хамство – признак слабости. Твоя ничтожность как на ладони.
- Это не хамство. Это сучий факт.
Следующий удар был мыском ботинка и пришелся на грудь. И в него было вложено столько ярости, что не окажись удар скользящим, Мо Жань остался бы со сломанным ребром.
- Я не учил тебя сквернословить.
Еще один удар с оттяжкой, а потом на Мо Жаня посыпался град хаотичных пинков. Выведенный из себя Наньгун Лю не сдерживал дурное нутро ни капли. Хлесткий удар ремнем по икрам, отдавленные подошвой пальцы, колкий пинок мыском ботинка по почкам и множество необузданных тычков в бока. Мо Жань постарался сгруппироваться, поджав ноги к животу, подставив спину и закрыв руками шею. Это становилось уже не просто болезненным, но опасным. Наньгун Лю даже приподнял его голову за волосы и с силой ткнул в бетонный пол. В рот Мо Жаню полилась кровь из носа, и какое-то время он не мог дышать не только от боли.
- Господин, господин. Погодите, господин, так вы сломаете ему шею, он умрет, – доносился до Мо Жаня чей-то хладнокровный и рациональный голос.
- И что с того? Его жизнь что-то стоит? Он сам ее обнулил! – кричал Наньгун Лю.
- Господин, по крайней мере господин Наньгун Сы заметит его пропажу. Будут вопросы. Мы все скроем, но, боюсь, его смерть сразу после изменения завещания привлечет внимание. Если позволите, я научу вас, как выместить гнев, не допустив досадной случайности.
- Прошу вас.
- Не трогайте области шеи, печени и почек. У вас остроносые туфли, снимите их, пожалуйста. Принести вам пару боксерских перчаток?
- Вот еще.
- Просто возьмите ремень. Хороший замах отлично успокаивает.