Часть 7 (1/2)

Я открыл глаза. Вообще-то коротенький глагол «открыл» совершенно не передает того почти немыслимого усилия, которое мне пришлось совершить, чтобы все-таки заставить разлепиться чугунные веки и сфокусировать взгляд на окружавших меня предметах: ощущения были такие, словно я в гордом одиночестве ворочал какой-нибудь давным-давно заржавевший механизм громадных подъемных ворот. Но я, хвала Магистрам, уже вполне привык временами становиться самым героическим героем во всех окрестных Мирах и потому справился даже с этой непосильной задачей. Не с первого раза, но справился. Надо сказать, очень вовремя: в поле моего зрения как раз появилось встревоженное лицо Лонли-Локли.

Насколько, конечно, его физиономия вообще способна выражать эмоции: чуть плотнее сжатые губы, немного резче обозначившаяся складка между бровей. И чрезвычайно внимательный, тяжелый, словно бы прощупывающий меня изнутри взгляд.

Несколько мгновений мы смотрели друг на друга, будто пытаясь увериться, что видим именно тех, кого видим, потом я протянул руку и осторожно коснулся его переносицы. Чуть надавил и провел пальцем вверх ко лбу, словно пытался разгладить пресловутую складку. Мне показалось, что этот жест Шурфа изрядно удивил, но честное слово, мне было совершенно не до этого.

- Как ты себя чувствуешь?

Вопрос мы умудрились задать одновременно и даже с одинаковой интонацией, а вот среагировали на такую синхронность, разумеется, совершенно противоположно: Лонли-Локли смерил меня укоризненным взглядом и покачал головой, а я рассмеялся, тут же, впрочем, об этом пожалев. Откровенно говоря, ощущал я себя препаршиво: все мышцы ныли, а в голове клубился липкий, мешавший соображать туман. В таких ситуациях принято говорить «будто вагоны разгружал», но что-то мне подсказывало, что в моем случае вагоны были бы меньшей из бед. В конце концов, их содержимое, если уж его приспичило куда-то перетащить, и в пригоршню можно спрятать.

- Со мной, разумеется, все в полном порядке, - услышал я спокойный голос Шурфа. - Если не принимать во внимание тот момент, что я все еще полагаю себя в определенной мере ответственным за тебя в этом Мире, а ты, судя по всему, умудрился влипнуть в очередную историю за ту пару часов, что я провел в ванной.

- В ванной?

Только тут я сообразил, что вообще-то не лежу на ставшем уже привычным при пробуждении песке и не упираюсь бессмысленным взором в красноватое небо. Надо мной тонули в едва наметившихся сумерках узоры сводчатого потолка, а под спиной явно ощущалось что-то мягкое, но неровное. Подумав еще немного, я пришел к выводу, что это многочисленные подушки уладаса, которые я по давней привычке подгреб во сне под себя. Во сне?..

- Так.

Я заставил себя все же переменить положение в пространстве и сел. Оказалось, что это была не худшая идея — во всяком случае, теперь мне было гораздо удобнее разговаривать. Шурф терпеливо ждал, пока я устроюсь, смирившись, видимо, с мыслью, что сейчас меня проще убить, чем заставить соображать хоть чуточку быстрее.

- Скажи-ка мне, дружище, - наконец проникновенно начал я после того, как в моей руке оказалась зажженная сигарета, и первая порция дыма окутала легкие изнутри. - Тебя случаем не тянет поболтать с халифом?

Шурф помолчал несколько секунд — надо думать, добросовестно прислушивался к собственным ощущениям, - затем качнул головой.

- Очень хорошо, - продолжил я прежде, чем он успел что-либо сказать. - А прогуляться в общий транс с какими-нибудь местными медиумами?

- Это не входило в мои планы, но...

- А расскажи-ка мне, в каком Ордене состоял некто Мешта Мархун? - снова перебил его я, чувствуя, как дрожащие губы расползаются в кривом подобии усмешки, а внутри поднимается, клокоча, самая настоящая истерика, грозясь затянуть меня в мутную свою глубину и не выпускать из этого водоворота ближайшие сутки.

Я уже почти сладострастно предвкушал, как устрою самый настоящий скандал — с громогласными криками, картинным заламыванием рук, уничтожением каких-нибудь хрупких и оттого очень звонко бьющихся предметов и парой не слишком продолжительных, но весьма эффектных обмороков. А главное, без размышлений о причинно-следственных связях и множестве реальностей, в которых они, гады такие, работают совершенно по-разному. Нарисованное моим воображением зрелище получилось столь притягательным, что я честно решил посвятить ему пару часов своей единственной и неповторимой жизни и отпустил тормоза, отдаваясь на волю затягивавшего меня истерического омута.

И вдруг уже вполне достоверно кружившиеся у меня перед глазами потоки разом замерли, дрогнули и начали меркнуть, будто кто-то нажал на кнопку, остановив воспроизведение странного артхаусного кино. Я несколько секунд полюбовался затуханием полупрозрачных уже линий, а потом они исчезли вовсе, и я сфокусировал наконец взгляд на реальности вокруг. И тут же обнаружил того, кто лишил меня возможности вдоволь побузить. Конечно, ладонь Шурфа лежала не на какой-нибудь мистической кнопке, а всего лишь на моем плече, но этого оказалось достаточно, чтобы нервно раскачивавшийся подо мной Мир утих и смирно вернулся на место, как услышавший хозяйский окрик пес.

Тем временем Лонли-Локли явно понял, что я наконец в состоянии реагировать не только на свою внутреннюю бурю, но и на внешние раздражители. Не убирая руки, он глубоко вдохнул — кажется, на двенадцать счетов, – задержал дыхание, медленно выдохнул и жестом пригласил меня присоединиться к нему в этом увлекательном занятии. Но вместо того, чтобы в самом деле приступить к дыхательной гимнастике, я просто придвинулся ближе и ткнулся лбом ему куда-то то ли в ключицу, то ли вовсе под кадык. Отчего-то мне казалось, что этот способ успокоит меня гораздо быстрее и эффективнее любых упражнений.

Шурф замер, словно я не стукнулся о него дурацкой своей головой, а воспользовался его же знаменитой правой Перчаткой. Даже очередной вдох прервал на середине, видимо, для достоверности образа. Сэр Лонли-Локли вообще если уж берется за какое-то дело, то выполняет его со всем тщанием. Мне, впрочем, было почти все равно: я-то как раз дышал с большим удовольствием, пусть и не в безупречном ритме, зато раз за разом втягивая теплый, пахнущий ароматной водой и немножко медом — в Кумоне все пахнет медом — воздух, исходивший от моего друга. И не собирался прерывать этого занятия, столь благотворно действовавшего на мои изрядно расшатанные нервы.

Спустя минуту или две я почувствовал, как на второе мое плечо тоже опустилась рука — почти невесомо, будто гадая, не слишком ли это большая вольность. Я пробурчал что-то, чего даже сам не понял, но однозначно одобрительное, потерся носом о белую мантию и прижался теснее — и наконец ощутил полноценное, я бы даже сказал, полновесное объятие. Ну хвала Магистрам, давно бы так.

- Ты чего так волнуешься? - спросил я, опознав наконец быстрые гулкие удары где-то совсем близко как стук чужого сердца. - Если из-за моей истерики, то плюнь, все уже хорошо. Я сейчас так еще пару минут посижу и все тебе расскажу.

- Посиди, - негромко отозвался Шурф.

Странно, я-то ожидал, что он как минимум прочтет мне лекцию о недопустимости потакания собственным эмоциям в непонятных ситуациях.

И только тут до меня наконец-то дошло. Если он только что вышел из ванной, то ни на какую прогулку по городу мы так и не выбрались. А значит, и в пустыне не были, соответственно...

- Ой.

Лонли-Локли тихо хмыкнул.

­

- Ты знаешь, как я люблю точные формулировки. Но сейчас даже я не смог бы подобрать лучшего определения. Так ты объяснишь мне, что происходит?

Он все же отпустил меня — мягко отнял руки, словно пытался всеми силами показать, что не отталкивает, а просто хочет понять причину моих выглядевших такими необычными действий. Я отстранился, но так и не сумел заставить себя посмотреть ему в глаза. Напротив, ссутулился, опираясь локтями о колени, уложил голову на сцепленные руки и сухо, в нескольких фразах обрисовал события последних дней — того, что я помнил именно как прошедшие дни. Опустив, разумеется, некоторые не относившиеся к делу подробности. Описав под конец совместную прогулку к риццахам и довольно неприятный ее финал, я заключил:

- Так что теперь я не знаю, в самом ли деле вернулся обратно в ту настоящую реальность, в которой жил все эти годы, или это очередная ловушка, и мне стоит всерьез опасаться за свой рассудок, - я исподлобья покосился на своего друга.

Шурф смотрел куда-то мимо меня.

- Мешта Мархун, значит, - задумчиво проговорил он, словно бы не заметил моих последних слов. - Это имя я слышу впервые, и все же меня не оставляет ощущение, что мы вполне можем подозревать о существовании друг друга не умом и памятью, а тем особым чувством, которое заставляет узнавать человека, с которым, к примеру, годами ходил по соседним улицам.

- Приехали, - растерянно сказал я. - С каких это пор тебе свойственны смутные подозрения и загадочные предчувствия? Обычно это моя вотчина. Учти, если выяснится, что и этот ты тоже ненастоящий, я вполне могу в самом деле сойти с ума, честно предупреждаю.

- По моим ощущениям, ты сейчас находишься не в наваждении, - серьезно сказал Лонли-Локли. - Но я отдаю себе отчет, что в данный момент ты не можешь полностью доверять моим словам.

- Вот в том-то и дело, - вздохнул я. - Если тебе сейчас пришлет Зов кто-нибудь из секретарей халифа с уведомлением, что блистательный Нубуйлибуни Цуан Афия чахнет от непреодолимого желания с тобой пообщаться, я, честное слово, нисколько не удивлюсь.

- Ты сам рассказывал мне о простом способе подтвердить реальность происходящего, - спокойно сказал Шурф после небольшой паузы, в течение которой я уже успел смириться с нашей ближайшей будущностью: визит во дворец представлялся мне столь же неизбежным, как смерть и налоги для простых обывателей. - Некоторые люди, с которыми ты довольно близко знаком, обладают достаточным могуществом, чтобы позволить себе роскошь не появляться в чужих наваждениях.

Несколько секунд я пытался понять, что он имеет в виду. Потом до меня наконец дошло, и я чуть не стукнул себя по лбу — остановило меня только то, что расцеплять руки я все еще не желал. Так что я подумал, наклонился еще ниже и довольно чувствительно побился головой о собственное колено. Бился бы и дальше, но между моим лбом и вожделенной целью возникла чужая ладонь, и пришлось просто ткнуться в нее, как слепому котенку. Это оказалось приятно, будто умыться прохладной водой в жаркий день.

- Посиди так со мной, - попросил я, так и не найдя в себе сил распрямиться. - Я, конечно, полный идиот, но то, что ты еще соглашаешься со мной общаться, оставляет мне хоть какую-то надежду на исправление.

И послал Зов лучшему маркеру реальности происходящего, практически персональной лакмусовой бумажке — сэру Махи Аинти, старому шерифу городка Кеттари. Послал — и затаил дыхание, почти уверенный, что Зов мой канет в бесконечность.

Тем острее были ощущения, когда знакомый, но от этого не более привычный невидимый каток распластал меня по уладасу, приветливо поинтересовавшись:

«Чего тебе, сосед? Только не говори, что соскучился, стал бы ты обо мне вспоминать без крайней нужды».

Я невольно улыбнулся и поспешно ответил:

«Соскучился — в самом деле не совсем верное определение, но знали бы вы, как я рад вас слышать, сэр Махи! А почему, кстати, сосед?»

«А как еще, интересно, мне называть человека, в чей вполне себе доосуществившийся город я легко могу добраться на канатной дороге, если мне однажды наскучит сидеть в «Деревенском доме»?»

«Тоже верно».

«Так что у тебя стряслось? Снова влип в какую-то пакостную переделку?»

«А вы в самом деле не знаете?» - в это мгновение, признаюсь, сомнение все же закралось в мои мысли: чтобы Махи — и не понял в первый же миг, что со мной творится? Право, а настоящий ли он?

«Да настоящий я, настоящий, - я почти слышал, как он ухмыляется. - Чего я не пойму, так какого рода моя помощь тебе нужна. Из похитившего тебя наваждения ты уже выбрался, с его виновником встретился, даже личную жизнь наладил — так чего тебе еще?»

«А я именно наладил?» - спросил я неожиданно для себя самого и сразу смутился: нашел чем сейчас интересоваться, в самом деле.