Часть 2 (2/2)
- Хорошо, что ты вытащил меня на прогулку! - сказал я. - Неизвестно, когда еще я бы тут оказался.
- Вообще-то ты можешь наведываться сюда хоть каждый день, - заметил Шурф.
А ведь и правда. Я никак не мог привыкнуть к тому, что теперь, после того, как я наконец освоил искусство Темного пути, мне стоит только вспомнить о существовании Кумона, и через пару секунд я буду здесь. Проблема, собственно, заключалась именно в пункте «вспомнить»: в моей голове обычно роится столько мыслей о повседневных делах разной степени важности, что идеи о путешествиях куда-либо кроме привычных мест просто не помещаются.
- Шурф, а ты хорошо представляешь себе географию Кумона? - осторожно спросил я.
- Не в мелких подробностях, но вполне достаточно, чтобы ориентироваться, - ответил он. - Ты хочешь куда-то отправиться?
- Я хочу быть уверенным, что ты вытащишь нас обратно, даже если я заведу нас в дебри.
- Хотел бы я посмотреть, какие дебри ты собираешься найти в городе, построенном посреди пустыни, - усмехнулся мой друг.
- Ничего, я талантливый!
Но Лонли-Локли оказался как всегда прав: найти сколь либо приемлемые дебри мне не удалось, зато вот выбраться из центральных туристических кварталов — запросто. Через полчаса неспешной ходьбы я понял, что мы оказались на самой окраине города: здания здесь были ниже, проходы между ними уже, и люди, попадавшиеся нам навстречу, уже не казались такими же милыми, как те, что встречались в центре. Одна из улочек, на которую мы выбрались через арку между домами, заканчивалась в буквальном смысле ничем — то есть уходила прямиком в пустыню. Мы переглянулись и, не говоря ни слова, одновременно зашагали прочь из города.
В одной из прошлых жизней мне уже доводилось гулять по ночной пустыне Хмиро, но на этот раз все было иначе. Присутствие Шурфа делало бескрайние багровые просторы вокруг почти уютными, шорох ветра в барханах напоминал шум далекого морского прибоя, и я поминутно ловил себя на мысли, что понимаю, отчего предки пресловутых энго решили остаться жить именно здесь. Пустыня дышала, подставляла плотному холодному воздуху то один, то другой свой песчаный бок, довольно урчала и вздрагивала, как большой добродушный зверь. Я не смог сдержаться, присел на корточки, и, приложив руку к земле, пропустил пару горстей песка между пальцами, а потом поднял глаза на Шурфа.
- Тебе мало кошек, собак, буривухов, лисов, птиц и людей, ты решил приручить еще и пустыню? - Великий Магистр отчетливо улыбался, глядя на меня.
Я помотал головой, отряхнул ладони и поднялся на ноги.
- Ты же знаешь, животные меня любят.
- Тебя вообще все любят, - чрезвычайно серьезно ответил мой друг.
- Ну, все — это ты загнул. Есть как минимум пара дюжин Магистров разной степени старшинства, которые мечтают сжить меня со свету.
- Подозреваю, это происходит лишь оттого, что тебе хочется не столько спокойной жизни, сколько интересной.
- И чтобы я посреди всего этого самый крутой, да! - я рассмеялся, вспомнив чрезвычайно точную формулировку, которую дал когда-то Шурф.
Он лишь повел плечами — то ли раздраженно, то ли просто ставя точку в нашем разговоре — развернулся и пошел дальше, белым призраком на фоне темнеющих барханов. Я нагнал его и зашагал рядом, загребая сапогами песок.
Некоторое время мы шли молча. Я отчаянно пытался снова поймать то легкое спокойное состояние, которое ощутил перед этим коротким разговором, но с каждой минутой все больше и больше увязал в тяжеловесной, непростой тишине, давившей на плечи. Казалось, если я обернусь и посмотрю на свои следы, то окажется, что они становятся все глубже с каждым шагом.
- Шурф, - решился я наконец. - Ты очень дорожишь возможностью помолчать, или поболтаем?
Мой друг взглянул на меня с некоторым интересом.
- Когда ты в прошлый раз задавал этот вопрос именно в такой форме, за ним последовал разговор о Безумном Рыбнике, - медленно сказал он. - Это случайное совпадение, или?..
- Или, - коротко ответил я.
Лонли-Локли задумался. И я понимал, почему. Тот разговор, о котором он так быстро вспомнил после одной фразы, был поворотной точкой, ключом к нынешним нам. Если бы не моя реакция на тот давний рассказ, кто знает, решился бы Мастер Пресекающий разделить со мной сон, принять помощь и дружбу — не официально, а на самом деле? Сложились бы наши судьбы именно так, как сейчас? Смог бы он освободиться от преследовавших его мертвых Магистров и старой отжившей свое личности, а я — выбраться из Тихого города? Честно говоря, мне даже о возможности такого развития событий думать не хотелось.
Он молчал очень долго, минут десять, если не больше. Я уже почти успел смириться с тем, что на сей раз точка бифуркации наступит где-то и когда-то еще, но вдруг услышал его тихий ответ.
- Не могу не отдать должное твоему чувству времени, - и он усмехнулся, будто показывая, что принимает условия игры.
Я внутренне возликовал и одновременно испугался до дрожи в коленях. Так часто бывает, когда пытаешься завести речь о по-настоящему важных вещах, тем более с настолько близкими людьми.
- Ты сегодня упомянул о другом нашем давнем разговоре... - начал я и замолк, не зная, что сказать дальше.
Шурф едва заметно нахмурился.
- Я не уверен, что нам стоит еще раз его вспоминать и продолжать эту тему, Макс. Я прекрасно понимаю, что традиции одной культуры могут быть совершенно неприемлемы для другой, и не собираюсь навязывать тебе свое восприятие.
- С тех пор многое изменилось, - тихонько вздохнул я. - У меня было много жизней, ты же знаешь. Столько культур и столько традиций, что изначальные установки временами бывает слишком сложно вспомнить. И далеко не всегда это действительно нужно.
Я очень надеялся, что мой друг, ценитель поэзии, мастер расшифровки иносказаний, и на сей раз поймет меня правильно. Потому что говорить о подобных вещах прямым текстом я никогда не умел. И, более того, не считал нужным.
Лонли-Локли остановился, смерил меня взглядом — строгим и спокойным, и вдруг уселся прямо на песок, скрестив ноги. Я опустился рядом, сел плечо к плечу, так, чтобы не видеть его лица. Просто на всякий случай. Просто на все девяносто девять из ста случаев.
Мой друг молчал. Я сидел так близко, что слышал его размеренное дыхание — кажется, на десять, хотя у меня всегда были проблемы с ритмом. Мне вдруг подумалось, как мы должны выглядеть со стороны — два маленьких человека, сидящих посреди огромного почти пустого пространства. Надо было срочно как-то разрядить обстановку.
- Пустыня, ночь, звезды, - проговорил я самым мечтательным тоном из своего арсенала. - Романтика!
- Песок повсюду, включая карманы, белье и глаза, - почти таким же мечтательным тоном подхватил Шурф.
Я изумленно уставился на него и увидел, что на его лице поселилась улыбка — почти такая же широкая, как та, которую раньше можно было поймать только на Темной Стороне, и уж точно настолько же искренняя.
- Если уж у нас вечер воспоминаний и загадок, я бы предложил тебе добавить в условие задачи еще одну фразу. Ты слышал ее совсем недавно, - сказал мой друг.
- Какую?
- Тебя вообще все любят.
Несколько секунд я обрабатывал полученную информацию. Информация героически сопротивлялась, отбрыкиваясь от меня всеми предрассудками, вбитыми в голову правилами и дурацкими устоями, никому в этом Мире — да и вообще в большинстве Миров, - вовсе не нужными. Но вечера, проведенные с Базилио за решением ее бесконечных логических задачек, все же не прошли даром: наконец частички головоломки в моей голове сложились в единую картину, и я тихонько охнул, осознав, каким же идиотом, каким феерическим болваном был... да даже не сказать точно, сколько лет.
И я накрыл руку Шурфа своей, переплетая пальцы.
Он едва слышно вздохнул, осторожно высвободил ладонь — но только чтобы обнять меня этой рукой и притянуть к себе. Я уложил голову ему на плечо и прикрыл глаза.
Шурф дышал все так же ровно, но теперь я знал, насколько это обманчиво. Где-то совсем близко от моего уха в бешеном ритме колотилось его сердце, отдаваясь звонким гулом у меня по всему телу. Все так же не открывая глаз, я приподнял голову и легко потерся носом о его шею.
- Макс, - в его на первый взгляд спокойном голосе звенело все напряжение, недавно разливавшееся в воздухе вокруг нас.
- Да, - утвердительно, не сомневаясь.
Видимо, это и было правильным ответом задачи.
Он смял меня так стремительно, что я не успел даже додумать требовательное «Ну и?», попытавшееся было проникнуть в мои мысли. Неожиданно жесткий песок вдруг вздыбился подо мной и уперся мне в спину, небо на миг оказалось прямо перед глазами, но его моментально заслонило лицо Шурфа — а дальше мне стало не до наблюдений за Миром вокруг. Потому что когда пытаешься поймать губами горбинку носа, скулу, ямку над подбородком, яремную впадину — не остается места для чего-либо еще. Когда хочешь вдохнуть и втягиваешь запах нетерпения, ожидания, неверия и благодарности — можно только благодарить в ответ. Когда ночной холод вдруг становится обжигающе-горячим, и ты плавишь в своих руках поджарое выгибающееся тебе навстречу тело, даже не пытаясь понять, где, в какой точке заканчивается чужое и начинается твое собственное, и мечешься, и вскрикиваешь, слыша вторящий тебе стон — о каких вообще мыслях можно говорить. Только лишь - потом, все потом, все потом, рефреном, все ускоряясь, все набирая силу и мощь, закручивая время вокруг тугим стеклянным коконом — чтобы вдруг замереть и наконец позволить ему разбиться на мириады багровых песчинок под спиной и их звездное отражение в светлеющем уже небе.