Никаких секретов (1/2)

Вильгельм был так зол, что ему хотелось выкинуть Августа с крыши. Если бы не Симон, который так крепко вцепился в рукав его нового пиджака, что мог бы, наверное, оторвать его, то Вильгельм сделал бы это не задумываясь. Ну, или попытался.

– А причем тут все? – Вильгельм накрыл ладонью судорожно сжатые пальцы Симона. Это прикосновение его успокоило и вселило уверенность. Все, что говорит Август, полная ерунда, Вильгельм даже не сомневался в этом. – Ты же решил свалить все на Александра. Можешь сделать это, мне все равно, – не то чтобы он совсем не переживал за Александра, но выбор был очевиден. – Только теперь ты не сможешь достать Симона. Ты же понимаешь, что в случае если ты сдашь Симона, это коснется меня напрямую. И мама тебя за это закопает так глубоко, что все мои действия в этом семестре покажутся тебе воздушным пирожным со сливками. Ты прекрасно это понимаешь.

Сейчас все эти попытки Августа достать его показались Вильгельму такими жалкими, что он даже почти перестал злиться. Зачем только все это? Все уже закончилось. Он сделал все правильно первый и единственный раз в своей жизни. Почему Август не может просто принять это?

– Хватит тупить, – зашипел Август. – Да, я мог свалить все на Александра. Если бы заявление было от Симона. Когда считалось, что на видео Симон и какой-то неизвестный чувак. Кому нужен Симон? Он никто. Ничего бы толком не стали расследовать, понимаешь? – Вильгельм почувствовал, как пальцы Симона сжались еще сильнее. Ему захотелось обнять его прямо сейчас, но он не хотел, чтобы они выглядели слабыми при Августе, поэтому он только немного погладил его ладонь. – А теперь там какой-то неизвестный чувак и кронпринц Вильгельм. Ты разницу чувствуешь? Это преступление против королевской семьи. Клевета, порнография, вмешательство в личную жизнь, что там еще, я не знаю… Это не спустят на тормозах, ты это понимаешь? Это будут расследовать. Причем самым тщательнейшим образом. Это было снято на мой телефон, это известно. Но кто снимал? Это будут выяснять. Кто-то хотел подставить меня, тебя, всю королевскую семью? Это случайность и пьяная шутка или это… что-то более серьезное. Они должны будут выяснить это. Ты понимаешь? Будут допрашивать всех, всю школу. Кто где когда кого видел. Будут восстанавливать всю долбанную картину того дня. Даже если я сознаюсь и скажу, что это я снимал, расследование все равно будет. Они должны будут убедиться, что никто не врет. Ты понимаешь? И даже если я не скажу, что это Симон принес в школу таблетки, это всплывет где-нибудь еще.

– Но об этом знал только ты и еще несколько человек из братства, как это может всплыть? Не вы ли клялись защищать своего будущего короля? – он снова начинал злиться. Август опять пытается его шантажировать? Он еще не понял, что это может закончиться для него очень плохо? Что ж, придется ему объяснить.

– Вилле… ты не все знаешь, – Вильгельм почувствовал, как пальцы Симона разжались, он отпустил его рукав и отступил в сторону. Даже в чердачном сумраке Вильгельм увидел, каким бледным стало вдруг его лицо.

– Что? Ты о чем? – Вильгельм вдруг ощутил, как холодеют руки и становится нечем дышать. Они же обещали друг другу – никаких секретов больше между ними. Это была ложь?

– Симон, ты сам расскажешь или мне это сделать? – Август нарушил застывшую в пыльном воздухе тишину.

– В общем… – Симон, кажется, стал еще бледнее, хотя возможно ли это. – Все было не совсем так, как… – он отвел взгляд. – Было кое-что еще…

– Что?! Говори, – Вильгельм начинал терять терпение. Он снова почувствовал злость. Не только на Августа. На Симона, на себя, на всю эту ситуацию. Это было похоже на какой-то долбанный сюр, который никак не заканчивался.

– Ну… – Симон кусал губы и смотрел куда угодно, только не на Вильгельма. Что он мог такого сделать, что это может все испортить?

– Я сам расскажу, – решительно сказал Август. – Симон действительно достал мне таблетки, как ты знаешь. Но они были не только для меня.

– Что ты имеешь ввиду? Они были для вечеринки? Ну, и что, – Вильгельм смотрел то на Августа, то на Симона. Ему не хотелось снова говорить о том, что происходило осенью, он не хотел это вспоминать, но его заставляли снова и снова. Как будто это была какая-то изощренная пытка специально для него.

– Они были для продажи, – тихо сказал Симон. В этот момент Вильгельм ясно услышал, как рушатся стены его нового хрупкого мира, который, как ему казалось, он, наконец, создал и мог удержать.

– Что?! Вы совсем охренели? – он больше не мог сдерживать свой гнев, это было слишком сильное чувство. Оно, как пламя, пожирало все вокруг. Все остальные чувства и эмоции просто исчезли. – Вы двое! Вы в своем уме? Продажа? Симон, продажа? Ты же сам… ты всегда… ты говоришь о том, как важен Закон, и это? Что с вами не так?

– Так получилось, – попытался оправдаться Август, но это разозлило Вильгельма еще больше.

– В смысле так получилось? – он подошел к Августу вплотную и ухватил его за лацканы пиджака. Очень хотелось разбить его слащавое лицо. И если бы не необходимость выяснить все, что от него скрывали, он сделал бы это немедленно. – Ладно, Симон. Ладно. Он не должен думать о чести своего древнего рода. Но ты?! Чем думал ты? Ты тоже в этом замешан? Ты продавал? Август? Отвечай. Отвечай! – Вильгельм оттолкнул Августа так сильно, что тот чуть не упал.

– Я был должен Симону за алкоголь для твоей инициации, но мне нечем было отдавать, – покачал головой Август. – Я разорен. Ты это знаешь!

– И? Ты решил, что можешь толкать в школе наркоту, чтобы заработать? – Август и раньше казался Вильгельму омерзительным, но теперь это просто вышло за всякие рамки. – Ты… совсем обдолбался?! Чем ты думал? Ты понимал, какие последствия могут у этого быть? Ты… И ты говоришь о защите королевского дома?! Да как ты…

– Это я предложил, – Симон вдруг заговорил, и Вильгельм осекся на полуслове.

– Предложил что? – Вильгельму до последнего хотелось думать, что все это вина Августа, что Симон просто жертва обстоятельств. Но, похоже, все это было не так. И от этого становилось еще больнее. И страшнее.

– Предложил Августу продать таблетки, чтобы вернуть мне долг. За алкоголь. И таблетки, которые он просил достать для него, – Вильгельму показалось, что его сейчас стошнит. Он подошел к окну и взглянул вниз. Во дворе школы почти никого не осталось, только рабочие убирали трибуну, шатер, флаги.

– Август. И много ты успел продать? – Вильгельм не мог сейчас смотреть ни на Августа, ни на Симона. Сияющее на закате небо, которое еще час назад казалось ему олицетворением свободы, теперь, кажется, готово было рухнуть на него всей своей тяжестью и выжечь дотла остатки его души.

– Не то чтобы, но… – Август замялся. – Вряд ли мы сможем заставить молчать всех.

– Нам конец, – Вильгельм вдруг почувствовал, что у него нет больше сил злиться. У него вообще больше нет сил ни на что. Он не может и не хочет сопротивляться. Все, что он сделал, все, на что он решился, теперь это не имеет никакого значения. Все, что он так пытался удержать, разрушено, и никогда больше не станет прежним. Это конец. – Нам всем. Конец.

– Вот именно. До тебя теперь дошло? – спросил Август, и Вильгельм только засмеялся ему в ответ. До него дошло. Даже слишком хорошо, пожалуй.

– И что ты будешь делать? – спросил он, понимая, что бы они не сделали, все станет только еще хуже.