Сцена четвертая (2/2)

— Я не могу сказать. Простите.

— Не можешь сказать, — протянул Боннет. Он выглядел как сытый тигр, которому попался кролик, и он лениво шевелил лапой, не пытаясь причинить вреда, но и не желая отпускать добычу. — Ладно. Не говори. Я озвучу свои наблюдения, а ты просто подтвердишь их или опровергнешь. Это ты можешь?

Люциус практически почувствовал, как кровь отлила от щек, когда он кивнул. «Догадался-догадался-догадался», — дробью пересыпалось в голове.

— Прежде своих наблюдений я скажу, что на самом деле беспокоюсь — это не праздное любопытство. При всех своих недостатках Иззи все же… Часть «Мести», и очень важная ее часть. Я не собираюсь кому-то рассказывать о своих выводах.

— Даже Эдварду? — нашел в себе последнюю кроху отваги Люциус.

— Даже ему, пока в этом не будет прямой необходимости. — Стид ободрительно улыбнулся и хлопнул руками по бедрам.

Ледяной кулак внутри чуть расслабился. Мир не мог вращаться вокруг одного человека, но Люциусу иногда казалось, что вся «Месть» и ее обитатели вращаются вокруг Черной Бороды так же точно, как Земля — вокруг Солнца.

— Итак. Что мы имеем? — Стид побарабанил пальцами по губам, решая, откуда начать. — Сначала наш опытный пират начинает чувствовать… недомогание по утрам и, очевидно, не может питаться вместе со всеми. Хотя, как мы знаем, кухня у нас довольно разнообразная и в целом не худшая — особенно если сравнивать с другими пиратскими кораблями. Но, конечно, никто не застрахован от отравления, не правда ли?

Люциус кивнул, хотя вопрос был явно риторическим. Стид улыбнулся.

— Через пару дней любое отравление должно пройти — особенно если учитывать, что мы обновили все запасы через день после начала этого самого недомогания. Но отравление не исчезает, зато исчезает борода, которую Иззи носил лет пятнадцать, не меняя даже ее формы. Это мне, конечно, рассказал Эдвард. Странная болезнь не думает отступать — и даже прогрессирует, потому что помимо еды недомогание наступает и от запахов. Конечно, я начинаю волноваться: а вдруг, помимо прочего, это заразно? А вдруг Иззи сейчас умрет — и это, конечно, расстроит Эда, а никто не хочет расстраивать его, не так ли? — Стид дернул уголком губ, явно давая понять, что в курсе шепота команды за капитанскими спинами.

— Но на корабле роль врача у нас исполняет Роуч, а у него не очень с точными диагнозами, так что я иду к книгам. Не то чтобы я помнил все наперечет — они же новые, как ты знаешь, — но несколько действительно редких изданий я запомнил хорошо. В частности, там был перевод…

— Тертуллиана, — выдавил Люциус, неспособный больше просто слушать.

— Именно. Удивительная ересь, если спросить меня, но как экземпляр он ценен. Так вот, его-то и не доставало. Впрочем, конечно, я не собирался опираться на него в моих исследованиях. И знаешь, я не нашел ни одной болезни с такими симптомами даже в новейших медицинских справочниках. Зато это напомнило мне, что я уже искал в книгах примерно то же… когда моя жена была в тягости.

Люциус выдохнул сквозь зубы. Слушать было невыносимо. Уйти — невозможно. Он не мог больше отпинывать от себя вопрос, который все эти недели крутился где-то на периферии сознания: «Чем так важен Иззи, что ты наступаешь себе на горло ради него?» Вопрос разрастался незаметно, как сорная трава, и теперь поглотил его практически целиком.

— Конечно, я подумал, что брежу. Иззи — и Мэри, какие тут могут быть параллели? Но у нас же уже есть опыт Джим, не так ли? Нельзя же думать, что Джим — такой исключительный случай в море. Кто-то мог быть удачливее нее и скрываться гораздо дольше. Верно?

— Верно, — сказал Люциус.

Стид поджал губы и покачал головой. Тяжело оперся о стол, сказал задумчиво:

— На самом деле, я не знаю, что с этим делать.

— Никто не знает. Ни я, ни… он.

— Это… ты?

— Что я? — переспросил Люциус, потерявшись.

— Ты отец?

— Что?! — Люциус захлебнулся воздухом и закашлялся. Он вдруг понял, что никогда не задавался этим вопросом, как будто ребенок появился из воздуха, просто из ниоткуда возник. — Нет. Конечно, нет. Никто из команды, я уверен.

Стид задумчиво хмыкнул, покивал головой.

— Хорошо. Знаешь, Мэри несколько помогало есть часто, но маленькими порциями.

— Спасибо, — непослушными губами сказал Люциус, имея в виду не только совет. В конечном счете, если только Стид действительно не собирался рассказывать никому… это было не плохо. Может, и хорошо.

— Оставь журнал мне, и можешь идти. — Стид махнул рукой, все еще пребывая в какой-то задумчивости.

Люциус, не желая знать ничего более, поспешно вышел и тихо прикрыл за собой дверь.

Он забился в кучу тряпья в игровом зале, не в состоянии сейчас видеть людей, и закрыл глаза. Вопросы надрывно ржали в его голове. Как ты теперь будешь вести себя? Почему Иззи важен? Как ты теперь посмеешь смотреть на Иззи? Кто отец? Почему Иззи важен?! Он не хотел знать ответов, не хотел смотреть туда, не хотел видеть Иззи — и все же не мог не думать о нем.

«Принцесса спустилась из башни, освобожденная прекрасным принцем, и жили они долго и счастливо и умерли в один день». Когда она обрезала косы, она перестала быть принцессой — но так и не стала принцем. Она заточила себя в башне из гнева, чтобы никто не смог увидеть ее мечту.