Глава 52. Блу. Дети Ноя (2/2)

— Держись рядом, Блу, ладно? И прости, что не защитил тебя… от этого всего. И нож свой вот, держи. Тебе нужнее.

Круглолицый брат Джон собирается показать нам поселок, но я настаиваю, чтобы меня в первую очередь отвели к Каро. Мы же не расставались с тех пор, как я взяла на руки его крохотное костлявое тельце!

— Он маленький еще, ему всего четыре месяца, наверняка он очень напуган, — объясняю я.

— Да, конечно, я понимаю, только ключей от клетки-то у меня и нету, у брата Мартина они, — торопливо оправдывается мужичок. Не злой, похоже, человек, это видно… Но за нашими перемещениями приглядывает вовсе не он один, братцы Иезекиль и Аарон молча следуют позади. Мужики неподалеку сено разгружают с телеги, и у обоих по ружьишку на плече. Еще несколько человек ограду якобы подправляют, а сами с нас глаз не сводят. Попробуй, рыпнись — подстрелят как кроликов. Да и куда тут бежать-то? Без машины — не вариант.

Каро оказывается запертым в небольшом сетчатом вольере, сразу за огороженными выгонами с домашним скотом: козами, разномастными коровами и буйволами. Им тут разбредаться не дают, чтобы не отлавливать потом по всей территории на дойку. Судя по вытянутой вверх форме вольера и деревянной платформе с лесенкой, раньше тут жили обезьянки или лемуры. А теперь моя любимая «обезьянка» заневолена. Забрался наверх и озирает окрестности. Столько новых животных, новых запахов, голова небось кругом. Что он видел за свою жизнь, кроме злых кур, Панча да зомбаков? Почуяв меня, Каро соскакивает и упирается лапами в сетку, принюхиваясь. Потом спрыгивает с помоста — у меня аж сердце обмирает, высоко же! — и принимается исполнять ритуальный танец приветствия со всеми этими приседаниями, подметаниями земли хвостом и повизгиваниями.

— Радость моя, я с тобой, — присаживаюсь, просовываю пальцы сквозь прутья, и он немедля начинает их ласково покусывать. Резцы у него уже сменились, растет пацан.

— Напугался… Тащили тебя, петлей душили придурки эти… Не бойся, я не бросила тебя и никогда не брошу. Кароша, хороший… Потерпи, пожалуйста. Это скоро закончится, — говорю ему по-русски, почесывая подставленный бочок. А он ко мне ластиться-то — ластится, а сам косит янтарным глазом на чужака и клыки тому свои молочные между делом демонстрирует. Защитник.

Брат Джон одаривает меня уважительным взглядом и говорит, что у них тоже есть человек, укрощающий хищников аки пророк Даниил. Кажется, я начинаю догадываться, что тут за ночные сторожа.

Любопытная маленькая антилопа подходит к вольеру, тычется Лэйку носом в ладонь, требуя лакомства, потом принюхивается к запаху волка и уносится прочь, топнув копытцем. Встречала она таких зверей или нет, а инстинкт велит держаться подальше. Каро провожает ее блестящим от азарта взглядом. Еда.

— Они тут почти все ручные, — вздыхает брат Джон.

— Как вы здесь оказались? — спрашивает Лэйк, когда мы отправляемся наконец знакомиться с поселком. Каро жалобно повизгивает за моей спиной, царапая прутья и разрывая мне сердце в клочья. Солнце скатилось к самому горизонту, и тени на красной земле стали ужасно длинными.

— Один из братьев работал здесь еще до Конца Света, — охотно трещит наш провожатый. — Когда все стало совсем плохо, он просто открыл клетки, всех выпустил, закрыл главные ворота и уехал, оставив животных милости Божьей. А потом уж брат Мартин решил, что это место и есть спасение для праведных, Ковчег, завещанный Господом. Мы ограду-то каждый день укрепляем. Ездим вот, колючую проволоку привозим да всякое такое.

— Людей новых, руки рабочие, — не без ехидства подсказываю я.

— А как же! От саранчи спасать праведных — наша обязанность перед Господом, — охотно подхватывает чувак. — Все ведь как по Писанию идет…

Мы с Лэйком переглядываемся за его спиной и корчим возмущенно-ироничные рожи.

— Боюсь, из меня только Хам*** и выйдет, — бурчу себе тихонечко под нос. Спору нет, молочко я люблю, а мясо — так еще больше, но нелюбовь к принуждению перевешивает эти желудочные страсти начисто. Если б нас сюда любезно пригласили — дело другое, можно было б еще и подумать. Однако таскаться до скончания дней в хламиде до пят, рожая в год по младенцу и стирая портки патриархам — не мой самурайский путь. Меня это раньше не привлекало, не привлекает и теперь. Я, может, в Калифорнию хочу, на апельсиновые рощи полюбоваться. Как зомбаки среди цветущих деревьев в лучах заката покачиваются. Романтика. Ветер странствий. А не вот это вот…

— Ой, какая прелестная молодая женщина к нам пожаловала! Здравствуйте. Давайте знакомиться, — буквально налетает на нас прямо на входе мадам лет под пятьдесят, вся в мелких седых кучеряшках, выбивающихся из-под платка, румяная, благостная — спасу нет. — Меня зовут сестра Кэролайн, а вас?

— Блу, — растягиваю губы в улыбку. Краска из волос давно вымылась, напоминая о том цвете, что дал мне новое имя, лишь легким бирюзовым отливом на отросших концах. Я здорово обросла, и чтобы волосы не мешали, собираю их в короткий хвостик.

— Лэйк, — без энтузиазма представляется Аароныч.

— Очень приятно! Вы супруги?

— Еще какие, — буркает тот, и я еле сдерживаюсь, чтобы не заржать в голос.

— Тогда, как супруг, ты обязан наставить жену на путь истинный. Ходить с непокрытой головой замужней женщине непристойно, — качает своей, пристойно упакованной, этот румяный пирожок на ножках, и ловко, как невестам на моей милой Родине, нахлобучивает мне одним движением на голову платок. И завязывает. Я и пискнуть не успеваю.

— Это они еще твоих тату не видели, — прыскает Лэйк мне в тесно прижатое тканью к голове ухо.

— Штаны тоже лучше снять, — добавляет сестра Кэролайн, потрясая передо мной каким-то необъятным рубищем в мелкий цветочек.

— Прям тут, при мужиках? — ехидно интересуюсь я, берясь за пуговицу на джинсах.

— Нет, конечно, вот здесь можешь переодеться, сестра Блу, — вспыхивает мадам свеколкой и подталкивает меня к одному из домишек. Штанов я, разумеется, не снимаю, просто напяливаю явно большую мне юбку прямо поверх. Человеку ученому, уже не единожды почти надкушенному зомбаками, расстаться с плотной одеждой психологически трудно.

— Ну вот, совсем же другое дело, — расплывается в елейной улыбке моя непрошенная дуэнья. — Сразу стала похожа на женщину!

Ну да. А до этого я со всеми своими хорошо так выдающимися подарками природы на Васисуалия Лоханкина смахивала, конечно же. В исполнении Ефремова. Зато к внешности Лэйка у мадам никаких претензий! Идеальный готовый деть Ноя.

— Тебе очень идет, дорогая, — хвалит он модное перевоплощение из пацанки в монашку.

— Я и не подозревала, насколько ты лицемерный, — шиплю ему на ухо одной половиной рта, ширяя локотком в бок, при этом второй половиной стараясь улыбаться окружающим нас поселянам.

— Украшения у нас тоже не…

— Серьги снять трудно, они на специальных закрутках. Я сама. Потом, — предвосхищаю шустрые ручонки сестры Кэролайн у себя во рту и носу я.

— Хорошо, — кивает та. — Идемте за мной. Вот здесь у нас молельная. Вы крещены?

— Да! — хором с Лэйком уверяем мы. Уж не стану уточнять, что я крещена в православии. Мало ли, в каких контрах эти сектанты с нашими ортодоксами.

— Это хорошо, но повторный обряд для принятия в нашу Семью вам все равно придется пройти. Не переживайте, брат Мартин прекрасно с этим справляется!

Господи Иисусе, да это последнее, о чем я сейчас вообще способна переживать!

— Здесь у нас кухня, здесь столовая, кушаем мы все вместе и одну и ту же пищу. «Скромность и равенство!» — вот наш девиз. Все мы — дети Божии… Ужин совсем скоро, — разливается экскурсовод, а мои напитанные фосфором мозги уже шурупят, как бы с этой кухни тиснуть нож подлиннее моей пятисантиметровой игрушки да к чьей бы глотке приставить, чтобы нам стопроцентно выдали ключи от какой-нибудь тачки и дали убраться восвояси. Мне неизъяснимо жутко, хотя ничего страшного вроде бы пока не происходит. Но интуиция меня еще никогда не подводила.

— Сегодня отдыхайте, знакомьтесь со всеми, а завтра с утра брат Мартин определит работу тебе, брат Лэйк, а я уж приспособлю к делу тебя, сестра Блу. Ты скотину доить умеешь? — сияет сестра Кэролайн. Вот, пожалуй, у твоей глотки нож лучше всего смотреться и будет!

— Не приходилось, — честно сознаюсь я.

— Ничего, быстро научишься… Да мойте же руки и за стол! Сестра Агата, поторопись. Солнце садится.

Когда все потомки Ноя рассаживаются за парой длинных столов — мужчины строго напротив женщин, удается сосчитать их по головам. Сорок три человека… мужчин и женщин практически поровну, и ребятишек с десяток. Несколько дам в положении. Отчаянные головы, ей-богу. Рожать в такое время… Если в их глухомань зарулит то стадо, которое мы сегодня в лежку в машине пережидали, и позарится на резвящихся среди сосенок зебр, никакие заборы не помогут. Но… блажен, кто верует.

Представив нас общине и пробухтев самопальную благодарственную молитву Лорду Небесному за кров и пищу, брат Мартин дает отмашку и все чинно-благородно приступают к ужину. Вареный ямс, молодая кукуруза — видно, где-то в полях раздобытые, сыр, молоко.

— У нас и мясо бывает, по праздникам так всегда, — доверительно шепчет мне сидящая рядом хорошенькая блондиночка. Да у меня и без того взор влажный от нежданного счастья. Сы-ы-ыр… Не думала уже, что мы когда-нибудь встретимся снова. Я тискаю кусочек и прячу в карман своей хламиды — Карошу угощу. Он такого никогда не пробовал. Надо будет пару коз у детишек Ноя свистнуть, как сваливать будем. В качестве компенсации морального вреда. В наших краях всю скотинку мертвяки выжрали подчистую.

Я неторопливо пережевываю пищу, смакуя каждый кусочек, когда замечаю на своем лице пристальный взгляд сидящего наискосок паренька. Присмотревшись повнимательней и покопавшись в так тщательно подавляемых воспоминаниях, едва не подпрыгиваю на жесткой деревянной скамье. Да это ж старый знакомец!

*А́миши (англ. Amish [ˈɑːmɪʃ], нем. Amische, пенсил.-нем. Amisch), они же аманиты или амманиты — религиозное движение, зародившееся как самое консервативное направление в меннонитстве (разновидность анабаптизма) и затем ставшее отдельной протестантской религиозной деноминацией. Амиши отличаются простотой жизни и одежды, нежеланием принимать многие современные технологии и удобства.

**«Дети кукурузы» (англ. Children of the Corn) — рассказ американского писателя Стивена Кинга о жестоком культе, исповедуемом детьми, которые убили своих родителей и всех взрослых в отдаленном городке посреди кукурузных полей.

***Хам, иногда Иам (ивр. ‏חָם‏‎, греч. Χαμ Cham, араб. حام‎ xam «горячий») — библейский персонаж, переживший Всемирный потоп, один из трёх сыновей Ноя, брат Иафета и Сима, давший начало понятию «хамства», которое означает пренебрежительное отношение к культурным запретам. Согласно Библии, Хам повёл себя постыдным образом во время опьянения своего отца Ноя. Он увидел и рассказал братьям про наготу отца своего (Быт. 9:22). Обычно это место трактуется как насмешка и неуважение к отцу, что в дальнейшем вошло в содержание термина хамство.