Глава 39. Лорита. Дары Звезды Полынь (2/2)

Лишь коротенькая пауза перед последним словом выдает ее тревогу и сомнения. Кристи еще надеется, что ее семья на другом конце страны уцелела, но все меньше верит, что когда-нибудь узнает о судьбе родителей или сможет их увидеть.

Я пытаюсь отвлечься чтением, но, несмотря на забитые полками книги, особо выбирать оказывается не из чего. Квартира, должно быть, принадлежала иммигрантам и большая часть литературы пестрит непонятной мне кириллицей. Англоязычные же талмуды угнетают исключительно физикой и высшей математикой. Однако здесь много детских книг, в том числе и для обучения малышей чтению, и за время нашего вынужденного заточения я успеваю выучить чужестранный алфавит и даже с грехом пополам освоить простейшие слова и фразы. Правда, исключительно на манер Тарзана, научившегося в бытность свою обезьяньим приемышем самостоятельно читать на английском, но понятия не имевшего, как эти же самые слова звучат.

Поэтому я несказанно радуюсь найденному среди разбросанных игрушек и вещей сборничку сказок на английском. Предназначены они для аудитории примерно втрое моложе меня, но за неимением лучшего глотаю наивные детские истории в один присест. Заодно и узнаю хотя бы, азы какого языка без особых успехов самостоятельно постигала — сказки переводные и принадлежат перу русских писателей. Наверное, и остальная литература была на русском. Чему только ни научит зомби-апокалипсис… Сомневаюсь, конечно, что встречу теперь когда-нибудь живого носителя языка и опробую на нем свои свежеобретенные знания — алфавит там, скажем, отбарабаню или записку наковыряю. Про аиста, бегемота и велосипед, ага.

Мэтт и Кевин большую часть дня играют в шахматы и шашки, но время от времени первого захлестывает жажда деятельности, и он берется натаскивать всех нас обращаться с оружием. Правда, часть его собственных познаний сугубо теоретическая, но мы-то и тем не располагаем. Больше всего рвения проявляет Кевин, да и я стараюсь усвоить новые для себя ухватки, особенно что касается ножей: никакого опыта такого плана у меня нет вообще. Эпическое противостояние с куриной тушкой или говяжьей вырезкой не в счет. Даже Кристи, которая не скрывает неприязненного отношения к любому оружию, искренне старается одолеть эту науку. Правда, из-за того, что шуметь нам нельзя, закрепить теорию практикой пока не светит.

А вот предложение Мэтта пройтись по другим квартирам, поискать что полезное, а заодно и избавиться от уцелевших альтернативно живых хозяев, горячей поддержки не встречает. С одной стороны, всем нам жутковато высовываться из своего убежища с риском не только нарваться на зомби-аборигенов, обретающихся в доме, но и привлечь внимание стада. А с другой… Иисусе немилосердный, от нас и так смердит за добрую милю, адов душок пропитал все волосы и одежду, которую негде постирать, неужто стоит еще добавлять свежего амбре от тухлой кровищи и не менее тухлых мозгов?

Правда, где-то на окраине сознания мелькает мысль, что присвоить почетное звание филиала клозета (увы, отныне уже без приставки «ватер») соседней квартире было бы практичней, поскольку отсутствие канализации воздух тоже отнюдь не озонирует. Но осторожность перевешивает, и в результате за все отдувается хозяйский балкон. Когда при этом внизу шаркают и сипят толпы зомби, на ум приходит прочитанная в детстве книжка. Там, помнится, повествовалось о том, как жители осажденных крепостей щедро орошали головы торчавших под стенами захватчиков содержимым ночных сосудов.

Однако в целом, если не считать ностальгии по почившим в бозе благам цивилизации и нормальной еде, никаких особых страданий и мук мы не испытываем. Кроме разве что отчаянной скуки. Но когда поток зомби на улицах иссякает, значительная часть наших припасов подъедена вчистую и надо думать, где разжиться новыми. Городок кажется тихим, даже мертвяков в нем как будто почти не осталось, и мы решаемся выбраться на разведку. По пути в гараж нам попадается еще парочка зомбожильцов, пропущенных при бегстве наверх. Они медлительные и заторможенные, так что справиться с ними труда не составляет.

На подземной парковке тоскует штук пять брошенных машин, и парням приходит в голову попробовать разжиться бензином. Мэтт уверяет, что читал в интернете, как это делать. С изрядной долей скептицизма и брезгливости я взираю на их с Кевином усилия со стороны и в добровольцы-испытатели интернет-метода не рвусь. Вот уж сроду бы не подумала, что для этого мелкого хищения нужно вступать в настолько интимные отношения с авто. Тем не менее опыт можно считать удачным — какое-то количество топлива ребятам надоить удалось.

Еще трое мертвяков поджидают у выезда гаража — должно быть отирались неподалеку и приковыляли на звук поднимающихся ворот. Однако теперь мы действуем не в пример слаженнее, чем в первые недели, и бой надолго не затягивается. Двигаться по улицам в поисках подходящего местечка для мародерского рейда приходится наугад. Временами за нами увязываются местные беспокойники, но довольно быстро отстают.

Зомбоцунами и впрямь схлынуло. Глядя на пустынные улочки, по которым ветер гоняет мусор, трудно поверить, что еще недавно они были буквально забиты мертвецами. Теперь меня мучает вопрос, куда именно то цунами укатилось. Не поджидает ли нас в той самой Атланте, например? Большинство попадающихся небольших магазинов разграблено подчистую, и мы уже начинаем думать, что ловить тут нечего.

Удача улыбается нам в центре. Хотя стеклянная витрина разбита вдребезги буквально въехавшей внутрь машиной, следов активной деятельности наших предшественников не заметно. Мы осторожно пробираемся внутрь. В салоне автомобиля злобятся двое мертвяков, даже сквозь забрызганные кровищей стекла видно, как они дергаются и рвутся на волю. Но двери заблокированы изнутри, и ясное дело, ума отжать кнопку ни у одного из них не хватит, так что о них можно не беспокоиться.

Из-за прилавка вываливается фигура стража правопорядка практически при полном параде. На его форме лишь несколько бурых пятен, да кисть руки замотана грязным окровавленным бинтом. Ощерив зубы, он с сипением швыряется на нас. В магазинчике тесно, и Мэтт, чтобы не устраивать погром и не поднимать шум на весь квартал, пытается отпихнуть зомбокопа подальше от всего стеклянного. Наконец ему удается опрокинуть его.

Пока Мэтт, навалившись на биту, удерживает мертвяка на полу, Кевин подскакивает и, наклонившись, быстрым движением вонзает нож тому в висок. Вернее, пытается. Лезвие, должно быть, натыкается на более прочную кость, чем та, в которую метил Кевин, и соскальзывает. Так как зомби непрестанно вертит головой, вместо аккуратно пробитого черепа он получает лишь не очень аккуратный надрез скальпа. Почти не задумываясь, впечатываю монтировку ему в лицо. Слышится тошнотворный хруст, словно я посуду грохнула. Господи, это же зубы. Его чертовы зубы.

Впрочем, это совершенно не мешает ему алкать нас дальше. Со второй попытки Кевин добивает зомбака. Мы переводим дыхание, оглядываемся на оставленные перед магазинчиком машины. Мэтт бросает несколько слов в рацию, чтобы убедиться — с оставшейся там Кристи все в порядке, и мертвые орды не спешат пока на выручку убиенному соплеменнику. Из подсобки вдруг доносится интенсивное царапанье и хрипение, дверь содрогается под ударами. Кто бы там ни был, мне совершенно не хочется сводить с ним близкое знакомство!

Подобрав острый обломок какой-то деревяшки, Мэтт подсовывает его под дверь. Остается только надеяться, что открывается она исключительно наружу, а то вон мы уже безумного, точно мартовский заяц, пророка Звезды Полынь так прохлопали. Впрочем, задерживаться здесь мы не планируем и в темпе сметаем с полок консервы, крупы, макароны и вообще все что бог апокалипсиса послал. Разбираться с добычей будем потом. Я спешно сгребаю в рюкзак банки с детским питанием: выкаблучиваться теперь не с руки, а пюрешки не такое уж плохое дополнение к унылому рациону. Внезапно руку пронзает острая боль. Первая моя мысль в равной степени пугающа и абсурдна: укусили! Хотя на небольшой полке разве что зомбомышь могла бы затаиться, но наше счастье — животных вирус не затронул. Инстинктивно отдернув пальцы, вижу, как на стоящей внизу сумке расплывается кровавое пятно.

— Что случилось? — с тревогой оглядывается на меня орудующий у соседнего стеллажа Кевин.

— Просто разбитая банка. Порезалась, — рассмотрев уже причину своего перепуга, отвечаю я. Порез проходит через всю ладонь, и крови хватает. Обмотанный вокруг руки платок ситуацию не спасает.

— Давай-ка иди в машину, Крис тебя перевяжет, — командует Мэтт. — Сами закончим.

Я уже собираюсь было последовать его совету — в конце концов, не хватало еще заразу какую-то затащить, а то и зомбовирус собственной персоной, который передается как раз через кровь, когда взгляд падает на упокоенного нами полицейского. Мое внимание привлекает кобура с пистолетом. Вернувшись, пытаюсь здоровой рукой отцепить желанный трофей. Мэтт с Кевином смотрят так, словно меня посланец Звезды Полынь покусал.

— Ты что делаешь? — отмирает наконец Кевин. — А вдруг вирус и через открытые раны может…

— Я же другой рукой, — возражаю я. — У него кобура. С ней удобнее.

Покачав головой, Мэтт сдергивает с трупа кобуру вместе с пистолетом и бросает в сумку:

— Отмоем сперва. А то и впрямь… мало ли что. Надеюсь, больше тебя ничего не прельщает? Блестящие пуговички там или легендарная полицейская бляха?

— Может, у него магазины к пистолету запасные есть? — оживляюсь я. Мэтт живо подхватывает меня под локоток и выпихивает наружу. Кристи ловко обрабатывает и перевязывает руку. Теперь, когда адреналин немного схлынул, чувствую противную дергающую боль. Через пару минут ребята выскакивают следом за мной и торопливо грузят добычу в машины. Даже с улицы слышен треск выламываемой двери в подсобку.

— Наверно, они чуют кровь… как акулы, — предполагает Мэтт. Мы отъезжаем от магазина как раз в ту минуту, когда оттуда доносится грохот. Кажется, его версия не лишена оснований. Хотя, быть может, зомби просто чуют живых. Или там тепло, исходящее от наших тел, улавливают…

Фортуна отворачивается от нас на выезде из городка. Огибая очередную аварию, машина подпрыгивает на каких-то обломках. Вскоре раздается странный звук, отдаленно напоминающий гудение. Кевин напрягается, по лицу его пробегает тень. Но как раз в это время на дорогу перед нами выбираются несколько мертвяков, и приходится отвлечься на них. Следующий звук напрягает даже меня, не бог весть какого автознатока. Но это шлеп-шлеп-шлеп недвусмысленно намекает, что у нас все здорово не в порядке.

— Колесо пробили, — хмурится Кевин. — Черт! Далеко мы на нем не уедем. Надо где-то остановиться и сменить.

Он связывается с Мэттом по рации, и мы притормаживаем у потрепанного плаката на выезде, желающего нам приятного пути. Дело оказывается хуже, чем показалось сначала. Пробиты сразу два колеса, а значит, запаской не обойтись. Я спрашиваю, не подойдет ли запасное колесо от внедорожника Мэтта, но парни синхронно мотают головами и говорят что-то про диаметр обода и высоту профиля. Китайская грамота, но одно ясно — мы вляпались.

— Погодите-ка! — вдруг восклицает Мэтт. — Мы же недавно автосервис проезжали, буквально в двух шагах отсюда. Может, там что найдется? Как минимум ремкомплекты должны быть. А повезет — и новое колесо надыбаем. Сгоняем туда быстренько на моей тачке…

— А эту посреди дороги бросим?

— Да кто ее утащит, еще и со спущенными шинами? — закатывает глаза Мэтт.

— Утащить, может, не утащат, а вот зомбаки вполне могут нагрянуть, потом не подступимся, — не уступает Кевин.

— Да на что зомбакам пустая тачка?

— Если у них нюх, как у псов на таможне, почему бы им и не учуять, что еще недавно внутри был вкусный обед?

После недолгих споров парни приходят к компромиссу: загнать внедорожник во двор ближайшего дома и всем вместе доехать до сервиса. Он и впрямь недалеко. Здание выглядит нетронутым и заброшенным. Постановив, что я со своей рукой сейчас не боец, да и в шиномонтажных принадлежностях ничего не смыслю, Мэтт и Кевин отправляются вдвоем. Я не спорю. Признаться начистоту, не так уж меня и тянет на подвиги. Стрелять с левой руки я, правда, умею, и не так уж плохо, но вот орудовать монтировкой вряд ли получится. На нож я уж и не замахиваюсь, особенно памятуя сегодняшний опыт Кевина.

Мы с Крис остаемся в машине, тревожно прислушиваясь к каждому звуку и непрестанно поглядывая по сторонам. Время тянется бесконечно. Мэтт прихватил с собой рацию, но велел без крайней нужды ею не пользоваться — мало ли что там внутри, чем меньше шума, тем лучше. Как ни странно, вскоре я начинаю жалеть, что не пошла с ними. Потому что одно дело — бояться и переживать, находясь в гуще событий, и совсем другое — сидеть в относительной безопасности, но полнейшей неизвестности. Вижу, что Кристи судорожно стискивает пальцы, но больше ничем волнения старается не выдавать.

Тишина кажется осязаемой. И особенно громко на ее фоне вдруг разносится приглушенный крик и грохают один за другим несколько выстрелов. Мы подскакиваем, испуганно переглянувшись. Не успеваю ни о чем подумать, как пистолет оказывается у меня в руке. Почти тут же в дальнем конце улицы начинают появляться мертвяки. И с другой стороны. И еще… В следующее мгновение из-за угла здания выбегает Мэтт, а за ним ковыляет несколько зомби в порванных, замасленных комбинезонах. Не сказав ни слова, он тяжело падает на водительское место, заводит двигатель и резко трогает машину с места. Руки его чуть заметно дрожат. Кристи бледнеет.

— А как же… — начинает было она, но осекается. У меня нехорошо холодеет внутри. Мэтт молчит. И это молчание, и его застывшее лицо с лихорадочно блестящими глазами и сжатыми губами — и есть ответ на так и не высказанный вопрос.

*Полынь (греч. ἀψίνθιον, апсинтион и ἄψινθος, апсинтос) в Библии является символом наказаний Господних, олицетворяет безмерную Горечь суда Божьего над ослушниками.

В Новом Завете, в Откровении Иоанна Богослова, «Полынью» названа упавшая звезда либо же ангел:

«Третий ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод.

Имя сей звезде «полынь»; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки».

Ряд теологов считают термин «Полынь» чисто символическим представлением горестей, что будет наполнять землю в смутные времена («Великая скорбь»), отмечая, что горечь полыни стала общеупотребительной библейской метафорой для вещей, исполненных великой горечи.