Глава 38. Блу. Держи мачете крепче (1/2)
Тал-ла-де-га. Словно прогремело что-то металлическое. Вылетевшее из руки мачете, например. В качестве альтернативы монтировке его любезно предложил мне Лэйк. И прямо сейчас эту тяжеленную хреновину бездушная инерция выдрала из пальцев и унесла прочь вместе с частью скальпа и ухом шустрого и очень голодного зомби. Утрата его ничуть не смутила и аппетита не отбила — прет себе дальше зубастым тараном!
«Тоби п**да», — мерзким посторонним голосом мелькает в запаниковавшем мозгу. Свежая порция адреналина кидает кровь к щекам, тело дергается, уклоняясь от смрадной пасти… Нет, мне никак умирать нельзя! Там, в машине, ждет ребенок! Коршуном кидаюсь за оружием, пока зомбак неуклюже разворачивается, хватаю оплетенную шнуром рукоять, и тут он настигает меня, впиваясь страшно цепкими пальцами в рукав куртки и метя зубами прямо в лицо. Отпихиваю его и рублю по запястью. С испугу вкладываю в удар все силенки — острое лезвие отсекает кисть, но хватка у мертвого настолько крепкая, что она повисает на предплечье кошмарным скрюченным пауком.
— А-ррр-хррр! — возмущается зомбарь. Плевал он на руку, конечно, просто жрать хочет. Я стряхиваю ее инстинктивным брезгливым движением, как смахнула бы живое членистоногое, и врубаю тяжелую железяку прямо между белесых глаз. Хрясь! Переносица проламывается, прочная лобная кость трескается, точно спелый арбуз, и мой преследователь наконец-то валится на спину, подергиваясь в последних конвульсиях.
— Фу-у-ух! — вырывается из моей пересохшей глотки. Придавив мертвяка ногой, с гортанным рыком обеими руками выдираю крепко засевшее в черепе мачете и дико озираюсь — не жаждет ли еще кто-то отхватить от меня шматок мясца? Так и есть — следующие челюсти клацают у самого уха, и я бью нападающего из того полуприсяда, в котором стою над упокоенным телом, снизу вверх — удар откидывает его алчную пасть и наискось рассекает нижнюю челюсть. Ну, точнее, ее… Кр-р-рак! Кость трескается под толстой полосой металла, лопнувшая щека обнажает черные десны и овалы зубов, за которыми ворочается похожий на лугового слизня язык — зомби рычит, как Шер-Хан, которому опять не удалось отобедать Маугли. Не медля ни секунды, пинаю ее в низ живота. Мертвая женщина складывается книжкой: даже у озомбевшего тела биомеханика остается прежней, и наношу еще один удар — уже по затылку.
— Покусайся мне теперь, с-с-сука, — сиплю я, вертя башкой на все триста шестьдесят. Хрипы зомбаков, вскрики моих товарищей, отбивающих внезапную атаку, рокот движка пикапа, раскатывающего мертвецов по асфальту — все врывается в забитые адреналиновой «пробкой» уши адовой какофонией. Вот это остановились заторчик расчистить!
Сэт ближе всех ко мне, зажатый в тупичке между машинами, на него наседают сразу двое или трое, и под ногами у него уже пара трупов. Не раздумывая, бросаюсь на подмогу и врубаю мачете в шею страшно габаритного чудовища, своим задом весь тупичок заполнившего. И тут снова приключается конфуз — лезвие тупо застревает в складках сала, стекающих с затылка на шею толстяка или толстячки — не разобрать в спешке, так и не достав до позвоночника. Кажется, ему это не по нраву… видно, он и при жизни оч-ч-чень не любил, когда его трапезу прерывали. Зомбак разворачивается, клятую ручку мачете второй раз за пару минут вырывает из пальцев, и лучший вариант — дать по ногам от этой туши, похожей на дохлого, изгрызенного акулами кита. Ножом я его не прикончу, просто не дотянусь до глазницы или виска из-за объемистого чрева. Вряд ли он хорошо бегает даже по моим меркам: бедолага весил при жизни килограммов сто пятьдесят, а может, и все двести, поправ одно из главных правил кучерявого Коламбуса*: Будь в форме. Попировали на нем от пуза, и еще осталось прилично: темно-желтый подсохший жир так и торчит в прорехи от зубов. Господи, меня сейчас вырвет! Нет, не прямо сейчас — я пока вокруг тачки скачу, в которой еще пара мертвяков царапается. Толстяк неповоротливый, но очень целеустремленный. Какое счастье, что среди всего этого стада, которое на нас из зарослей выкатилось, уже ни одного свеженького зомбака!
Внезапно грохочет выстрел, и топающее за мной чудовище валится на асфальт. Кажется, даже земля слегка дрогнула. Фух, вот и ладушки, хоть и договаривались не стрелять. Теперь здесь их приятели со всей округи окажутся, все наши труды насмарку. Трассу еще чистить и чистить от машин.
Мачете! Скривившись, подбираюсь к трупу и с трудом выдергиваю оружие из жирового капкана.
— Блу, в машину! — орет кто-то. Видит бог, дважды меня приглашать не нужно! Пулей влетаю в джип, хватаю напуганного Каро на руки. Взмыленный Аароныч сдает задом, подбирая по пути остальных наших товарищей.
— Цела?!
— Да, а ты?
Нервный кивок, сжатые губы. Салон наполняется тяжелым дыханием, бранью, запахом пота и душком разложения от попавших на одежду брызг. Завтрак, сделай милость, сиди уже на месте… Волчишко тычется в ухо мокрой пуговкой, и я судорожно вздыхаю. Пока цела. Чудом каким-то. Снова принюхиваюсь, боясь уловить запах свежей крови. Но, кажется, нас опять пронесло. Во второй машине тоже все целы. Плотные кожаные и джинсовые шмотки, в которых мы потеем, как стадо бизонов, зомби все же не по зубам.
Жарко после физнагрузок нестерпимо, я стягиваю куртку с плеч, чувствуя, как по спине струится целый водопад. Преследователи отстают, и можно опустить стекло и подставить разгоряченное лицо потокам воздуха.
— Кто, вашу мать, стрелял? — зло интересуется шериф, поравнявшись с нашей машиной.
— Я! — огрызается Лэйк. — Огромный зомбак едва не сгреб Блу. Их один черт слишком много.
Мистер Хантер открывает было пасть, чтобы проехаться по моей нерасторопной фигуре и по непонятливому Ааронычу до кучи, но Сэт, все еще тяжело дыша, обрывает его тираду на старте:
— Она мне… фух, жизнь спасла, отвлекла эту тушу на себя. Я у тебя в долгу, сестренка.
— Сочтемся, — отвечаю я, и, не удержавшись, корчу шерифу рожу. Да, детская выходка, ну и что? Он все-таки скафнит что-то, но уже негромко, себе под нос. Аарон вдруг заговорщически подмигивает мне, и я прыскаю, пряча неуместные смешки в волчьем загривке.
— Главное, все целы, — закругляет Флитвуд. — Попробуем через Джонсвью.
Джонсвью так Джонсвью. Теперь куда ни поедешь, везде один и тот же апокалиптический пейзаж, унылый и безнадежный. Кроме клубничных полей, которые внезапно выкатываются на нас из-за очередного поворота лесной дороги. Низенькие кустики с красными всполохами ягод проглядывают сквозь разошедшиеся без ухода сорняки, и мой рот безудержно наполняется слюной.
— Клубничка! — восклицаю по-русски и аж подпрыгиваю от нетерпения на сиденье, пока Лэйк притормаживает на обочине. Меня даже несколько скособоченных фигур, ковыляющих тут и там, не волнуют. Точнее, волнует только то, что ягоды лапами своими мертвячьими передавят.
— Иди, попасись, с этими я разберусь, — хмыкает он. Впрочем, полакомиться все не прочь, даже самые суровые с виду мужики. Голод не тетка, и вынужденная рыбная диета — тоже. Мы, наверное, скоро светиться начнем по ночам от избытка фосфора в тушках. Все высыпают из машин и, прихватив разнообразную тару, расползаются по полю, прикончив по пути его немногочисленных сторожей. Никого больше не парит, чье оно и можно ли без спросу вкушать от его даров, даже мистера Я-не-позволю-тут-мародерничать.
Удержаться и не отправить клубнику в рот сразу же, оторвав от разлапистого черешка, трудно. И все же я споласкиваю ее из бутылки. Вдруг на нее с зомбаков чего того… накапало. М-м-м… сладкая какая. Божественно.
— На, жуй, это витамины, — сую крупную бордовую ягоду под волчий нос. «На» слово волшебное, и мелкий старательно чавкает и облизывается, раз уж велено. Мотыляет кончиком хвоста, смотрит выжидающе.
— Нравится? На еще.
Понаблюдав за тем, как я собираю ягоды, Каро принимается сам щипать их с куста. Ему можно и немытые.
— Отлично… Если что, на подножном корму продержишься, — радуюсь я. Набрав полную пластиковую корзинку, угощаю оставшегося в дозоре Лэйка. Луиза, еще собирающая ягоды, одаривает меня убийственным взглядом. Господи, это обычная вежливость — парень следит, чтобы нас не сожрали.
— Какой пирог мама с ней готовила на День Независимости, — вздыхает он, отправив горсть клубники в рот.
— Надо еще приехать, набрать. Джем сварим, — предлагаю я. Рассады уже прихватила, отщипнув несколько молодых усиков. Сейчас мокрой тряпкой оберну, и до дому спокойно доживут.
— А ты умеешь печь пироги, Блу? — интересуется Лэйк. — Отец хочет построить настоящую печку, какие раньше были на фермах. Из кирпича.
Развить кулинарный дискус нам не дает Каро, до этого что-то беззаботно копавший на обочине. Он вдруг замирает, поворачивает морду в сторону соснового перелеска на краю поля и вытягивается в струну, принюхиваясь.
— Смотри, — говорю я парню, кивнув на волчонка.
— Р-р-р, — выводит Каро и передислоцируется поближе к моим ногам. Дерганные фигуры возникают между светлыми стволами через минуту.
— Народ, сворачиваемся! — торопит Флитвуд-младший наших спутников. — Эти гады чуют нас не хуже твоего волчонка, — прибавляет он с досадой.