Глава 25. Лорита. Стреляй или умри (2/2)
Настроение окончательно устремляется к нулевой отметке, когда до меня доходит, что ехать нам придется на машине Гарольда. В салоне все еще витает слабый запах то ли лосьона после бритья, то ли туалетной воды, которой обычно пользовался Гэри. На приборной панели беззаботно кивает синей ушастой головой игрушечный Стич. Я даже не знала, что Гарольду нравился этот хулиганистый персонаж. Как-то вот о мультфильмах мы с ним сроду не говорили, ни разу к слову даже не пришлось…
Машинально трогаю пальцем плюшевую спинку игрушки и внезапно меня волной захлестывает ужас. Потому что только в это мгновение приходит осознание того, что Гэри мертв, окончательно и бесповоротно. Осиротевшие, потерявшие свою значимость любимые мелочи — словно последний гвоздь в крышку гроба погибшего. Почему-то становится больно дышать, и ехидная рожица Стича, на которую я продолжаю смотреть, на секунду-другую теряет резкость. Сейчас я отдала бы все на свете (правда, много ли у меня осталось? И шибко ли нуждается мироздание в моих шмотках, косметичке или даже пистолете?), лишь бы снова услышать мягкий голос Гарольда, с тревогой спрашивающий, все ли со мной в порядке. Черт, со мной все не в порядке, Гэри. Но это если не сравнивать с тобой и Кассандрой, конечно… И страшнее всего то, что Кевин был прав. Времена изменились. Нам теперь придется научиться быстро принимать потери и жить с ними.
Задумавшись, едва замечаю, как машина трогается с места. Уже на дороге я оглядываюсь на коттедж, который был нам домом все эти беспокойные дни. Или, правильнее сказать, убежищем. Дом — это все-таки нечто в корне иное. Не просто место, где компания случайных по сути людей пытается пережить бурю. Но покидать его тем не менее страшно. Не думаю, что мне понравится новый облик мира. И что лагерь выживших вызовет в душе бурю восторга, я как-то тоже не уверена. Сотня перепуганных горожан, заброшенных в полевые условия, даже под самым чутким руководством военных не превратится вмиг в сплоченную и боеспособную группу. Будем ли мы там в большей безопасности, чем сами по себе? Может быть, и нет. Но выбор у нас невелик, а будущее более чем туманно при любом раскладе. Как и у всего человечества, впрочем… У того, которое еще не гыргыркает по окрестностям.
Шоссе, ведущее мимо разбросанных вдали коттеджей и ферм, пугающе пустынно. Я невольно вспоминаю, как мы выбирались из города: мимо аварий, пожаров, выстроившихся очередей к автозаправкам, мчащихся куда-то других машин, а высоко над головами рокотали лопасти вертолетов. Сегодня нам не попадается навстречу ни одного автомобиля, а небо абсолютно чисто и безмолвно. Нигде не видно больше столбов дыма, и даже зомби поначалу нет. Почему-то это затишье пугает меня не меньше полномасштабной бури. Словно вселенная собирается с силами, чтобы одним решающим ударом покончить с нами, надоедливыми суетливыми букашками, воображавшими себя царями природы и столпами цивилизации.
Первый признак жизни (или правильнее сказать — смерти?) попадается возле заправочной станции — не той, где мы успели похозяйничать на прошлой неделе. Эта побольше, у въезда торчат намертво сцепившиеся машины — должно быть, столкнулись в отчаянной попытке протиснуться вперед. А может, их протаранила та ярко-синяя спортивная тачка, что теперь, изрядно помятая, маячит поперек дороги. Когда Кевин сбрасывает скорость, чтобы объехать ее, успеваю заметить бессмысленно дергающегося на водительском месте мертвеца. Кажется, его крепко держат ремни безопасности. Хорошее изобретение, полезное. Правда, теперь оно куда полезнее для окружающих, чем для водителя и пассажиров.
На шум двигателя тут же, точно из-под земли, выскакивает еще один зомбак — быстрый и чертовски проворный. Он с пугающей легкостью взмывает в воздух в броске, достойном чемпиона мира по прыжкам в высоту (и в длину, пожалуй, тоже) и с грохотом ухается на багажник нашего внедорожника. Даже не знаю, машина так вздрагивает от этого приземления или исключительно мой организм, но впечатление такое, словно на русских горках тряхнуло. Ну, или на российских дорогах… Если верить устрашающим картинкам из интернета и многочисленным шуточкам на эту тему, никакому парку аттракционов подобный естественный экстрим не повторить.
Кевин прибавляет скорость в надежде сбросить тварь, но как назло дорога начинает петлять, еще и брошенные тачки виднеются.
— Стреляй! — кричит он мне.
«Как?!» — хочется заорать в ответ. Потому что палить по заднему стеклу — идея идиотская, а наполовину высунуться на полном ходу из окна в традициях заправских боевиков и при этом еще и метко стрелять мне, пожалуй, слабо. Но я все-таки предпринимаю героическую попытку — спешно освобождаюсь от ремня, опускаю до предела стекло, изворачиваюсь на сиденье и с грацией древней матушки-Кобры из Книги Джунглей выскальзываю наружу. Примерно этак на четверть, искренне надеясь не кувыркнуться туда цельмя.
В лицо тут же прилетает добрая пригоршня пыли, а ветер моментально поднимает дыбом старательно забранные в хвост волосы и услужливо отправляет пару прядей в рот, для дегустации. Хотя, может, не столько ветер мне шевелюру вздыбливает, сколько липкий ужас, когда я понимаю, что зомбак буквально перетекает с багажника, на котором он распластался, к задней дверце.
— Vete tomar рог culo, hijo de mil putas!* — яростно выплевываю я сквозь собственные космы, вдавливая спусковой крючок. Грохает выстрел, и твари сносит кусок физиономии. Саму гадину это ничуть не беспокоит, она преспокойно продолжает тянуть лапу, силясь уцепиться за ручку, зато мне теперь приходится наслаждаться зрелищем трепыхающегося на ветру, словно алый стяг, обрывка щеки.
— Eres muy feo!** — страдальчески скривившись, бурчу я, тщетно пытаясь поймать в прицел башку. В этот момент я даже как-то забываю, что мы, в общем-то, не одни, и где-то рядом едут Мэтт и Кристи. Остается лишь одно жизненно важное дело — прикончить чертового зомбака, вообразившего себя гребаным текучим терминатором Т-1000! Тут Кевин сбрасывает скорость — по какой причине, я сказать не могу, потому как не вижу, что происходит впереди, зато мертвяк, воодушевившись, сразу прибавляет темпу. Следующий выстрел его даже не задевает. Повиснув над летящей внизу дорогой в невообразимой позе, паршивец лупит свободной конечностью в боковое стекло. Пространства для хорошего замаха у него нет, но мне чудится хруст крошащегося стекла. Ах ты ж мерзавец, сейчас же швыранется в салон — и что нам с ним тогда делать?
— Держись! — истошно вопит Кевин. Я инстинктивно падаю обратно на сиденье и едва не впечатываюсь в приборную панель от резкого торможения. Меня спасает застопорившийся, когда я в спешке скидывала его, ремень безопасности, за который успеваю ухватиться. Где-то над нашими головами на мгновение-другое воспаряет в небеса зомбак, чтобы, не долетев до райских кущ, смачно гукнуться на крышу застывшей в нескольких ярдах легковушки. Переда у машины практически нет — она идеально состыкована со здоровенным грузовиком, капот смят в гармошку. Теперь же тачка точно выполнила свою последнюю в автомобильной жизни миссию, послужив посадочной площадкой для перелетного зомбаря. А вот сам потерянный брат зомбо-Райт соскакивает на землю как ни в чем не бывало.
До чего ж он на ту тетку похож, что на выезде из Ричмонда по автомобилям прыгала… Да мне же в жизни такую тварь не прикончить! Это вам не в пейнтболе по офисным работничкам палить, которых в рэмбо поиграть на досуге потянуло! Но и сидеть в салоне, дожидаясь, пока зомбак решит позавтракать посланными ему зомбо-Богом консервами и расколошматит лобовое стекло, тоже не вариант. Меня выносит на шоссе отнюдь не приливом бесшабашной храбрости, а исключительно паникой при мысли о том, что в машине путей отступления нет вообще.
И только в этот момент я, как в замедленной съемке, краем глаза замечаю внедорожник Мэтта и его самого, выскакивающего на дорогу. Внимание уже подобравшейся к прыжку твари на секунду переключается на нового противника (хотя вряд ли она воспринимает нас как врагов — мы для нее всего лишь обед разной степени строптивости). Я слишком перетрусила, чтобы толком прицелиться, поэтому стреляю первой, и в последнее мгновение зомбак выбирает в меню все-таки мою шумную персону. Но выстрелы Мэтта опрокидывают его на асфальт.
В ушах тоненько звенит от всей этой пальбы, а до мозга наконец с запозданием добираются сигналы и от прочих прифигевших от происходящего органов чувств. В воздухе смешались запахи разогретого солнцем асфальта, бензина и теперь уже безошибочно узнаваемого въедливого душка разложения. В наступившей тишине отчетливо раздаются тоже уже знакомые звуки — скреб-поскреб, шмяк-пошмяк. Это какой-то не размазанный в пюре после аварии зомби бестолково возит коряпками по стенкам своей темницы. Не все они горазды бить олимпийские рекорды, с места сигать на несколько метров и одним ударом разносить лобовухи.
В отдалении, тоже посреди дороги, стоит еще одна машина, возле нее — чье-то давно и окончательно мертвое тело, над которым уже деловито жужжат мухи. Скоро они, вероятно, заинтересуются и подогнанным нами пополнением, распластавшимся звездой по шоссе. Мне не хочется даже смотреть в ту сторону. И от этого монотонного гудения мушиной армии мороз пробирает не хуже, чем от шкрябанья запертого в тачке мертвеца.
Кристи и Кевин что-то мне говорят, Мэтт, хмурясь, осматривает пошедшее трещинами стекло на задней дверце внедорожника, а я все стою столбом и в который раз пытаюсь осознать: неужели это не страшный сон, а действительно самая что ни на есть реальная реальность?
— Надо сваливать, — нервно говорит Мэтт, — черт знает, сколько таких вот живчиков тут неподалеку может еще пастись? Если верить карте, на следующей развилке свернем — и будем искать этот их лагерь…
Почему-то в этих словах мне чудится недоговоренность. Словно он хотел прибавить — если лагерь еще существует. А может, я просто проецирую на Мэтта свои страхи. Ведь я думаю как раз об этом: живы ли еще юный лейтенант и беженцы из Шарлотсвилла? Несколько дней, минувших с нашей первой и последней встречи с ними — практически вечность по меркам нового мира.
*Катись в задницу, сын тысячи шлюх/сук! (исп.).
**Ну ты и урод! (исп.).