Глава 23. Лорита. Ничего не будет хорошо (2/2)
— Прости, мне действительно очень жаль, — отступая к двери, говорю я пустые, ничего уже не значащие для Кэсси слова. Ответом служит лишь молчание. Наверно, мне действительно для вида нужно бы спуститься на первый этаж. Будто я собиралась принести ту самую библию или стакан воды… или еще что. Я даже дохожу до лестницы, каждую секунду ожидая грохота выстрела. На первой же ступеньке у меня подгибаются ноги, и я останавливаюсь, судорожно вцепившись в перила. Не знаю, что страшнее — сам этот звук или его ожидание. Или то, что произойдет после.
Время словно застывает. Из ступора меня выводит скрип ступени под чьей-то ногой.
— Лори? — удивляется Мэтт, встревоженно взбегая по лестнице. — Что…
Его слова заглушает выстрел. Мы оба вздрагиваем, хотя я-то, в отличие от Мэтта, уже добрых пять минут торчала тут, каждым нервным окончанием ожидая этой развязки. Задев меня плечом, парень бросается в комнату. Не удержавшись на ногах, сажусь прямо на ступеньку и с какой-то отстраненностью думаю, что теперь уже поздно сочинять сказки про библию или стакан воды. Мэтт отлично видел, как я стояла столбом на лестнице. Неожиданно меня охватывает усталое безразличие. Какая разница, что скажут или что подумают обо мне и моих невысоких моральных качествах остальные? Что это изменит?
А ведь только накануне Гэри сказал, что никто из нас не знает, сколько ему еще осталось. Он что-то почувствовал? Или просто имел в виду, что мир стал опасным и ненадежным местом? Теперь, когда Гарольд мертв, я ощущаю острый укол вины. Я действительно обманывала и использовала его, а потом еще и злилась на неуместные, как мне казалось, проявления внимания и заботы. А потом услужливо вложила пистолет в руку Кэсси и ушла. Потому что сочла это правильным, ведь укус — это приговор. И она знала, что только я приму такую логику, поэтому ей и в голову не пришло обратиться с подобной просьбой к кому-то другому. И по всему выходит, что я и впрямь какое-то беспринципное чудовище?
По ступенькам уже взлетают смертельно бледные Кевин и Кристи.
— Что случилось?! — в один голос кричат они. Мне хочется заплакать, однако слез нет, только горло сжимает болезненный спазм. Но пусть безупречную мораль и можно смело вычеркнуть из списка моих добродетелей, от ответственности за свои решения я убегать не привыкла. Поэтому собираю всю волю в кулак, чтобы взглянуть им в глаза и произнести:
— Кэсси мертва.
Кевин молча прислоняется к стене и на секунду прикрывает глаза.
— Она… неужели… так… быстро? Тебе… пришлось?.. — судорожно сглотнув, шепчет Кристи.
— Она понимала, что ее ждет. Поэтому попросила оставить ей пистолет и уйти, — вот, я это сказала. Пусть теперь думают обо мне, что хотят.
Тяжело ступая, возвращается Мэтт. Повисает гнетущее молчание, которое нарушает дрожащий голос Кристи:
— Кассандра была… очень смелой. Я бы, наверно… не смогла. Обещайте, что если что-то случится… вы не дадите мне… стать…
Она осекается. Кевин осторожно обнимает ее и гладит дрожащей рукой по растрепавшимся коротким кудряшкам. Мэтт прерывисто вздыхает и садится на ступеньку рядом со мной. Никто не бросается обвинениями, никто не высказывает даже робкого предположения, что у Кэсси был шанс. Кевин был прав: чтобы выжить, нам придется измениться вместе с этим миром. И однажды мы не узнаем самих себя. Возможно, если бы люди сориентировались хоть немного раньше, то удалось бы избежать пандемии. Да, для этого пришлось бы принимать не просто жесткие — жестокие меры. Но ведь и политика тех, кто надеялся на лучшее и ратовал за гуманизм, привела в итоге к падающим на города бомбам и полной дезорганизации.
Мы долго сидим на ступеньках, молчаливые, растерянные и подавленные. Нас осталось всего четверо, и мы как никогда остро ощущаем собственную беспомощность. Ни один зомби еще даже не появился на горизонте, окна и двери были надежно заперты, все мы почти не расставались с оружием… И тем не менее двое из нас уже мертвы.
— Я… все думаю… — тихо говорит вдруг Кевин. — А что, если я все-таки был инфицирован именно Z-вирусом? Просто организм как-то справился, но я остался при этом носителем? Я читал, что такое бывает — сам человек не болеет, а других может заразить. Как знаменитая тифозная Мэри. Ведь Гэри все время оставался здесь, и ни с кем, кроме нас, не пересекался…
Я выныриваю из своих пессимистических мыслей и несколько секунд смотрю на Кевина, переваривая услышанное. Почему мне самой не пришло это в голову? И почему мы вообще не допускаем даже мысли о существовании иммунитета? Нет, мы предполагали, что он может быть у тех, кто вообще не подхватил смертельную инфекцию воздушно-капельным путем, но почему бы не найтись и тому, чей организм поборет уже проникший в него вирус? В том числе и при попадании в кровь? Однако если мы будем автоматом считать всех укушенных и заболевших обреченными, у нас не появится даже шанса выяснить, есть ли в принципе люди с иммунитетом… Хотя, возможно, где-то в крупных медицинских центрах еще ведутся исследования и эксперименты, которые мы никак не можем себе позволить в полевых условиях?
Кристи тоже смотрит на Кевина, но совсем с иным выражением, чем я. В ее глазах отражается какая-то безнадежность.
— Нет, — наконец отзывается она, качая головой. — Ты ни при чем, Кевин. Гэри не был болен. Точнее, лихорадки у него не было.
— Не было? — эхом повторяет Мэтт. — Но как же…
— Ему не так давно диагностировали кардиомиопатию, — грустно говорит Кристи. — Это сердечная патология… Прогноз при ней неблагоприятный даже при лечении. Мы подумывали об операции, хотя там тоже высокие риски… И тут началась эпидемия. Стресс, нагрузки… все это не могло не повлиять. Скорее всего, он умер почти мгновенно, поэтому Кэсси проснулась слишком поздно, когда он уже… — ее голос обрывается, и она закрывает лицо ладонями.
— Но почему тогда он вообще обратился? — растерянно спрашивает Кевин.
— Мы просто исходили из неверной предпосылки, что инфицированы лишь те, кто заболел гриппом или был укушен, — чуть слышно говорит Кристи, не глядя ни на кого из нас. И я наконец понимаю, в чем дело и насколько фатально мы ошибались. Мы все заражены — вот что она хочет сказать. Все до единого. Просто у одних вирус вызвал быстрые необратимые изменения в организме, которые и привели к смерти, а другие выжили и даже ни разу не чихнули. Но инфицированными от этого быть не перестали. И каждый из нас, от чего бы ни умер, все равно поднимется.
И эта эпидемия не закончится до тех пор, пока ходят по Земле живые и на вид вполне здоровые носители Z-вируса. И пока они умирают, само собой. Теоретически ее завершит лишь смерть последнего представителя человечества. Либо последнего из ныне живущих, что угодили, сами того не подозревая, под действие то ли вырвавшегося из некой лаборатории штамма, то ли каких загадочных лучей. Возможно, у новых поколений, если таковые вдруг случатся, со временем выработается устойчивость к вирусу. Ну, или он мутирует и с присущей ему методичностью продолжит начатое… Mierda! * Все плохо. Совсем плохо.
*Дерьмо (исп.).