Глава 21. Лорита. Они все ближе (1/2)
Небо по-прежнему пронзительно синее, и тучи не маячат даже на далеком горизонте. А рокочущий звук между тем повторяется. Мы все стоим во дворе, задрав головы, и напряженно вслушиваемся. До этой минуты внешний мир несколько дней ничем не напоминал о себе — ни новостями, ни возвращением электричества и водоснабжения, ни появлением людей или зомби. Мы были словно на острове, в стороне от всех ужасов, что творились вокруг.
— Что это? — ни к кому конкретно не обращаясь, почему-то шепотом спрашивает Кристи.
— Наверно, они все-таки решили бомбить города, — также тихо отзывается Мэтт. — Тот военный предупреждал…
— Это же бессмысленно, — качает головой Кевин, щурясь от бьющего в глаза солнца. — На что они рассчитывают? Если зомби убивает только разрушение мозга, взрывы уничтожат лишь ничтожный процент от общего числа. Ну, может, часть окажется погребена под завалами зданий… но проблемы в целом это никак не решит. А вот если в городах еще оставались живые, их шансы уцелеть куда ниже, чем у зомбаков.
— А может, они уже и не рассчитывают… решить проблему в целом? — каким-то чужим, ломким голосом говорю я. — Что, если это просто жест отчаяния, потому что война окончательно проиграна?
Мы тревожно, до рези в глазах всматриваемся в безмятежно синеющую даль. Мне в конце концов начинает казаться, будто там вырисовываются серые столбы пыли от рушащихся высоток, очертаниями напоминающие ядерные грибы. Но я все же склоняюсь к мысли, что это игра воображения. Наверно, на таком большом расстоянии ничего увидеть невозможно. До нас и звуки самих взрывов доносятся совсем слабо и приглушенно.
— По крайней мере, им хватило ума не швырнуть в эти осиные гнезда парочку ядерных бомб, — кисло улыбается Мэтт. — Тогда бы уж точно — прощай, все живое в окрестностях и привет, радиоактивные, светящиеся как лампочки в темноте, зомби.
Кэсси не произносит ни слова, она лишь неотрывно смотрит в ту сторону, где остался Ричмонд. По щекам ее текут слезы. Кристи тоже беззвучно плачет. Я не знаю, что они оплакивают больше — прошлое и друзей и родных, чья судьба теперь навсегда останется неизвестной, или же наше собственное будущее. Мне самой невыносимо принять тот факт, что человечество не смогло ничего противопоставить проклятому вирусу и порожденным им толпам мертвецов. И я не хочу, не могу даже представлять лежащий в руинах Ричмонд. Слишком многое меня с ним связывает. Я подумаю об этом позже. Когда-нибудь я наверняка смогу подумать об этом и не разреветься, и не закричать в голос, но не сейчас. Сейчас важно лишь выживание.
— Вопрос в том, что теперь будут делать альтернативно живые граждане разнесенных в пух и прах городов, — в полной тишине произношу я, и, к моему облегчению, голос при этом не дрожит, точно заячий хвост. — Столько шума и грохота привлечет зомби из нетронутых поселений, но останутся ли они все топтаться в эпицентре разрухи или же разбредутся по окрестностям?
Гарольд, который до этого, подобно помянутым мною зомбакам, неловко перетаптывался на месте, не зная, кому подставить свое мужское плечо, наконец делает выбор и обнимает плачущую Кэсси. Она не отталкивает его, хотя я на ее месте пригвоздила бы Гэри к забору как минимум взглядом Медузы Горгоны. А может, и острой шпилькой туфли, если бы до сих пор их носила. И вовсе не из ревности, а исключительно потому, что терпеть не могу, когда мне морочат голову. Кевин нерешительно привлекает к себе по-детски шмыгающую носом Кристи.
Лишь нас с Мэттом эпидемия рыдательных обнимашек обходит стороной, и мы стоим каждый сам по себе. Строго говоря, я вообще не приучена искать утешения у других. Изобразить это для меня не проблема, в конце концов, многим мужчинам нравятся беспомощно виснущие на них нежные создания. Однако настоящей потребности в чьих-либо плечах и жилетках я, пожалуй, никогда не испытывала. Разве что в раннем детстве, но тетка отнюдь не располагала к подобным проявлениям. Поэтому желания душевно порыдать в ее накрахмаленный до звона передник в сознательном возрасте я за собой ни разу не замечала.
— Да… имеет смысл собрать самые необходимые припасы и держать машины наготове, — задумчиво говорит Мэтт. — До сих пор здесь было тихо, но теперь все может резко перемениться.
Знакомый гул врывается в уши, и мы успеваем увидеть рассекающие безоблачное небо самолеты. Они с ревом проносятся высоко над нашими головами и растворяются вдали раньше, чем стихает звук их реактивных двигателей. Меня охватывает безотчетная злость на этих промелькнувших, словно видение, стальных птиц. Каждая из них могла бы нести не бесполезные бомбы, а кучу выживших. Можно было бы собрать уцелевших людей, отправить их на какие-нибудь острова. Там хотя бы реально уничтожить всех мертвяков и не бояться, что набегут новые. Какой смысл рушить города? Зомби и без рук, и без ног, и с осколками во всех частях тела будут шаркать себе и шаркать. И аппетита к живой плоти им даже сквозная дырка в тулове, через которую можно любоваться закатом, не отобьет!
До вечера мы старательно пакуем и утрамбовываем в багажники машин наши припасы. То, что оставляем в доме, тоже на всякий случай укладываем в рюкзаки и сумки: в случае чего подхватим их — и деру. Может, стоило бы уехать прямо сейчас, до темноты мы бы вполне успели добраться до разбитого военными лагеря. Но никто из нас не решается бросить уже более или менее обжитое место, тем более, что пока все тихо. А что там, за пределами нашего оазиса относительного спокойствия, никто не знает. И ведь мы понятия не имеем, действительно ли мертвяки оставят разрушенные города и побредут искать разбежавшихся живых или же так и будут бесцельно слоняться по темным, опаленным лавинами огня улицам. Вспомнив, что в машине молодого лейтенанта была рация, Мэтт делает попытку связаться с военными, но на всех частотах слышен только треск. Скорее всего, расстояние слишком велико для наших маломощных передатчиков.
Генератор пожирает немереное количество топлива, да и тарахтит, как нам кажется, на всю округу, поэтому теперь стараемся его лишний раз не включать. Кевин отыскал в подвале маленькую походную плитку и газовый баллон. Вполне достаточно, чтобы вскипятить чайник и сварганить какой-нибудь суп из консервов. Ну, или треклятую кашу, которая вгоняет меня в депрессию и вконец омрачает крах мира. Но этим вечером мы ничего не готовим и за стол не садимся, настроение у всех похоронное. Каждый находит себе что-то на ужин сам — от крекеров и йогуртов до разводных супов.
На кухне уже царит полумрак, когда наступает моя очередь явиться за добычей. Водрузив на стол откопанный в спальне старенький светодиодный ночник, я сосредоточенно вытягиваю из сумки протестующе шуршащую упаковку чипсов, поэтому не слышу шагов у себя за спиной. Когда чья-то тень заслоняет призрачный круг света, отбрасываемый ночником, я подпрыгиваю на добрый ярд в высоту и непроизвольно хватаюсь за лежащий на столе нож. Который, правда, на поверку оказывается вилкой.
— Лори, это я! — темная фигура отступает на шаг, примирительно вскидывая руки под нацеленным на него грозным трезубцем. Тьфу ты, черт. Гарольд. Напугал до полусмерти.
— Ужин добывай себе сам, если удастся отбить его у рюкзака, — говорю я, поворачиваясь, чтобы уйти, но Гэри ловит меня за руку. Чахлый, колеблющийся огонек светильника освещает его серьезное и откровенно несчастное лицо.
— Лори, я не знаю, что нам теперь делать, — потерянно бормочет Гарольд. Так, кажется, рыдательно-обнимательный рок в худшей своей форме меня таки настиг. Теперь придется наскрести по всем закоулкам души напрочь отсутствующие задатки матери Терезы и утешать взрослого мужика, который натер себе плечи тяжким грузом ответственности за всех нас, точно Атлант — земным сводом.
— Как-нибудь справимся! — собрав все свои запасы оптимизма, фальшивенько бодрым голосом заявляю я. — Может, завтра на разведку сгоняем, узнаем, что там в лагере у военных. Если придется сниматься с места, так лучше уж с ними…
— Лори, я не об этом, — прерывает меня Гарольд и неожиданно притягивает к себе. — Я о нас. Я вовсе не хочу делать больно Кэсс, но…