Глава 20. Блу. Дыши. Просто дыши (2/2)

— Покажешь, как разбирать и чистить пистолет? — спрашиваю, примостив пустую тару на край стола. С этим бесценным нынче навыком совершенно точно затягивать не стоит. К сожалению, в школе путевых уроков ГО на мою долю уже не выпало, а по студенчеству на военной подготовке мы с девчонками только конечности друг другу бинтовали да уколы на поролоновой жопе учились ставить. Вот боевые отравляющие вещества я как «Отче наш» по сей день помню: иприт, зоман, зарин, фосген. Аминь. Толку только с этих познаний.

— Без проблем. Смотри, — отвечает Ар, взяв протянутый ему пистолет, — это Глок-17, он максимально прост. Сначала нужно разрядить. Убедись, что он ни на кого не направлен. Нажми на кнопку фиксатора обоймы.

Обойма выскальзывает в крупную ладонь и мужчина кладет ее перед собой.

— Открой затвор. Убедись, что патронник пуст, — говорит он — медленно, с расстановкой, повторяя названия частей пистолета, чтобы я точно поняла и запомнила. — Пощупай мизинцем. Если пуст — можно разбирать.

Мужчина возвращает затвор на место, показывает, как его разблокировать, и на столешницу перекочевывает сначала возвратная пружина, потом ствол.

— Все, — с возникшей вдруг легкой усмешкой в самой глубине зрачков говорит он. — Протерла, вставила обратно.

Собирает Глок, протягивает мне:

— Теперь сама.

Прикусив кончик моментально выскочившего изо рта языка — всю жизнь так делаю, когда увлечена каким-нибудь трудовым процессом, в точности повторяю нехитрую процедуру. Лишь с фиксатором затвора происходит небольшая заминка.

— Сильнее, не бойся, не сломаешь, — подбадривает мужчина, и у меня все получается. Ар удовлетворенно кивает и продолжает:

— Теперь обойма. Не отстрелянные патроны удаляются вот так, через выбрасыватель, после того, как дошлешь патрон в патронник.

Оставшиеся в магазине три штуки со звоном вылетают на стол.

— Заряжается еще проще — берешь, вставляешь. Объем — семнадцать патронов, обычных девятимиллиметровых. Потом обойму до щелчка. Ясно?

— Аха.

— Повтори.

Повторяю.

— А если за…стрянет? — запинаюсь, вспоминая вылетевшее из головы слово.

— Заклинит? — подсказывает Ар.

— Да.

— Затвором, такие проблемы решаются затвором. В тяжелых случаях — разборкой и чисткой. Главное — не заглядывай в этот момент в дуло, — хмыкает мужчина.

— Окей, — в тон ему отвечаю я, убирая оружие за пояс джинсов. Надо, наверное, кобурой разжиться для удобства… Теперь я сама себе мент и сама себе солдат. Неплохо бы хоть на банках потренироваться, конечно, только не те времена, чтобы боеприпасы так бездарно тратить.

— Это все патроны? — спрашивает Ар, словно прочитав мои мысли. Киваю. Надо разжиться. Вопрос — где?

— Большое спасибо за мастер-класс.

— Может, и с винтовкой сразу познакомишься? — предлагает он.

— Школа начинающего стрелка? — интересуется вошедший с улицы Лэйк. — Не мешало бы дать пару уроков и другим новеньким.

— По эту сторону оружия как-то уютнее, — не удерживаюсь я и даже ни на едином слове не спотыкаюсь. Ну все, раз язвить начала, да еще по-английски, жить буду.

— Я всегда открыт для сотрудничества, ты же знаешь, — отзывается его отец, хмыкнув с моей подколочки.

— Извини-и-и еще раз! Мы правда не хотели тебя пугать, — фыркает парень. — Просто не думали, что ты вообще выживешь.

— Ладно, я пойду. Спасибо, — говорю я. — Ружье потом. Освою пока Глок.

На самом деле не уверена, что вообще смогу стрелять из этой длинной и тяжеленной бандуры, меня отдачей с ног свалит скорее.

— Вечером, часов в шесть, будет собрание. Приходи. Надо договориться, как мы будем жить дальше, — говорит мне Аарон.

— Конечно, — киваю я. Как будто у меня есть выбор?

Минут через пятнадцать, когда я отдираю от кухонного окна доски, мимо моего дома по реке неспешно проплывает тело. Оно нелепо возится в воде, делая попытки грести, особенно после того, как засекает меня, но у него плохо получается. Может, потому, что плаванье, в отличие от ходьбы, для нас — навык, приобретаемый далеко не всеми? Наверное, он при жизни плавать вообще не умел. Однако течение и его вялые движения все равно как-то нехорошо сокращают между нами дистанцию. Я несусь в сарай, хватаю грабли и караулю его на причале, и когда зомбак приближается, что есть силы луплю этими граблями по башке, и отпихиваю прочь, вся пупырчатая от ужаса, точно ощипанный гусь. Он хрипит и булькает попадающей в рот водой, возмущенно и так страдальчески, что на глаза наворачиваются слезы. Вскоре течение подхватывает его и сносит вниз, все дальше от острова. А я шлепаюсь на причал, обняв колени руками, и судорожно дышу, пытаясь успокоиться. Расслабляться нельзя! Даже здесь я не в безопасности. Нужно быть начеку, всегда, каждую секунду.

Взяв себя в руки, довожу работу до конца и решаю, что стоит закинуть удочку. В сарае помимо инструментов отыскался простенький спиннинг. Я, конечно, лет сто не рыбачила, но дело-то нехитрое? Как на велике ездить — один раз научился, и уже не забудешь. Поковырявшись в прошлогодней листве под деревом, добываю несколько червячков, аккуратно насаживаю одного на крючок, припомнив разом и легендарную сцену из «Особенностей национальной рыбалки», и из собственных с братцами попыток удить рыбу на родимом озере, закончившуюся визитом к хирургу. О, боже… дом. Братья.

— Прекрати, — цежу я сквозь зубы, хлопая влажными ресницами. — Просто заткнись сейчас и забрось эту чертову удочку!

Главное теперь — не треснуть себя грузилом по тыковке и не словить крючком за штаны. Бесконечные раз двадцать леска улетает у меня кое-как, ложась на воду, точно сдутые с веревки шаловливым ветерком портки. Я уже злиться начинаю, когда наконец-то удается забросить ее как следует. Спиннинг — снасть не для ленивых, и обычно им ловят хищную рыбу вроде щуки или форели, водя приманкой туда-сюда. Но моим владел какой-то любитель вздремнуть у воды, так что вызывающе-яркий поплавок в наличии и плавно теперь покачивается на речной глади. Я следую тропой этого мудрого человека и тоже пытаюсь нащупать дзен, но удилище так телепает в руках, что все хищные рыбы Кусы должны заметить мотыляющегося в воде червя за добрых пять миль. Однако же не замечают, и минут через двадцать этого тремора и натужных попыток успокоиться я только все больше раздражаюсь.

«Глотни вискарика. Попустит», — подсказывает внутренний голос.

— Я так сопьюсь к хренам собачьим, — огрызаюсь себе под нос. И тут внезапно поплавок ныряет вниз, леска натягивается, и я инстинктивно дергаю ее на себя и вверх — слишком слабо, может быть, но рыбину все же подсекаю. Спешно наматываю леску на барабан, и в воздух взвивается кто-то, похожий на окуня. Приземляю его подальше от воды, чтобы не сбежал, и не могу придумать, как схватить — он кажется очень колючим на вид. Ничего, не мелкий такой — круглый, чуть больше моей ладошки.

— Прости, приятель… — бурчу я, тюкнув его монтировкой по темечку. Вот так, когда он не дрыгается, проще и крючок достать. Интересно, а есть-то его можно? Чертов чужой континент! Все чужое! Все незнакомое! Дома я точно знаю, что можно тащить в рот, а что — нет!

«Змеюка. Убить убила живое существо, и даже не удосужилась убедиться, что оно съедобно», — ехидничает во мне юный гринписовец.

— Я человека убила, а ты мне про рыбу! — чуть не рычу я, швыряя спиннинг на причал. Багровые пятна расплываются перед глазами, и я спешно сажусь на корточки, чтобы побороть головокружение. Второй панической атаки за сегодня я не переживу. Дыши. Дыши. Просто дыши.

«Просто положи ее в какое-нибудь ведро и покажи потом Флитвудам».

Да. Так я и сделаю.

*Норадреналин, норэпинефрин — нейромедиатор, обеспечивающий химическую передачу нервного импульса в норадренергических синапсах центральной и периферической нервных системах. Общая функцией норадреналина является мобилизация мозга и тела к действию. Норадреналин релиз является самым низким во время сна, повышается во время бодрствования, и достигает гораздо более высоких уровней в ситуациях стресса или опасности, в так называемой реакции борьбы или бегства.