Глава 19. Лорита. Отсекая прошлое (2/2)
— Вот, это район, где мы планируем обосноваться. В принципе, не так далеко отсюда. Если возникнут проблемы, приезжайте, поможем. И держитесь настороже с больными, — повторяет он, мотнув головой в сторону притулившегося на пассажирском сиденье Кевина. — Я от многих слыхал, что сейчас обращение происходит быстрее, чем в первые дни. Не знаю, так это или нет… но лучше перестраховаться.
— Спасибо, — благодарю я, бережно сжимая в кулаке бумажку. Все-таки она — наш путь к отступлению, если дела пойдут совсем неважно. Ну, и мой личный запасной шанс, конечно. Сосуществование с Кэсси, которая уже отвела мне почетную роль вселенского зла, может и не сложиться. Как-то не хочется в случае опасности иметь за спиной компаньона, который вовсе не прочь скормить тебя мертвякам, дабы взор Гарольда лишний раз не искушала. Возможно, я к ней несправедлива — выручила же она меня тогда на дороге, во время стычки с мертвыми школьниками. Но если Гэри будет и дальше вести себя как болван, подтверждая худшие подозрения Кэсси, в другой раз той будет труднее подавить желание выступить на стороне зомби.
Лейтенант запрыгивает в кабину грузовика, заводит двигатель и разворачивается машину, возвращаясь к своим. Остальной транспорт так и маячит вдали у заправки. Наверно, они теперь выкачают оттуда всю горючку до последней капли, раз уж никаких других припасов мы там не оставили. Мэтт достает канистру, и мы заправляем свой угнанный транспорт. Тот факт, что военный вообще словно не обратил внимания на битком набитые пакетами с продуктами тачки, с одной стороны нам, конечно, на руку. Но с другой — это лишнее свидетельство того, что все катится в Тартар*, и никого уже не волнует соблюдение законов. Даже армию. И это доказывает, что дела в мире уже обстоят плохо. Хуже некуда.
Памятуя о предостережении лейтенанта, опасливо кошусь на Кевина. На лбу у него выступила испарина, и выглядит он гораздо хуже, чем в начале нашего похода юных скаутов-мародеров.
— Как ты? — осторожно интересуюсь я, прикидывая, как поделикатней намекнуть на то, что неплохо бы примотать его к сиденью веревкой покрепче.
— По нынешним временам, вероятно, блестяще, раз не перевариваюсь еще в желудке у зомбака и не гоняюсь за другими живыми, чтобы попытаться переварить их, — бледно улыбается Кевин.
— Зомби, наверно, не переваривают пищу, — зачем-то возражаю я. — Их организм вряд ли вырабатывает по-прежнему слюну и желудочной сок.
— Ну вот, на досуге можно замутить исследование на тему усвоения пищи альтернативно живыми согражданами, — хмыкает Кевин. И помолчав, добавляет: — Мы еще даже не представляем, насколько уже изменился мир. Еще неделю назад мне и в страшном сне не привиделось бы, что я в один миг потеряю обоих родителей. И собственноручно похороню их в саду. А потом узнаю, что, возможно, мне самому осталось жить от силы пару дней. Но при этом всего сутки спустя буду грабить магазин и во все горло хохотать над убитым заправочным пистолетом зомби. Который, к слову, тоже не так давно был обычным человеком и не предполагал, что превратится в тварь из ночных кошмаров. Мир меняется, Лори. Мы уже начинаем жить даже не одним днем, а одной минутой, а иначе просто съедет крыша. Все, кто выживут, изменятся вместе с миром и однажды, ручаюсь, сами себя не узнают. Но никуда от этого не деться: пути всего два — в новую реальность или на тот свет. И да, тот парень был абсолютно прав, — резко меняет тему Кевин. — Точно помню, что среди магазинного добра были мотки веревки. Лучше тебе последовать совету и связать меня. Что-то мне совсем неважно. Кажется, будто в горле моток колючей проволоки застрял, и все тело ломит.
— Что у вас там? — убравший в багажник канистру Мэтт подходит к нам и озабоченно всматривается в осунувшееся лицо приятеля. Потом, нахмурившись, говорит, что эту тачку поведет сам, а мне велит садиться за руль внедорожника. Кевин без всякого выражения в голосе повторяет просьбу привязать его, и Мэтт не спорит. Мы находим веревку и, чувствуя себя какими-то чертовыми извергами, тщательно приматываем нашего спутника к спинке сиденья.
Хотя меня мелко трясет, обратно мы умудряемся добраться без происшествий. Ни одной живой или мертвой души нам больше не встречается, дорога пуста. Больше всего я боюсь, что Кевин действительно умрет, и Мэтт ничего не успеет сделать. И после этого мне уж точно лучше даже не возвращаться. Но когда мы тормозим перед коттеджем, Кевин, хвала всем богам, еще жив. Подбежавшая Кристи удивленно смотрит на опутывающие его веревки, но ничего не говорит Мэтту. Вдвоем они уводят друга в дом, я остаюсь выгружать наши трофеи.
— Лори, — окликает меня вышедший во двор Гарольд, и в голосе его отчетливо слышна озабоченность. — Как все прошло? Ты в порядке?
Вот же черт. Кажется, он реально не понимает, что сам на каждом шагу провоцирует свою подругу. И это отнюдь не идет на пользу нашему вынужденному апокалиптическому тимбилдингу. Лучше бы ему вообще не проявлять интереса ко мне. Но ведь именно на этом я и сыграла, когда напрашивалась уехать с ними, разве нет? Теперь хочешь — не хочешь, а придется как-то выкручиваться.
— По нынешним временам — лучше не бывает, — отвечаю я, едва ли сознавая, что практически цитирую недавние слова Кевина. Тут, к моему облегчению, возвращается Мэтт, и мы все вместе беремся перетаскивать в дом свою с боем взятую добычу. Когда последний пакет перекочевывает в коттедж, со второго этажа спускается Кристи. На лице у нее какое-то растерянное, озадаченное выражение.
— Как Кевин? — с беспокойством спрашивает Гарольд.
— Температура высокая, — отвечает ему сестра, — хотя это, в принципе, ожидаемо, не надо было ему никуда ехать в таком состоянии. Но у него по всем признакам острый тонзиллит… вроде бы Z-вирус так себя пока не проявлял, его симптоматика в первые дни похожа на грипп, а никак не на ангину. Анализов я, конечно, взять не могу, но характерный налет на миндалинах трудно с чем-то спутать.
Услышав это, мы начинаем надеяться на лучшее. Хотя следующие дни и проводим точно на иголках, тревожно следя и за Кевином, и за новостями. Первый радует нас определенно больше: уже на вторые сутки температура падает, а на третьи Кристи удивленно констатирует полное выздоровление. Даже с учетом приема антибиотиков рекордно короткое течение для тонзиллита. Но никто из нас над этим феноменом особенно не задумывается: поправился — и отлично, хотя бы эта беда миновала. А вот новостные сводки ничего хорошего не сулят.
Сперва с экранов окончательно исчезают благостные лица врачей, рекомендующих спасаться от смертельной пандемии обильным питьем, витаминами и медицинскими масками. Битые сутки беспрестанно крутят сообщения о массовой эвакуации, повторяют координаты самых крупных лагерей временного размещения для выживших и уже настоятельно рекомендуют всем немедленно покидать города и самостоятельно продвигаться к точкам сбора.
На второй день звучит предупреждение о приостановке и консервации атомных электростанций. Тоже, разумеется, временной, исключительно «во избежание техногенных катастроф, связанных с перебоями в обслуживании АЭС». Собственно говоря, это последняя весть, которая доходит до нас из внешнего мира. Вечером электричество отключается. Гарольд врубает генератор, и его тарахтение врывается в царящую вокруг тишину, словно треск автоматной очереди. По экрану телевизора бежит лишь серая рябь. В гробовом молчании мы поглощаем немудреный ужин.
С тоской ковыряя в тарелке с кашей, которую люто ненавижу еще с детства, я размышляю о том, что, наверно, следует ввести режим жесткой экономии — как продуктов, так и горючки. Жизнь без электричества представляется при этом куда большей потерей, чем нехватка продуктов: от каши и разводной лапши отказаться куда проще, чем от горячего душа и книжки на ночь. Впрочем, кое-чего я оптимистично не учла — вместе с электричеством нас покидает и водоснабжение, так что теперь роскошью становится даже холодный душ. Скважина здесь своя, насос может работать и от генератора, но мы стараемся включать его лишь при крайней необходимости. В конце концов, никто не знает, сколько нам еще тут куковать, а топливо теперь будет на вес золота. Да и шум лишний тоже ни к чему.
Нам здорово подфартило, что на участке имеется колонка — один в один, как в старых фильмах. Кевин говорит, что при модернизации доставшегося им от деда дома отец настоял на сохранении этого раритета. И конечно, спасибо судьбе за то, что мы не в городе. Там с уходом электроэнергии пришлось бы сделать ручкой и благоустроенной уборной. Вся городская канализация, как и система водоснабжения, завязана на работе насосов и к автономности абсолютно не приспособлена. В местностях малонаселенных почти ничего централизованного нет, у каждого, так сказать, собственные удобства.
С утра мы собираем все ведра, кастрюли, канистры и таскаем воду для готовки, стирки и прочих нужд. Когда тягаешь ее собственноручно, то сразу замечаешь, какого возмутительного расхода H2O требует даже обычная помывка головы. Первой идет на кардинальные меры Кристи. Она просто и без затей собирает волосы в хвост на макушке и срезает все лишнее. Остается лишь пышная шапка коротких кудряшек. Днем позже и я следую ее примеру, правда, оставляю достаточную длину, чтобы локоны можно было собрать в хвостик или пучок — падающие в неподходящий момент на глаза пряди отнюдь не помогут мне метко стрелять.
Выйдя из ванной с изрядно укороченной шевелюрой, натыкаюсь на Гарольда. Он зачем-то пропускает между пальцами еще влажную, закурчавившуюся прядь и говорит, что мне идет новая стрижка. По закону жанра как раз в этот момент в коридоре появляется Кэсси. Смерив нас ледяным взглядом, она разворачивается и уходит, так и не сказав ни слова. Мне стоит немалых усилий удержать рвущееся с языка ругательство. Как будто мало нам того, что весь мир полетел к чертям и никто понятия не имеет, что делать дальше! Вот надо еще идиоту Гэри, прах его побери, так некстати отваливать непрошеные комплименты, чтобы его подруга уж точно прониклась ко мне хорошо выдержанной ненавистью! Чем он вообще думает? Да даже будь я по уши в него влюблена, чего и в былые времена не наблюдалось, в создавшемся положении меня меньше всего интересовали бы амурные глупости.
Хотя до сих пор мы не видели рядом с домом ни одного живого или мертвого человека, ощущение тревоги не покидает меня ни на минуту, и все проявления симпатий Гэри вызывают лишь раздражение. Даже если в нем взыграли прежние страсти, более неподходящего времени для рокировки дам сердца он даже специально не смог бы найти. Впрочем, я и раньше ведь знала, что умом Гарольд не блещет. Мы и расстались-то оттого, что мне с ним стало отчаянно скучно.
Я так и не успеваю высказать Гэри, что думаю о его дурацком поведении. Уже привычную напряженную тишину внезапно нарушает далекий раскатистый звук, напоминающий удар грома. Но на небе-то сегодня ни облачка. По спине почему-то ползут мурашки, и меня охватывает предчувствие беды. Не сговариваясь, мы выбегаем на улицу.
*Та́ртар (др.-греч. Τάρταρος), в древнегреческой мифологии — глубочайшая бездна, находящаяся под царством Аида (представление, начиная с Гесиода), куда после титаномахии Зевс низвергнул Кроноса и титанов и где их стерегли сторукие исполины Гекатонхейры, дети Урана. Там же были заточены циклопы.
Это тёмная бездна, которая настолько же удалена от поверхности земли, насколько от земли небо: по словам Гесиода, медная наковальня летела бы от поверхности земли до Тартара в течение девяти дней. Тартар был окружён тройным слоем мрака бога Эреба и медными стенами с медными воротами бога Посейдона.