Глава 18. Блу. Изоляция (1/2)
Просыпаюсь от какого-то внутреннего импульса и тут же покрываюсь холодной испариной — где я?! Серый сумрак за окном гостиной мешает сориентироваться во времени, и сердце панически разгоняется, пока полусонный мозг отдает припозднившуюся команду успокоиться. Я на острове на реке Куса, штат Алабама, на чужом диване в гостиной чужого дома, под чужим пледом (даже не помню, как я им укрылась). И все мои друзья умерли.
Отпустившая в блаженном беспамятстве боль немедленно затекает за грудину, на место уползающего страха, уютно и основательно устраиваясь там чугунным котом. «Щелк» кнопкой включения телефона. Привет, песа… Связи нет, и, кажется, больше не будет. Спутники-то летают… а вот вышки уже обесточены. Как же быстро все случилось… Может, это все же не конец? Машинально начинаю листать фотки… Наш последний концерт в Бирмингеме. Это мы в Джорджию катались… А вот и первое выступление… и останавливаюсь, только когда слезы уже переливаются через край и скользят по щекам. Быстро погасив экран, резким движением сую телефон под жесткую диванную подушку. Всхлипнув, утираю лицо ладонями. Сколько же я проспала? Утро сейчас или вечер? Глянуть число в смартфоне не догадалась, а снова трогать его не хочу… Боюсь. Судя по тому, как надрываются за окном птицы — все же утро. Это что, я часов пятнадцать кряду продрыхла? Впрочем, не удивительно.
Попытка подняться с дивана оборачивается настоящим испытанием — натруженные беготней по лесам и долам мышцы так забиты молочной кислотой, что первый же шаг исторгает из моей груди старушачье «О-о-о-о-ох!». Бедра ноют, будто там фурункулы. Правда, фурункулов у меня не водилось, но сравнения страшнее в голову что-то не приходит. Чугунные ступни не желают слушаться. Так больно и мерзотно мне не было, даже когда я по студенчеству вывихнула ногу и еще добрых пару километров на ней до дому хромала.
— Хрен ли… Тебе далеко не двадцать, — бурчу я, растирая мышцы не менее ноющими ладонями. — Хотя кого ты хочешь обмануть? Ты и в двадцать так же помирала после похода в горы… Слезы разочарования всех физруков обеих школ. Кровавые.
Только рукопашка из меня человека и сделала. Точнее, попыталась. В изрядные уже двадцать шесть годков. Эх, сейчас бы ванну горячую… и какого-нибудь обезболивающего. Лучше того, которое булькает. Подлечиться, поесть и снова спать… Мне нравится спать. В «спать» не больно.
Доковыляв с грехом пополам до туалета, обнаруживаю, что кнопка слива не работает. Насос тут, поди, индивидуальный в каждом доме, и он, само собой, обесточен. Ладно, проблема легко решается с помощью ведра, благо, воды под боком хоть залейся. Второй «сюрприз» тоже малоприятен, но спасибо, что «красная конница», как выражалась моя бабуленька, замаячила на пороге сейчас, когда есть крыша над головой и возможность помыться, а не в лесу среди зомбаков. Что, если они чуют запах крови, как акулы? Б-р-р-р, нет, не хочу об этом даже думать! Так, а у меня хоть прокладки-то есть? И вот теперь обезболивающее мне совершенно точно понадобится.
Ковыляю назад в гостиную и принимаюсь выгребать из рюкзака вещи и припасы. Да как я его вообще перла?! Он же килограмм двадцать весит, не меньше… Как же есть хочется! Пустой желудок немедленно заливается сердитой трелью. Секундочку еще потерпи, пожалуйста… Достав планшет Арса в подаренном мною чехле с рисунком из «Сталкера», я зависаю, не решаясь вытащить его и включить. Ощущение рукояти ножа в ладонях, хруст тканей, разрываемых лезвием… Ты убила его. Вот этими вот руками. Снова накатывают слезы, и, протолкнув комок в горле, я поспешно откладываю планшет в сторону. Он будто жжет мне руки… Руки убийцы. Потом… Может быть, попозже. Когда я немножко соберу себя в кучу. Когда сумею себя простить.
Пачка прокладок обнаруживается на самом дне. Теперь ими весь чулан неплохо бы набить… на будущее. Уже сейчас видящееся в весьма мрачных тонах. Очень, очень хочется верить, что ситуация вышла из-под контроля только в Алабаме… или даже — черт с ними — только в США, а там, по ту сторону океана, справились, обуздали, но… Но. И все же я решительно настроена выжить. Зачем? Да просто назло… вот этому вот всему! Назло самой Санта Муэрте*, как величают эту стерву в соседней Мексике. Ты забрала половину тех, кого я любила. А, возможно, уже и всех. Но меня ты не получишь, сука костлявая! Не сейчас.
Завершив нехитрый утренний туалет, снова падаю на диван с бутылкой виски, пачкой джерки и сухариков. Их в большой на вид упаковке котик наплакал, но еду теперь придется экономить… Ты ж хотела похудеть? Вот и наслаждайся дармовым фитнес-марафоном. Глоток нелюбимого напитка обжигает горло и пустой желудок, и я поспешно сую в рот кусочек вяленого мяса. Как же вкусно! С ума сойти. Так, не торопись и отставь-ка вискарек в сторонку… не хватало еще, чтобы тебя стошнило. Стараясь жевать тщательно и неторопливо, я съедаю свой ранний завтрак, понимаю, что этого маловато, и добавляю к нему десерт — шоколадный батончик с емким названием «Zero». У нас таких не продают, по крайней мере, я не встречала. Глюкозовую бомбу дожевываю уже пополам со слезами — эти батончики нравились Лису. Не понимаю, почему, ведь чертова нуга c карамелью вязнут в зубах не хуже ирисок «Золотой ключик». Да кому вообще в здравом уме и трезвой памяти может нравиться белый шоколад?! А Лису нравился…
Облизывая сладко-соленые губы, снова прикладываюсь к бутылке, уже понимая, что это не поможет. Я не умею пить одна, не умею напиваться… Мне негде и незачем было этому учиться. Только хорошая компания, хорошая закуска, хороший разговор… Резкий стук в дверь прерывает эту полупанихиду, напомнив, что я на этом острове не одна. Здесь вообще-то полно людей — чужих, с совсем иным менталитетом, говорящих на тягучем, малопонятном языке, людей, которым что-то от меня сейчас нужно. Что? Мои невеликие припасы? Мой пистолет? Рабочие руки?
— Hey, Blue, are you here?** — несется с улицы.
Поскольку я все еще в одном нижнем белье, заворачиваюсь в плед и, прихватив оружие — такое непривычное, чужеродное в руке, босиком шлепаю к двери, по пути спешно стирая с лица соленую влагу. Сердце испуганно разгоняется. Больше всего мне сейчас хочется, чтобы меня просто оставили в покое. Хотя бы на день.
— Привет, — произносит Аарон, когда я аккуратно приоткрываю дверь. А вдруг там все-таки зомбак, который просто слегка вежлив по старой памяти?
— Morning,*** — ответствую я, поскольку ни по одной шкале на good оно не тянет.
— Предпочитаешь уединение? Девочки сказали, что ты убежала вчера… ни с того ни с сего. Все ок?
— Да, все хорошо, спасибо, — уверяю я.
— Здорова? — спрашивает его сын. На плече у него висит винтовка.
— Да, — односложно отвечаю я, хотя на самом деле чувствую себя так, будто меня КамАЗ переехал. Но это просто от перенапряжения и месячных…
— Выглядишь неважно, — сообщает Лэйк Ааронович, протягивая мне градусник. — У нас есть заболевшие. Из тех, что с вами вчера приехали.
Да ну?! А я после всего пережитого, как британская королева или юный пучок шпината должна выглядеть? Ну, осунулась, ну, синяки под глазами. Но препираться нет ни сил, ни запаса слов, поэтому молчком измеряю температуру прямо на пороге, не предлагая гостям войти. И сама пугаюсь округлившейся на шкале цифре сто. Но это же не много? Что-то там чуть за тридцать семь?
— У тебя небольшой жар, — сообщает Ар. — Ты не укушена?
— Нет! Это от стресса, наверное, — мгновенно вспотев, предполагаю я. — У меня… эти… женские дни, — добавляю, потому что тупо не помню, как «менструация» по-английски. — Еще я в речке вчера мылась! А она холодная.
Нет. Нет-нет-нет-НЕТ! Я не могу умереть от чертовой лихорадки теперь, когда с таким трудом и потерями выжила, вырвалась из Бирмингема! Лихорадка-Z так не начинается! Она резко стартует c высокой температуры, как у Тимки! Так писали в соцсетях…
— Мы не можем рисковать. Тебя надо изолировать, — не оставляет мне выбора Аарон. Я вижу, как он смотрит на мою заведенную за спину руку. И мне этот взгляд не нравится.
— Я останусь здесь, — отрезаю я. — Запрусь изнутри — и все.
— Нет, не пойдет. Безопаснее запереть тебя снаружи, чтобы не пришлось потом ломать двери, — рационально рассуждает сынок.