Глава 10. Блу. Бесконечно много тьмы (2/2)

— Выходит, был! — парирую я. — И чуть нас всех не сожрал!

— Замолчи! — требует один из его приятелей от продолжающей подвывать женщины. — Ты сейчас целую толпу соберешь своими воплями!

— Он ее укусил, — поясняет Арс, прижимая меня к себе и нервно оглядываясь. Мы остановились на какой-то развязке, внизу, в темноте, практически ничего не видно, кроме пары горящих на удалении домов — похоже, мы уже в пригороде. Из приставших к нам машин снова никто не высовывается, просто смотрят испуганно, чуть опустив стекло, на то, что у нас творится. Там есть и подростки, и совсем маленький ребенок, кажется…

— Выходит, Бэт теперь тоже заразная, — заключает Рон.

— И что ты предлагаешь?! — с наездом интересуется тот парень, что пытался усадить ее в джип. — Бросить ее умирать?! Мы ведь сюда за твоим братишкой поперлись!

Все на таком взводе, что мне кажется, еще одно слово — и перестрелка неизбежна.

— Это еще неизвестно! — встреваю я. — Ничего толком не известно! Вдруг у кого-то иммунитет? Надо ее перевязать.

А у самой перед глазами только скрутившийся в тугой горячий клубочек Тимка… А ведь его даже не кусали.

— Да что там, к х**ам, неизвестно, кто укушен — тот заболевает лихорадкой, умирает и сжирает свою семью! — почти орет Рон. — Навидался я такого! Пуля в башку, как вот этому вот, — он указывает на смирно лежащего, начинающего коченеть Пашку, — единственное лекарство!

— Ори погромче, чтобы нас всех наверняка сожрали! — вспыхивает вдруг Кори, не прекращая озираться. Бэт уже перевязывает второй ее приятель, или брат, или черт знает, кто он ей там. А я с запоздалым ужасом думаю о том, скольких близких эта жалкая кучка людей уже успела потерять. Матерей. Отцов. Мужей. Жен. Детей…

С этого момента кузов пикапа становится смесью морга и лазарета: тела и укушенную Бэт оставляют там под надзором ее друга. Мы с Арсом перекочевываем в джип, на пропитанное кровью заднее сиденье. Ее медный привкус висит в салоне, вызывая вялые спазмы в пустом желудке. Стекло с моей стороны цело, и это рождает иллюзию некоторой защищенности. Здесь теплее, чем в открытом всем ветрам кузове, и у меня неожиданно начинают слипаться ресницы. Видимо, адреналин в крови упал, и сосуды закономерно расширились. А я тот еще гипотоник.

Впрочем, задремать мне не судьба. И на том выезде, до которого удалось добраться, затор в одну сторону на все полосы, вопреки никому неважным сейчас правилам дорожного движения. Подумав, принимаем непростое решение — оставить машины и двигаться дальше пешком. Подобрать другую, прямо с торчащими в замке зажигания ключами, больше не проблема. Главное — от города убраться как можно дальше. Торопливо прощаемся со своим погибшим звукачом, просим у него прощения за то, что бросаем его так…

Рюкзак с вещами на спину, тесак за пояс, биту в руку. От любезно предложенного дробовика я, поразмыслив, отказываюсь. Железяка это тяжеленная, а с непривычки и без нужных навыков в моих руках почти бесполезная. Я скорее себе отдачей плечо вывихну или подстрелю кого-нибудь безобидного. Наконец-то и наши случайные спутники выбираются из своих машин, испуганно перешептываясь. Двое мужчин, женщина, пара подростков, ребенок. М-да… Хороша компания. Прямо десятый наш десантный батальон! Впрочем, Пашка наш был здоровым как бык, белым цисгендерным мужчиной, и все равно это его не спасло. А я вот все еще жива… каким-то чудом.

Идти в темноте опасно, подсвечивать себе фонарями — еще опаснее. Со страху, интуитивно все жмутся в кучку, точно заночевавшие в чистом поле овцы. Мы с Арсом крепко держимся за руки. Мне так спокойнее. Ему тоже.

— Выберемся, — обещает он. — Найдем какую-нибудь ферму, пересидим хаос.

Верю. Что потом — не загадываю. Так же, как не думаю, на что сейчас похож наш с ним родной город. Если уж США со всей своей административной машиной не справляются… Будем решать проблемы по мере их поступления.

А уж они себя ждать не заставляют. Вырисовываются из темноты хрипяще-рычащей стаей, когда мы пересекаем какую-то рощицу между трассами. Не спасла нас светомаскировка. Похоже, им темнота не помеха: они нас просто чуют! Одна сверхбыстрая тварь вырывается вперед, как в гребаном триллере, как в какой-нибудь «Обители зла», ведь в норме человеческий организм на такие скачки не способен! Паника рождается мгновенно. Кто-то с визгами шарахается в сторону, проламываясь сквозь кусты куда глаза глядят, мы, напротив, сбиваемся в кучу, паля во взвившуюся в воздух гадину, но она все равно шваркается аккурат на Кори, впиваясь тому зубами в шею.

— В голову! Бей в голову! — ревет Рон, отрывая зомбака от брата. Остальные мертвецы не такие шустрые, но их много, так много! Я обрушиваю биту прямо на чью-то прекрасную голливудскую улыбку, с треском вколачивая дорогущие плоды стоматологических трудов в алчно раззявленную глотку. Удар, еще удар, в который я вкладываю все силы, какие у меня только есть, и зомбак наконец падает. А на его месте уже дергаются трое, и пока я бью одного, второй успевает цапнуть меня повыше локтя, прежде чем Арс проламывает ему череп прикладом. Кто-то слева истошно визжит — человека рвут заживо.

— Беги! — орет он. И я несусь, не разбирая дороги, молясь только, чтобы он бежал следом! Ветки трещат под подошвами ботинок, воздух со свистом врывается в горящие легкие, если я оступлюсь или подверну ногу — мне конец! Но в эту адскую ночь Апокалипсиса Джа на моей стороне. Или боги хаоса. Или великий космос. А может, и сам Сатана — не знаю. Но меня — мелкую, неплохо упитанную, ни разу не легкоатлетку точно кто-то хранит. Роща внезапно заканчивается, и прямо перед моим носом вырастает громада пожарной машины, на которую я взлетаю что твоя белка-летяга. На ней уже сидит кто-то более расторопный. Только оседлав лестницу на самом верху, я оглядываюсь. Следом карабкается еще пара человек — я свечу всем в лица чудом не потерянным в этом хаосе фонариком, но Арса среди них нет! В рощице все еще грохочут выстрелы, быстро приближаясь к трассе — мужчины отступают, отстреливаясь, один за другим появляются на трассе и карабкаются на спасительную машину. Рон и мой басист бегут последними — волокут под руки обливающегося кровью Кори. Рон подсаживает хрипящего, зажавшего рукой порванную глотку брата наверх, но тот уже никакой от обширной потери крови. Заслонив его телом, Рон стреляет как остервенелый.

— Арсен, сюда! — кричу я, одной рукой цепляясь за алюминиевую перекладину, вторую протягивая ему. Рядом кто-то спешно перезаряжается, лязгая обоймой. Мертвые текут из рощи рекой. Я успеваю схватить его за руку, но силенок на рывок уже нет, да и не было никогда. Первая тварь впивается ему в ногу, вырывая скользкие от крови Кори пальцы из моих.

— Нет!!! — кричу я, срывая голос, швыряю в гадину биту. Воздух наполняется грохотом пальбы, пороховыми газами, криками боли и ярости. Через несколько минут все кончено. Зомбаки перебиты. Но эти несколько минут стоили Арсену жизни.

Тихонько подвывая от ужаса, сползаю вниз, обдирая живот о какую-то железяку. Он стоит, прислонившись к пожарке — бледный как полотно, обхватив себя за плечи, пытаясь зажать искусанные руки — он ими горло прикрывал… Если бы на нем была куртка! Но он оставил ее Пашке, которому уже ни хрена не нужно! Рядом на земле умирает Кори. Рон в неистовстве крушит черепа застреленных зомбаков ботинками, прикладом, проклиная господа бога и всех его ангелов. Мне кажется, он рехнулся. Кажется, я сама сейчас рехнусь. Кто-то надрывно зовет некую Миранду.

— Вс-с-се б-будет х-хорошо, — хриплю я, дергая застежку рюкзака. — Я в-все сейчас перевяжу.

Но онемевшие пальцы меня не слушаются. Кто-то вдруг бросается помогать… подросток из той, другой машины. Распаковывает бинты. Рвет майку на полосы. Предлагает Арсу обезболивающее. Кровища хлещет из жутких рваных ран так, словно это стая питбулей поработала. Не представляла, что человеческие челюсти способны сотворить такое! Я затягиваю повязки туго, как можно туже, чтобы остановить кровотечение. Арс кусает губы, чтобы подавить стоны боли.

— Ты… цела? — произносит он наконец.

— Да… Наверное. Да! — восклицаю я, ощупывая укушенную руку. Плотная телячья кожа цела. Рон плачет над телом брата.

— Надо пробить ему голову, — тихо произносит один из его приятелей, присев рядом. — Чтобы он не стал одним из них.

Мужчина поднимает на того совершенно обезумевший взгляд, медленно вытягивает из поясной кобуры пистолет, подносит к виску… своему виску. И нажимает на спусковой крючок. Я уже даже не вздрагиваю.

Его приятель, отпрянув, негромко ругается. Потом подбирает выпавший из разжавшихся пальцев Глок и стреляет еще раз — в Кори. Потом поднимается, меряет нас с Арсеном таким же безумным, как у Рона, взглядом — сердце мгновенно ухается в пятки, а надпочечники выпуливают в кровь новую порцию адреналина, и вдруг поворачивает пистолет рукояткой вперед и протягивает мне.

— Просто жми на крючок. Валим.

Подобрав ружье Рона, он делает знак остальным двигаться дальше. Когда мы зашли в рощицу, нас было человек пятнадцать. Осталось семеро.

— Спасибо, — благодарю я парнишку, что помог перевязать Арсена. А теперь помогает поддерживать его при ходьбе.

— Твои… — начинаю я и осекаюсь, имея в виду ту самую пропавшую Миранду с младенцем на руках, которую так и не дозвались.

— Я не знаю их, мэм, — мотает он растрепанной головой. — Они просто жили на одной улице с моей бабулей.

Разговор умирает, не родившись. Как умирает весь этот чертов мир. Как умирает мой уже пожираемый инфекцией друг. Последний друг на этом континенте. А до рассвета еще столько тьмы…

Мы плетемся битый час или больше в максимально возможной тишине, изредка нарываясь на одиночных зомбаков, которых мужчины убивают без лишнего шума. Ног, да и всего остального тела, я уже просто не ощущаю. Арс старается не стонать, но у него жар — я и без градусника чувствую. Он часто пьет и идет все медленнее и медленнее. По дороге встречаем еще одну группу таких же, как мы. Чуть не перестреляли друг друга с перепугу… Дальше плетемся вместе. Мне казалось, что мы уже выбрались из города, но впереди вдруг снова вырастают несколько высоток. Университет? Жилой комплекс? Какая теперь разница! Небо над головами внезапно наполняется шумом вертолетных винтов, и мы, не сговариваясь, бежим прятаться под деревья. В Алабаме этого добра валом! Страшно, что нас просто расстреляют с воздуха из пулеметов.

— Давайте передохнем! — прошу я, когда мы проходим между темных, зловеще молчащих этажек. Дальше, вглубь, за ними что-то горит. Все настолько измотаны, что соглашаются без всяких препирательств. Сбоку между высотками сложена нехитрая баррикада из всякого подручного хлама, уж не знаю, что и от кого там она должна была отгораживать? Заглянув в проулок и убедившись, что он чист, группа устало рассаживается на земле. Каждый просто падает, где стоял, вытягивая гудящие ноги. Я помогаю Арсену лечь, укладываю его голову себе на колени, поглаживая жесткие черные волосы, пропитавшиеся запахом пожарищ, горящее от лихорадки лицо. Через полчаса я уйду в новую страшную, одинокую постапокалиптическую жизнь. А он останется. Навсегда.

Я и ему солгу. Я никогда не вернусь в это место и не похороню его по обычаю предков.

До рассвета бесконечно много дней тьмы.