Глава 6. Блу. Разлом (1/2)
Тектонический разлом. Трещина базальтовых плит, несущих земную поверхность. Теперь я знаю, как это выглядит, когда вся твоя жизнь раскалывается на до и после. И ты начинаешь осознавать, что так, как было раньше, не будет уже никогда. Потому что стряслось непоправимое. Как следует я пойму и прочувствую это уже совсем скоро. А пока Арс, заглянувший следом за мной в ванную, выталкивает меня оттуда со сдавленным: — Не смотри! — и налетает на окончательно впавшего в кататонию барабанщика: — Что, мать твою, случилось?! Лис на тебя напал?! Тим! Тимур!
Он трясет его за плечи как грушу, но Бум только улыбается, тупо и страшно, глядя остекленевшими глазами куда-то сквозь Арсена. Я видела сумасшедших в реале. Бредящего шизофреника в стадии обострения в считанных сантиметрах от себя. Но такого, когда сходят с ума от страха прямо у тебя на глазах — никогда. Я вообще не думала, что это возможно где-то, кроме нервических новелл Эдгара По.
Пашка и Кори суются в похожий на скотобойню санузел и с разношерстными двуязычными матами пятятся назад. Звукач задевает меня плечом и только тут у меня наконец-то получается сделать вдох. Судорожный, надсадный, с хрипом, несущий густую вонь мокрого железа и меди. О, скоро этот запах, приправленный сладковатым душком тлена, сделается моим неизбывным спутником! Я научусь с первого вдоха различать кровь живого и мертвого человека, и определять степень «свежести» зомбака по оттенкам валящего от него амбрэ. Скоро. Но еще не сейчас. Сейчас у меня перед внутренним взором — лишь отрубленная голова моего гитариста, беззвучно и беспомощно разевающая окровавленный рот. И черные рваные пятна перед глазами.
— Да что ж ты натворил, ублюдок?! — взревает Пашка, бросаясь к Тимке, и тут ко мне возвращается дар изустной речи.
— Не трогай его… У него, похоже, крыша поехала, — выдавливаю я, прислонившись к стене, чтобы побороть резкий приступ головокружения. У меня так бывает. Редко. Вегето-сосудистая дистония — вечно холодные лапы и такие вот вертолеты с пустого места. Что уж о стрессах говорить.
Звукач замирает с уже занесенным кулаком. Арс поворачивает ко мне сделавшееся желтовато-серым лицо, на котором ярость и ужас мешаются с детской какой-то беспомощностью.
— Как? — тихо спрашивает он.
— Вот так. Как в дешевой мелодраме. Посмотри на него — это же кататонический ступор или что-то вроде того. Бум в шоке. Надо… дать ему что-нибудь успокоительное. Посильнее. Чтобы вырубился. Может, еще отпустит, — говорю я.
— What the hell is fucking shit?!* — орет Кори, вытаращившись на нас безумными глазами. Арсен, пропихнув вставший в горле ком, в нескольких словах объясняет ситуацию.
— Запереть надо этого чокнутого к хренам собачьим! Пока он нас всех не прикончил! — зловеще пророчествует админ. И добавляет еще что-то вроде «долбаные русские психи». Наверное, уже страшно жалеет, что позволил нам остаться. Как знать, так ли уж он далек от истины? Арс медленно подбирает валяющееся с той стороны кровати окровавленное оружие, все так же по-детски беспомощно глядя на блаженно улыбающегося Тимку. Не подозревала, что один некрупный паренек способен отрубить другому такому же голову обыкновенным кухонным топориком для мяса.
— А с Серегой… что делать с Серегой? Он теперь… заразный или как? — растерянно произносит Пашка. И это шок. Боль потери еще не дошла до сознания.
— Он теперь мертвый. Мертвых хоронят, — отрезаю я, в самом деле не имея понятия, насколько токсична его кровь или слюна, ведь Лис умер не от лихорадки. Рана не была смертельной сама по себе, а в Интернете писали, что укушенные начинают точно так же температурить, плюс осложнения от ранений добавляются. Успела ли инфекция разойтись по крови? Заразна ли она при попадании на кожу, или в этом здании теперь даже дышать опасно? Тем более, что один обратившийся у нас уже заперт в подсобке, а Кори угваздан кровищей тучной миссис по самое не балуйся.
— Вирус по схеме передачи на бешенство похож, но и воздушно-капельным тоже передается. Началось-то все с лихорадки, — напоминаю я. — Мы все уже можем быть носителями, но лишний риск ни к чему. Кори, ты бы умылся, — добавляю я для него по-английски. Постстрессовый мандраж сотрясает тело крупной дрожью, и я вываливаюсь в коридор за глотком воздуха, не пахнущего этой мокрой ржавчиной. Админ, подстегиваемый страхом и дельным советом, убегает в облюбованный ночью номер.
— Тебе плохо? — спрашивает Арс, на деревянных ногах выходя следом. — Может, воды?
Он все еще держит окровавленный топорик в руке, не зная, куда деть орудие убийства, и просто кладет его на пол. Не трогать бы его по-хорошему… В другой ситуации. Только копов теперь вызывать бессмысленно. Да даже если там хоть кто-то еще жив и бдит на посту, телефоны все равно не работают. Так что улики сохранять больше не для кого и незачем. Анархия, как ты и мечтала. Мать порядка…
— Пиз**ц… какой пиз**ц, — приговаривает Пашка, спиной вперед покинув место преступления и сползая на пол по стеночке. Его светлые глаза просто в блюдца превратились от ужаса. И как же невероятно я с ним согласна! Вот так оп, и за какие-то считанные мгновения мы потеряли практически половину группы. Вот он, Лис, был еще каких-то десять минут назад. Дышал, волновался, надеялся, планы строил. Семь лет… семь лет дружбы, творчества, работы бок о бок — репетиции, споры, записи, ругань, примирения, первые шаги… успех какой-то. А теперь… И никакими моими самыми грозными тапками Тимку в чувство не привести. Из таких состояний без помощи специалиста выйти трудно, если не вовсе невозможно.
— Поверить не могу, что все это с нами происходит, — выдавливаю я и приказываю себе мысленно: «Возьми себя в руки! Немедленно!»
— Он его, походу, в ванную позвал, рану промыть… и вместо помощи — топором по шее, — весь передергиваясь, сообщает Пашка. — С шизиком год играли!
Меня продирает новая порция мороза по коже.
— Да кто ж знал-то, что он вот так е***ется?! — восклицает Арс, косясь в открытые двери номера. Никто. Никто не знал, что таит в себе психика молодого, веселого и шебутного Тимки. Тем более никто не знал и знать не мог, что сломаться она может в одну секунду.
— Так, хватит… Нужно что-то сделать… Пойду поищу успокоительное какое-нибудь. А вы Тимура из этой комнаты в другую переведите. Аккуратненько и без эксцессов. Ладно? — прошу я, все еще пытаясь справиться с трясучкой. Какая там вода, водки бы хватануть грамм сто, или коньяку.
— Ты за кого меня держишь? — неприятно удивляется Арс.
— Извини. Просто давайте все дружно возьмем себя в руки. Беда уже случилась. Надо постараться не допустить новых. Никто из нас не виноват, это чертов форс-мажор!
Ничего, кроме аспирина, витаминок и перекиси с пластырем в нашей дорожной аптечке, конечно, нет. Да и в местной вряд ли отыщется. Но, может, у Кори хотя бы снотворное есть? Американцы его, по-моему, горстями едят, как и всякие колеса от гиперактивности. Он уже отмылся от брызг крови и даже рубашку сменил.
— Держи, — сует он мне в руки пузырек. — Две штуки, не больше, ок?
— Поняла, — киваю я. — Спасибо, Кори.
Он в ответ лишь морщится.
К моему возвращению пацаны уже перетаскивают Тимку в другую комнату. В буквальном смысле — идти он отказывается. Но агрессии не проявляет, просто никак не реагирует на внешние раздражители. Чуть схлынувшая было жуть снова сдавливает сердце ледяной лапищей.
— Тима, надо выпить таблеточки. Слышишь меня? Просто открой рот, — уговариваю я барабашку непослушными от стресса губами. Дохлый номер. Тима улыбается.
— Давай я ему зубы разожму, — предлагает Арс.