Часть 69 (2/2)
- Ты ведь не жалеешь, что мы взяли А-Сюэ? - Сяо Синчэнь оставил в покое одежду и лег.
Темный заклинатель тут же перевернулся и улегся сверху, практически полностью взобравшись на даоса, положив тому голову на грудь и забросив его руки на себя. Синчэнь столкнулся с таким странным поведением не в первый раз за прошедшие годы, и пусть не спрашивал об этом, но точно знал, что эта привычка появилась у босяка в то время, пока сам он был мертв. Промолчал и сейчас, не желая тревожить старые раны.
- Не жалею, - все-таки ответил Сюэ Ян, полежав так немного. - Ты же знаешь, я жалею только об одном.
Даоджан уснул гораздо раньше темного заклинателя, так что Сюэ Ян еще какое-то время лежал и слушал медленный, ровный стук его сердца – самый успокаивающий в мире звук для босяка из Куйджоу, в итоге, как ни иронично, оказавшегося основателем ордена за компанию с даосами и бывшим небожителем, и старался ни о чем не думать. Во всяком случае, ни о чем плохом, вроде выходок А-Сюэ, никак не желавшего понять, что Сюэ Ян давно уже сам себя наказал, так что все его жалкие потуги напрасны. Или вроде кармических наложников Синчэня, но мысли в засыпающем мозге так или иначе возвращались к самым больным местам. И когда Сюэ Ян в очередной раз поднял голову, почувствовав сквозь закрытые веки, что свеча на столе догорела и погасла, вокруг оказалось светлее, чем он думал. В окно похоронного дома безжалостно светила холодная, полная луна, выбеливая все вокруг до рези в глазах. Но разбудило его не это, а запах прелых листьев и сладких яблок. Казалось бы, откуда им взяться зимой, когда все укрыл непорочный в своей кажущейся чистоте снег? Но запах был.
Сев прямо на Сяо Синчэне верхом, темный заклинатель оперся о бортик гроба и с непониманием смотрел на потемневшее лицо даоджана. Оно должно было быть бледным, немного синеватым от просвечивающих вен, но было землисто-серым, в свете полной луны, на фоне белых одежд и повязки это было сильно заметно. Как и немного набухший, на
фоне осунушихся щёк, раскрывшийся, будто пытавшийся вывернуться наизнанку, порез на шее, из которого каплями выделялась клеточная жидкость. И этот сладковатый запах. Запах разложения.
Сюэ Ян выскочил из холодного гроба, как ошпаренный, и бросился проверять все печати нетления вокруг. На стенах, на полу, на самом гробу и даже на теле Сяо Синчэня. Все было верно, никаких ошибок, но талисманы не помогали. Даоджан начал разлагаться. Посерели и руки, сложенные на груди, некоторые участки кожи, как и губы стали иметь серо-фиолетовые пятна, а рот немного приоткрылся из-за того, что тело стало медленно, но неумолимо распухать, так что сладковатый запах смерти усилился, приправленный внутреностным.
Истерика длилась долго, еще и проклятый таз с окровавленной водой, тот самый, из которого босяк омывал руки и шею Сяо Синчэня в перую ночь после смерти, раз за разом оказывался под руками, заставляя задыхаться от соленого металлического запаха, хотя Сюэ Ян точно помнил, что уже отбрасывал его в сторону, даже разбил о стену один раз. Но когда крушить и раскидывать стало нечего, даже соломы под ногами не осталось, темный заклинатель снова стал перебирать дрожащими руками каждый гуев талисман. Никаких ошибок не было, каждая *лядская черточка была на своем месте, ци текла так, как положено! Но Синчэнь разлагался! Глазницы провалились сильнее, а из-под белого ханьфу стали виднеться чёрные вены.
Снова забравшись в гроб и сев на ноги даоса, Сюэ Ян быстро, насколько это было возможно замерзшими в этом ледяном доме, негнущимися пальцами, принялся раздевать его, местами просто разрывая завязки и ткань. Ничего, потом переоденет, когда разберется, в чем проблема, и тело даоджана снова станет нетленным, замершим во времени. Прошибавший собственное тело холодный пот, кажется, застывал льдинками прямо на коже от мороза или от ужаса, босяк и сам не знал, но двигаться было все сложнее, его била крупная дрожь, руки тряслись, как после недельного запоя.
Распахнув, наконец, и чжуньи, Сюэ Ян в немом оцепенении смотрел на вздувшийся темными буграми с черными венами живот даоджана, на потемневшие промежутки между выпиравшими ребрами. На начинающих появлять на теле мух.
Нужно было что-то делать, пока он не сгнил окончательно, пока трупные пятна не расползлись по всей коже. Нужно было слить мертвую кровь, вскрыть полости и выбросить все гниющие органы, промыть и… И кинжал, вытянутый из рукава, дрожал так, что лунные зайчики плясали по всему похоронному дому, но даже они не могли отбелить чернеющую кожу. Сюэ Ян не мог прикоснуться к даоджану лезвием, не мог причинить даже такую несуществующую боль, подумав, что в такое тело, выпотрошенное и набитое соломой, Синчэнь точно не захочет вернуться. И не сможет, наверное. Порезав вместо этого свои пальцы, глубоко, со скрипом сухожилий, он стал рисовать печати нетления прямо на уже потемневшем теле. Широко, размашисто, стараясь покрыть ими как можно больше, пачкая ханьфу и даже стенки гроба, после чего прислонился лбом к мертвой груди и просто кричал, пока не сорвал голос, не зная, до кого пытается докричаться, до Сяо Синчэня ли, до богов или демонов.
А потом просто лег, как лежал до пробуждения. Тело начало опадать, проваливаться между костей, усыхать. Медленно-медленно, так, что у Сюэ Яна сначала даже появилась ничтожно малая надежда, что печати заработали, но нет, сколько бы он ни целовал и не умолял Синчэня одуматься, сколько бы ни вливал ци в свои кровавые знаки, даоджан продолжал гнить. Кожа ослизла и местами лопнула, обнажая разлагающиеся мышцы, и босяк пытался стягивать ее обратно, но она коварно расходилась от этого все дальше. Он совсем обессилел к концу суток или недели, Сюэ Ян никак не мог понять, сколько же времени прошло под этой непоколебимо холодной зимней луной. Просто лежал в гробу и смотрел, как по осевшей, кажущейся совсем тонкой тростинкой, руке Синчэня, обтянутой пергаментной кожей, ползают маленькие личинки. Мушиные, наверное, а темный заклинатель и не заметил, что здесь были мухи, ползавшие по ним двоим. Но чувствовал, что грудная клетка под его щекой начала медленно проваливаться, проседать под его весом, и оттуда, изнутри, слышалось копошение червей. Просто лежал, уложив руки Синчэня на свои плечи, и ждал, когда они сожрут и его, потому что душа уже была сожрана, осталось только никчемное, бесполезное тело. Потом, кажется, снова была истерика, Сюэ Ян уже не был уверен, но помнил, как выгребал руками толстых белых червей из их общего гроба, вычищал пустые глазницы даоджана от слизи и опять прикрывал их повязкой, теперь-то она как влитая сидела между надбровными дугами и острыми скулами, когда мягких тканей на лице почти не осталось, только обтянутый темной, скользкой кожей череп в обрамлении еще державшихся на нем волос, хотя черты Синчэня все еще угадывались на нем. И нова Сюэ Ян выгребал новых червей, снова рисовал печати нетления, хотя кровь из начавших отгнивать пальцев уже не текла, а заражение окончательно лишило его последних сил. Да и тело Синчэня теперь больше походило на мумию, осев окончательно, провалившись везде, где раньше было мягко, прогнивая так стремительно, будто старалось наверстать упущенное, получив свободу. Но темный заклинатель не мог оставить его в покое даже таким, снова крича, матеря даоджана последними словами и умоляя остановиться, не разрушать последнюю связь, остаться с ним.
- Ты не можешь так поступить! Не можешь! Это гораздо страшнее того, что сделал я, так просто не честно, даоджан! Останься!
- А-Ян? - донеслось в ответ снизу, но Сюэ Ян продолжал одновременно подновлять печати, выкидывать мешавших вездесущих червей, и давиться слезами, понимая, что это всего лишь помутнение рассудка, ведь у Синчэня давно не осталось ни целых легких, ни голосовых связок, ни пригодного для речи языка, чтобы отвечать на его отчаянные крики. Вместо этого изо рта выползали новые полчища личинок, ища выход из истлевшего тела.
Даже когда мумифицированные пальцы стали хватать его за руки, труп сопротивлялся, начав отбиваться, не давая рисовать печати, он не верил и не хотел отпускать, пока в итоге даоджан не сел и не встряхнул темного заклинателя так, что у того зубы клацнули.
- А-Ян, пожалуйста, успокойся!
Сяо Синчэнь, белый, как снег, но живой и здоровый, снова встряхнул сидевшего на нем мужчину и даже занес руку, чтобы отвесить пощечину и остановить истерику, но взгляд Сюэ Яна стал почти осмысленным. Темный заклинатель никогда еще не кричал во сне так ужасно, и даоджан серьезно испугался, проснувшись от такого, а когда тот еще и сел, принявшись выбрасывать что-то невидимое из постели, а потом и рисовать на самом даосе печати нетления, и вовсе запаниковал.
- Сяогуй, это был сон, - Синчэнь отпустил дрожавшие руки темного заклинателя и обнял его, снова укладываясь обратно уже вместе с ним, погладил по спине. - Только сон, все хорошо, успокойся.
Сюэ Ян молча вцепился в перепуганного даоджана мертвой хваткой так, что дышать было трудно, и уткнулся в плечо. Сяо Синчэнь тоже молчал и продолжал гладить его, чувствуя, что чжуньи на плече становится мокрым. Ночка обещала быть долгой и тяжелой, такого с темным заклинателем давно не случалось. А в таких ужасающих масштабах и вовсе никогда раньше, хотя кошмары у него и не были редкостью.