Часть 30 (1/2)

- Письмо из Байсюэ? - Сяо Фэнбо сразу оживился, услышав об этом за обедом. Но тут же изобразил скуку и спросил будто из вежливости, - И как там этот мелкий чудик?

- Получил первое наказание, - вздохнул Сяо Синчэнь, наливая чай. - Смешно сказать, его будто застали целовавшимся с другим учеником…

А-Сюэ выронил палочки, даже не поняв, чем именно так сильно возмущен.

- Какая глупость, право же, - покачал головой даоджан. - А-Шень бы такого не сделал, уважаемый Лу Чэн наверняка что-то путает.

Мальчик залился краской и возблагодарил всех богов за то, что Бай-ши так никому и не сказал, в чем была суть его претензий к шиди. Вся школа до сих пор считала, что дело в его навязчивости с объятиями и излишней привязанности, разве что А-Сян был в курсе, потому что сам надоумил мелкого по незнанию. А теперь звереныш еще к кому-то с этим прицепился… Фэнбо воткнул палочки в рагу и нахохлился, злясь на мелкого.

- Впрочем, главный настоятель пишет, что после этого Шаншень реабилитировался и уже неделю являет собой пример послушания для всех учеников.

- У тебя и второе письмо есть, неофициальное, - напомнил Сюэ Ян. - Не как главе ордена от настоятеля…

Синчэнь заметно смутился:

- Да, Лу-ши жалуется на Бай-сюна и призывает меня исключить такого испорченного заклинателя из ордена, дабы не очернять репутацию…

Темный заклинатель рассмеялся, представив, что бы сказал этот хмырь, если бы и он заявился в гости.

- Бай-сюн испортил ему все яблоки, что должны были пойти на церемониальное храмовое вино, и лучшего ученика, - совсем тихо закончил даос. - А еще скандалит, сквернословит и сеет разврат… Боги, ну зачем он яблоки-то трогал, - Сяо Синчэнь прикрылся рукавом и тоже захихикал.

- Лин-гэ просто развлекается, он не терпит скуку, - отмахнулся Сюэ Ян, не услышав ничего нового или страшного в поступках друга. - Странно, что самого Лу-ши еще не испортил, у него же талант перевоспитывать суровых, неприступных, скучных даосов.

Фэнбо еще подождал какое-то время, надеясь, что про Шаншеня расскажут еще что-то, но родители уже завязли в споре о поведении бывшего небожителя в Байсюэ, так что мальчик отодвинул пиалу и ушел тренироваться, чтобы выплеснуть злость из-за мелкого чудика на деревянных манекенов. Это же надо, так позорить имя их клана и целоваться с каким-то учеником… И с кем? Вдруг это кто-то из его старых знакомых, которых отправили на обучение в монастырь? Или кто-то еще старше? Вдруг этот кто-то не так поймет дурную привычку шиди приставать к людям и обидит его? Или ответит на это, что еще страшнее...

Лу-ши слегал с мигренью пять раз за две недели, но успехи маленького Шаншеня неизменно заставляли его выздоравливать, подниматься и возвращаться к преподаванию. Воспитанник его лучшего ученика старался свыше всякой меры, прилежно исполнял все задания, помогал другим ученикам и не смел поднимать глаз от пола, никогда не хвастаясь своими даже самыми очевидными успехами и ничего не прося для себя, воплотив в себе все три сокровища даосизма. О том, что маленький даоши воспитанник еще и нечестивого дьявола с отвратительно звонким смехом, Шифу старательно не думал, как и о его чешуйчатом диди.

Но больше Лу-ши старанию А-Шеня удивлялись только его наставники. Мальчик действительно вел себя пугающе примерно, искренне старался и следовал всем правилам. И выглядел при этом до того несчастным и убитым, что сердце кровью обливалось. Сталкиваясь где-нибудь с Иньлином, детеныш больше не повисал у него на поясе с объятиями, а почтительно кланялся и скорее шел дальше, уворачиваясь и от попыток самого Бай-фу обнять его. Единственным, с кем лисенок продолжал разговаривать, как раньше, не считая его Цзинси, был А-Сян, которого Лу-ши причислял к чертям, как и Иньлина.

- Он больше никогда не прибежит среди ночи и не заберется по нам в кровать, чтобы разбудить и спросить какую-нибудь несусветную глупость? - бывший небожитель отрешенно смотрел в потолок, осознавая весь ужас того, во что неотвратимо превращался их шумный, суетливый лисенок.

Сун Лань только вздохнул от стола, глянув на лежавшего посреди комнаты на полу заклинателя. Тот улегся навытяжку и чинно сложил руки на груди, хоть в гроб перекладывай, и уже палочку благовоний убито перечислял все то, что Шаншень больше не станет вытворять.

- Ты знал, что делает с людьми воспитание в Байсюэ, - напомнил он Иньлину.

- Но не так же быстро. Еще и месяца не прошло, а от А-Шеня одна тень осталась. А-Сян же мракобесит, как и раньше, а лисенок с ним больше на хулиганские вылазки не ходит.

- Начинаю думать, что зря посоветовал ему сосредоточиться на учебе, чтобы не тосковать по дому, - даоджан все же отложил книгу, которую переписывал для библиотеки Байсюэ.

- Главное, что он больше не заикается о своем гэгэ. Но на него все равно больно смотреть.

Шаншень думал о гэгэ почти все время, потому и был таким тихим и отрешенным. Ночами ему снились кошмары, виделось, что Фэнбо забыл о нем, не узнавал после возвращения или просто не хотел больше знать, отталкивал, женился на А-Мэй и вообще уходил из ордена, чтобы быть подальше от него. Тогда лисенок вешал змея на плечи, тихо пробирался в комнату к А-Сяню и сворачивался у него под боком в болезненный комок, чтобы отогреться и не плакать. Потому что, оставаясь в одиночестве, он сразу начинал рыдать. А вот при свидетелях научился сдерживаться. Только Бай-фу боялся обнимать, потому что с ним всегда можно было поплакать, а правила Байсюэ запрещали это делать.

А с А-Сянем было хоть немного теплее. Не так, как с гэгэ, в который раз напоминал себе А-Шень, но все равно пытался согреться. Хотя бы снаружи. Холод, что поселился внутри, не уходил ни от тепла друга, ни от Цзинси, ни от горячего чая, ни от похвалы наставников.

- Давай подольем Лу-ши вина и посмотрим, как он поет, - предложил очередную шалость Осян перед обедом.

Шаншень пожал плечами. Ему действительно было все равно, чем занят Шифу, поет он или нет и почему.