kiss me (1/2)
Мёрзлую улицу обволакивал лёгкий дождь, укутывал холодным покрывалом дорогу, убаюкивал монотонным ритмом ещё не спящих людей. Сонхва, укутавшись в тренч, за которым вчера вечером пришлось вернуться в институт, понуро шёл в сторону дома. Стараясь контролировать дрожь в теле, он пытается ускориться, дабы наконец-то оказаться в родных стенах одинокого лофта. Он чертовски сильно устал — за спиной двенадцать часов на ногах, он отработал дневную и вечернюю смену в баре. И, кажется, что в этом ничего сложного нет — ходи за стойкой да разливай алкоголь, но обязанностей, на самом деле, намного больше.
Но Сонхва не жалуется. Ему, в принципе, до сих пор некому.
Наконец зайдя в здание, он проходит в лифт и дрожащим то ли от холода, то ли от усталости пальцем жмёт на цифру последнего этажа. Облокотившись о стенку, Сонхва прикрывает глаза и шумно выдыхает. Он даже почти ничего не поел сегодня, но и аппетита никакого не было. Хотелось просто быстро принять горячий душ и завалиться на кровать, дабы проспать до десяти утра — а дальше по новой. Он работает в том баре с окончания средней школы, то есть уже шестой год. Сначала простой уборщик, после — грузчик; помощник барменов; а теперь и сам бармен. Хозяин бара его любит, лелеет, платит хорошо, и потому Сонхва нет смысла жаловаться. Тем более работает он лишь три дня на неделе — среда и выходные.
Пройдя в лофт, Пак облегченно выдыхает и стягивает промокшие сапоги, которые тут же поднимает и, шлёпая сырыми носками, проходит в ванную. На автомате поставив сапоги на сушку, он так же вешает тренч на сушилку, стягивает и прилипший к телу свитер, повесив рядом.
— Я не думал, что ты так долго работаешь.
Сонхва подпрыгивает на месте и врезается в стену, схватившись за сердце. Хонджун и сам пугается такой реакции, а после слабо улыбается и опирается плечом о косяк двери.
— Ты… Что ты тут… Как? — отдышавшись, Пак ошалело оглядывает улыбающегося Кима, что до сих пор в его одежде, словно и не снимал.
— Я тебя полдня уже жду. — пожимает плечами Ким. — Прости, пришлось взломать пароль на двери, я правда не хотел, но я и не думал, что тебя нет дома… А уходить как-то не хотелось.
— Но зачем?
Хонджун вновь жмёт плечами и подходит ближе, пробегаясь кончиками пальцев по паковым бокам, а после резко хмурится:
— Пак Сонхва, да ты же ледяной!
Сонхва смущённо опускает взгляд и тихо ойкает, когда Ким без задних мыслей расстёгивает его джинсы и приседает, помогая раздеться.
— Хонджун, что…
На него лишь шикают и, стянув и боксеры, толкают в сторону ванной. Хонджун закрывает слив и включает горячую воду, а после давит на плечи Пака, заставляя сесть. Сонхва послушно усаживается, смущённо подтянув колени к груди и потерянно следя за сосредоточенным Кимом, что проверял, не слишком ли горячая вода.
Замерев и о чём-то задумавшись, Ким быстро выскальзывает из ванной, оставляя Сонхва одного. А тот расслабляется и улыбается глупо. Хонджун о нём заботится, носит его одежду, и это греет сердце, так же, как и горячая вода, наполняющая ванну, греет тело.
— Ты ведь наверняка ничего не поел, да? — слышится громкий голос Кима с коридора, а после он проходит в ванную с двумя бокалами и бутылкой красного вина. — На самом деле я притащил это к тебе с мыслью провести что-то вроде приятного вечера, но, думаю, приятный вечер может быть и в ванной, да?
Приятный вечер? Красное вино? Романтичная сторона Сонхва кричит о свидании на дому, а другая — о том, что Хонджун просто захотел расслабиться. Зачем ему устраивать свидания с таким, как Пак, верно? Они же абсолютно не подходят друг другу?
— Там ещё, кстати, на кухне жареные крылышки в кляре, одино-таксуюк, что ещё… а, сэу-тим, ульмён… Прости, я не помню твоего вкуса, поэтому взял всего и сразу.
Сонхва лишь в шоке смотрит на него, хлопая ресницами и то и дело открывая и закрывая рот, даже не обратив внимания на то, что он не говорил ему, что предпочитает в еде. Хонджун купил сколько? Это же всё стоит недешево, какого чёрта?
— Зачем так тратиться? — всё же тихо выдавливает Сонхва, начиная медленно расслабляться в горячей воде.
Пожав плечами, Хонджун мягко улыбается и наливает вина в бокалы, ставит их на широкий уголок ванны.
— Ты не против, если я присоединюсь? — тихо интересуется он и, получив уверенный кивок, раздевается и с улыбкой усаживается в ванную, напротив Пака. — Иди ко мне.
Сонхва сначала не понимает, каким образом должен сесть ещё ближе, ведь их колени и без того соприкасаются, но то, как Ким облокотился о борт и развёл ноги… Пак со скромной улыбкой разворачивается и ложится спиной на его грудь, с довольным выдохом вытянув ноги. Он до сих пор не согрелся, продолжая мелко подрагивать, и это несколько смущало, но тёплые ладони Хонджуна осторожно ложатся на его плечи, скользят на грудь, растирая кожу. Приятно. Горячо. Желанно. Сонхва хочется застрять в этом моменте подольше, до остывшей воды в ванне, до согретых сердец.
Продолжая одной рукой мягко поглаживать смуглую кожу, свободной Ким тянется за бокалом и отдаёт его Сонхва.
— Согреем тебя не только снаружи, но и внутри. — тихо усмехается он, и Пак мелко дёргается от дыхания, осевшего за ухом. — Ты пугаешься любой мелочи…
— Да, прости. — надеясь, что его красные щёки не видно, Сонхва припадает к бокалу и отпивает терпкого вина, а после мелко морщится. — Это с детства.
— Разве это не показатель того, что тебя буквально зашугали? — Хонджун берёт свой бокал.
— Это началось после смерти мамы и папы… Друзей у меня особо не было, а сестра, сам понимаешь, не может дать такой опоры, которую даёт отец, так что… Из-за издевательств в школе я и стал… Таким.
Не пожалеет ли он позже, что позволил Киму проникнуть в душу? Не будет ли после убиваться из-за того, что однажды впустил того в сердце? Впустил ли? Хонджун, скорее, сам ворвался в него и чувствует себя там более, чем прекрасно, словно дома, уживаясь с его чертями.
— Будем исправлять. — мягкий поцелуй оседает на затылке, теряясь в мокрых волосах. Горячая ладонь продолжает рисовать причудливые узоры на груди, и Сонхва, сделав ещё один глоток вина, несмело откидывает голову на кимово плечо, прикрыв глаза. И это самое противоречивое, что когда-либо было в его жизни; человек, которого он практически не знает, становится всем: комфортом, уютом, счастьем и болью. Самой тупой болью, давящей, сжимающей грудную клетку и сковывающей сердце.
— Зачем, Хонджун? — он шепчет, не раскрывая глаз. — Зачем ты делаешь это со мной?
— Делаю что?
Вместо ответа Сонхва берёт Кима за руку, что порхала над его грудью, и прижимает к левой её стороне, позволяя услышать сбитый ритм сердца. Хонджун на пару мгновений замирает, а после слышится тихий стук хрусталя о кварил, и поверх руки Сонхва ложится вторая кимова ладонь, слабо сжимая.
— Если я скажу, что хочу этого, — Ким шепчет, слегка повернув голову к Паку. — то тебе не будет противно?
— Я вчера позволил тебе взять в рот… Ты понял… — бубнит тот. — Думаешь, мне правда противно?
— Люди бывают разные.
— Всё в порядке, Хонджун. Я… Я тоже хочу этого.
Хонджун, кажется, сразу же облегчённо выдыхает. Он более ничего не говорит, прикрыв глаза и размеренно поглаживая пакову ладонь. Опустошив бокал, Сонхва ставит его рядом с кимовым и мягко отстраняется, вновь развернувшись и взяв шампунь, стоящий за бокалами.
— Можно я? — тянет Ким и, получив одобрительный кивок, включает душ.
Он осторожно смачивает волосы Сонхва, словно тот не проторчал более получаса на улице под ливнем; наносит шампунь и растирает его, мягко массируя кожу головы, тепло улыбаясь, когда Пак прикрывает глаза и чуть склоняется к нему, дабы было удобнее. Смыв шампунь, он слегка недоумённо следит за тем, как Сонхва забирает душ из его рук и повторяет — смочить волосы, намылить, помассировать, смыть.
— Почему мне кажется, что мы встречались раньше? — шепчет он, разглядывая рыжие струйки, что стекают с волос на тонкую шею. По-прежнему хочется укусить.
Хонджун лишь мелко улыбается и слабо ведёт плечами, тихо посмеявшись с щекотки на плечах.
Из ванной они выходят спустя ещё час, распаренные и улыбающиеся, в мягких халатах на голые тела. Сонхва ощущает, как буквально вся усталость ушла, хоть спать хотелось до сих пор. Аппетит вернулся, что оповестил тихо запевший желудок, и Ким, смеясь, тут же повёл Пака к столу, доставая еду из термоланчей.
— Наверное придётся всё немного подогреть. — суетится Хонджун, начиная хозяйничать, словно в собственном дому, а Сонхва подмечает, что тот более не прихрамывает, но и пластыря на его колене он не припомнит.
И от этой всей ситуации больно режет сердце. Это ведь… Не всегда так будет. Хонджун ведь не будет жить у него, рано или поздно перестанет заботиться, потеряет интерес, а может и вовсе забудет. Стоит ли привыкать к этому? Вряд ли. Это словно самому себе вонзить клинок в живот — не умрёшь сразу, но и шансов выжить не так много.
От подобных мыслей Сонхва совсем не замечает, как начинает тихо плакать.
— Ой-ой, ты чего? — взволнованно щебечет Ким, подбежав к нему и мягко уместив ладони на его щёки, растирая слёзы. — Сонхва?
— Прости… — всхлип. — Прости, я п-просто так отвык от заботы…
Хонджун лишь тихо вздыхает и подтягивается на носочках, оставляя целомудренный поцелуй на его лбу, а Сонхва от этого плачет сильней, и Ким не находит ничего лучше, чем просто обнять.
И Пак сжимает его в объятиях в ответ, прячет лицо в шее, мочит слезами халат и не может успокоиться. Просто тот факт, что его дома ждали, что кто-то о нём беспокоился и даже потратил много денег просто потому, что не помнил предпочтений в еде — стягивает сердце тонкой проволокой. Он плачет, вдыхая осевший на кимовой коже запах собственного геля для душа и совсем не представляет, что Хонджуну больно точно так же.
— Прости. — бубнит Сонхва, шмыгая носом. — Прости, мне так жаль…
— Тш-ш, — на макушке ощущается мягкий поцелуй. — всё в порядке. Я понимаю, правда.
Сонхва мотает головой и отстраняется от него, растирая и без того покрасневшие глаза.
— У тебя был наверняка тяжёлый день на работе, — шепчет Хонджун, криво улыбнувшись. — а ещё ты очень соскучился по домашнему уюту, когда дома тебя ждут, когда заботятся, разве нет? Сколько лет ты живёшь один, Хва?
— С семнадцати. — он поднимает взгляд до кимовых глаз и мелко вздрагивает; Хонджун смотрел на него с нежностью и теплотой. — Три с половиной года.
— И ты правда извиняешься за это? — тихо удивляется Ким. — Это много, Сонхва. Мало бы кто выдержал. И мне нравится, что ты не скрываешь себя рядом со мной.
Пак вновь роняет пару слезинок и оседает на стул, протянув к Хонджуну руки и, когда тот послушно подходит ближе, утыкается лицом в его живот, обнимая за бёдра.
Люблю-люблю-люблю — лишь в мыслях. Сонхва чувствует, как задыхается от этого чувства, от того, насколько же ему нравится Ким, плевать даже, что знакомы они чертовски мало.
Пак успокаивается минут через пять, и Хонджун всё же уговаривает его хотя бы немного перекусить. Два ночи на часах, а они сидят на кухне, в полумраке, едят куриные крылышки в кляре, Сонхва охотно уплетает сэу-тим, смущённо посмеявшись с удивлённого Кима и оправдываясь, что давно не ел морепродуктов. Они сидят до трёх, перебираются в спальню, и Хонджун вспоминает про забытую в ванной бутылку вина, за которой после убегает, а возвращается лишь с ней и пачкой сигарет.
Вино пьют прямо с горла, смеясь и тихо разговаривая. Сонхва, разморённый терпким алкоголем и кимовой нежностью, удобно устраивается на его голой груди и довольно мычит, когда Хонджун осторожно подносит фильтр сигареты к его губам.
— Можно я буду приходить к тебе почаще? — шепотом интересуется Ким, следя за тем, как свет луны играется с едва заметной струйкой дыма из паковых уст.
— Хорошо, но не взламывай дверь. — вздыхает Пак. — Я лучше доверю тебе пароль.
Хонджун на это не отвечает, лишь тихо усмехается и, забрав протянутую сигарету с двумя тягами, свободной рукой принимается массировать пакову голову. Он гладит невесомо, ласково, перебирая смоляные пряди, улыбаясь, когда Сонхва на секунду припадает губами к его ключице.
— Ты мне нравишься, Хва. — шепчет Ким в потолок, сделав большой затяг.
Ему так и не отвечают, сладко засопев.
Утро начинается в десять тридцать пять, и Сонхва лениво потягивается, сонно осознавая, что его обнимают за талию со спины. Лениво улыбнувшись, он переворачивается и едва не сталкивается носом с кимовым. Хонджун ещё спит, вытянув одну руку, на которой лежала голова Пака, а вторую уместив на его боку.